Начало тут: http://www.udaff.com/creo/86408/

Я шагал по дороге к школе, где расположилась наша группа несколько дней назад.
Мы почему-то до сих пор используем эти слова. «День». «Вчера». «Сегодня». Вот только с «завтра» - осторожничают. Как и со словом «последний» - говорить нельзя. Только – «крайний». Завтра для нас – это «потом», или «после». Когда потом и что после – об этом никто не знает, даже Палыч.

Главное – всматриваться под ноги и не наступать на стыки бетонных плит. Серая дорога идёт вдоль кирпичного забора. С другой стороны – по-ночному чёрные кляксы кустов и пятна деревьев. Стыки на бетоне неплохо видны, надо лишь быть внимательнее.
Ещё немного, и я научусь видеть в темноте, как Иван. Тот уже словно филин – слышит за километры, видит любое движение в кромешной тьме и на огонь старается не смотреть – глаза начинают болеть.

«Три танкиста, три весёлых друга – экипаж машины боевой...» - вдруг начинает крутиться в голове мотивчик.
Стоп.
Внимательнее. Внимательне.
Оружие у меня хреновое для боя. Обрез «тозовской» двухстволки. Хотя чего там... Сгодился ведь. Выручил раз, когда зачистку станции и вокзала делали.
Зачистка по-любому лучше, чем пост. Там за сутки проклянёшь отца с матерью за то, что родили. Крышу не у одного уже сорвало. Даже Иван однажды влез на броню и разнёс зачем-то памятник на площади. Отработал по нему из «зушки». Палыч с поста его снял, но не орал, как обычно. Лишь в морду заехал, и то – несильно.

На зачистке мандраж есть, но ты собран, не на измене. «Движение – основа жизни» - учит Палыч.
К вокзалу подошли незамеченными. Сыпал мелкий дождь, третьи, наверное, сутки подряд. Всё отсырело, бушлат неподъёмным стал. Одна вещь лишь сухая осталась – каска. И то – изнутри. «Не застёгивай, - дал совет Палыч. – Прилетит «подарок», черканёт, каску собьёт, только и делов. Застегнёшь – оторвёт башку к ебеням».
К дождю и темноте мы уже привыкли. Но мандраж – почти всегда. Любой непонятный звук, любое колебание воздуха – как наждаком по нервам. Среди длинных верениц поездов и еле заметного отблеска рельсов всегда не по себе. Под ногами, как ни старайся бесшумно ступать, шуршит, шелестит гравий. Прямо над головой, на неизвестной тебе высоте – чернота неба. С боков зажимает нескончаемое замкнутое пространство.
Иногда попадались сгоревшие вагоны и физически ощущался разрыв в давящей на психику стене. Хотелось поднырнуть под состав, выбраться с чёртового вокзала и перебежками, как учил Палыч, на проспект. Там опаснее – Местных встречается много больше, но там наш блок-пост, наши «зушки», там – люди.
На станции – только Местные.

Кисло пахло гарью и мокрым железом. Дрон и Палыч ушли вперёд, уже завернули за лежащий набоку тепловоз. Иван едва слышно шёл по крышам товарняка, легко перескакивал с вагона на вагон.
Местный вынырнул прямо из-под колёс, выкатился на гравий, попытался с ходу подсечь.
С перепугу жахнул в него из обоих стволов разом. Разинул рот и зачем-то давил на крючок ещё и ещё. Пытался достать левой рукой хоть один патрон из подсумка.
Попятился, споткнулся. Упал на бок, продолжая целиться в тело у рельсов. Заскрёб ногами, отползая под соседний состав.
Тенью спрыгнул с крыши Иван. Выбежали Палыч с Дроном. Добивать Местного не пришлось – принял оба выстрела. Сдох на месте.
Был бы у меня пистолет или «калаш» - промазал бы, уверен. Обрез - кучно бьёт.
«Первый твой?» - спросил Палыч.
Я кивнул и почувствовал, что трясусь от смеха. 
«Местный сдох на месте...»