Памяти СашБаша.

В отдалённом совхозе победа
Был потрепанный маленький ЗИЛ…

- Вставай сынок… завтрак через пять минут.
Отец ещё раз потрепал сына за плечо и направился в кухню.

Ему не хотелось вставать. Точнее не моглось. Артём чувствовал себя преотвратительнийшим образом.
В голове был рой ос, которые нещадно жалили глаза при попытке их открыть. Во рту царила засуха, да такая, что впору было мечтать о всемирном потопе. Смерть как никогда, даже когда конкретно загремел на стройке со второго этажа на кирпичи, гоняясь с пацанами, не была так близка. Даже когда чуть не утонул от дядькиной учебы плавать путём му-му
– выплывешь? помычим на радостях от счастья,
было не так плохо.
На сей раз было всё гораздо хуже.
Начиналось у Валерки. Потом в бильярдной. Ну и далее по пунктам… Принесли часа в два… в дрова.
«Граждане родители, детё познакомилось с алкоголем… остались неизгладимые впечатления.»
Мать что-то причитала… отец?? Отец вроде по морде хлестал… но как-то вяло… вроде и  не дохлестался. А теперь вот утро и «сынок… завтрак». И странным образом батя не на работе. Да и вообще… нету пилорамы. Что-то не так, а значит надо вставать…. Ну хотя бы выползти.

На кухне отец что-то вкусно жарил, чашки уже дымились свежим ароматом кофе.
Артём с удивлением отметил, что батя готовит (готовит!!) бутерброды с яйцом. Это когда вырезаешь серединку из куска, отрезанного от батона, кладёшь на горячую сковороду, туда разбиваешь яйцо, ну и посолить там. Потом, дождавшись, чтобы с одной стороны была плёнка, не дающая вытечь яйцу - перевернуть. В итоге получается вкуснотища, под кофе – самое то. Быстро и абажрательно (вкусножрателям превед – прим. меня).

Отец коротко взглянул на сына:
- Садись… я там тебе бальзаму добавил… лечись… хе-хе… сынок.
- Бать… я это… я не хотел…
- Матери потом стонать будешь – марш рожу умывать и сюда…
- Па… я есть, не хочу, а вот кофе…
- Пинка? – отец отвернулся от плиты и хищно-вопросительно изготовился дать сыну «самое лучшее». Артём стремительно… от слова стрём…шарахнулся в сторону ванной комнаты, по дороге долбанувшись об угол в «припадке страха», неподдельным, как это трезвое утро.

Бутерброд пришлось съесть, впрочем на втором укусе мысль о еде уже не вызывала «скорую немощь».
Отец ел молча свой завтрак, смотря прямо перед собой и на попытку :
/- Бать…/
завязать беседу, только отмахнулся.
Дождавшись когда сын страдальчески-угрюмо дожуёт бутер, вдруг прорезался:
- Сын… вырос ты совсем… водку уже жрёшь… пора поговорить, в общем.
- Бать, я…
- Ты слушай лучше – перебил опять отец.
- Ты деда Ивана то не помнишь… ну папу моего… а он одну штукенцию нам оставил… пора тебя с ней познакомить. Пойдём ко мне в комнату.
У отца был свой кабинет, которым он чрезвычайно гордился. В пятикомнатной хате это было единственное место, куда Артём не желал попадать. Отец умел попортить жизнь в своём кабинете, блин.
Но в этот раз предложение заглянуть было совсем другого порядка. Артём ощутил это прямо таки шкурой.
В кабинете отец уже достал какой-то свёрток и начал аккуратно его разворачивать.
Довольно быстро, к своему удивлению, Артём увидел в руках отца, отличный античный шлем с яркими белыми перьями, непонятно какой живности. Блестящий – такое ощущение, что не далее как секунду назад драеный с усердием.
Вид отца ну никак не вязался с этим шлемом, какого-нибудь Ахиллеса. Артём вежливо-вопросительно посмотрел на отца, застыв в дверях.
- Проходи и дверь прикрой… вот он… Отец говорил - прапрадед с революции сохранил и передал. Там грабили каких-то буржуев ну и деду перепало… да тёмное дело, уверен, что пришили там не одного «хозяина» пока делили… хых…да и в наше время что? Лучше штоль? По другому???
В общем, сына, этот шлем… ну не просто шлем. У нас от отца к сыну как бы повелось передавать. Мать не знает… да ёбта, упаси бог, чтоб узнала. Короче отец говорил, что он наверное принадлежал архангелу Михаилу. Хотя, вроде как ему дед говорил Григорию Победоносцу… там ведь был ещё Гавриил…я вот думаю что созвучно Григорий и Гавриил… В общим хрен их знает но эта штука работает.
Отец кивнул подойти ближе.
- Тём, это серьёзно… я не хочу, чтобы мой сын спивался или на дурь вообще подсел… я тебе покажу, что на самом деле такое кайф. Кайф от власти и побед. Сын, этот шлем, не знаю как, но способен показывать…да что там показывать – позволяет жить…жить жизнью великих полководцев. Будь то Спартак, который на самом деле был, и гонял римские гарнизоны будьте нате… можешь мне поверить, будь то Наполеон или скажем Жуков… да что там… Нахимов, Суворов, Гарибальди, Кутузов тот же… Представляешь??? Одел - и другой мир, где ты можешь всё!! ВСЁ! По твоему слову умирают сотни. По твоему слову решается любой вопрос. Сын!!! Да там просто невыразимо здорово. В смысле в нём – в шлеме.

Артём перевёл взгляд с отца на шлем.
Красиво сделанная вещь. Хищный гребень на железной голове, с повторяющим лицо рельефом глухой защиты. Лишь прорези для глаз да дырки в районе подбородка, видимо для не напряжного дыхания во время боя, хотя какое в бою не напряжное дыхание к чертям? – нарушали эту защиту.
- Я тебе его показываю, что бы ты знал… ну, и чтобы понял…стань сначала победителем…и всё у тебя будет. Тебе всего 15. У тебя вся жизнь впереди… я хочу, чтобы ты делал, что хочешь… но главное делал это лучше всех. Водка у тебя будет… да ты, главное, сын, пойми – нужно быть победителем… а водяра и пьянка…ну подождут они. Иди сюда. Щас поймёшь… это всё равно не расскажешь – надо видеть. Давай.

Артём, не совсем понимая момента, но чувствуя некую торжественность в словах отца и, крайне глупо себя ощущая, подставил голову под шлем, который водружал на него папа.
Шлем оказался неожиданно удобносидящим. Глаза были чётко напротив стальных амбразур, тяжесть внушала чувство безопасноти и уверенности, что ну ничего ему не угражает. Артём, зацепившись за это чувство, вдруг осознал, что уже не видит ничего вокруг…только ощущение этой самоуверенной тяжести еще как-то давало о себе знать, а потом… потом Артём понял что только что совершил немыслимое – вошёл в гарем (гарем!!) царя Персии Дария.
Царя???
Нет такого царя больше.
Есть он… Александр… и он больше чем царь!!!
(А2 не хлопай в ладоши…нипратибя – прим. миня)