Антон не любил осень. Протёкший потолок неба, обрамлявший родной пень над норой, смотрел на него с тихой отупляющей ненавистью. Всё больше и больше клонило в сон. Единственно, что радовало Антона в осеннюю пору, так это – приличные заработки. Помимо основной работы (а работал он ни где ни будь, а в головном офисе Помойки людей), было много побочного дохода. Можно было даже поднять лавэ по дороге с работы. Мысль, что эти сбережения благополучно сольются за зимний отпуск, Антон гнал от себя трусливо, как не свою.

Сегодня он встал с трудом. Будильник мобильного телефона раз пять начинал издевательскую побудку, с каждым разом сокращая интервал между визгами. Встать пришлось, ибо эта тварь, будильник, мёртвого подымет.  Встав, Антон поплёлся умываться на ватных ногах. 
Тихим приведением пошатываясь перед зеркалом, с минуту пытался поймать зубную щётку.
«Опаздываю, - апатично отметил он, - ну и ладно».
Ещё месяц назад эта мысль бы пробила бы его, как удар по локотной жилке.

Выбравшись из норы, и оглянувшись на пень, Антон стал ждать маршрутку, с постоянным уныло – губошлёпным лосём за рулём.
Маршрутка пришла неожиданно быстро, что дунуло в душу Антона слабенькой, но свеженькой струйкой позетива.
- Сити-центр, - привычно бормотнул он, забираясь в тряский салон и протягивая деньги. Мелочи, как назло, небыло, и он протянул новенький бодрый гриб. Лось пошевелил недовольно губами и стал терпеливо отсчитывать сдачу.
Антон оглядел салон. День, вроде, начинался не плохо: в салоне, одной сигаретиной пачки такси, сидел его давний друг, хорёк Михаил.

На ухабах потряхивало.
- Ты можешь брать у них деньги, - продолжал Михаил давно начатый разговор, - ты можешь слушать их распоряжения и даже иногда их выполнять, но никогда не пытайся понять, о чём думают люди. У них в сознании пидорасы оргии устраивают. Их музыка – шелест бобла в счётных машинках.
- Михаил, ты непоследователен: кормишься у людей, а сам их призираешь. Разве можно так? Это напоминает мне ежа, которого бросила девушка, и он у каждого пня, за кружкой пива, рассказывает, какая она сука и блядь по существу. Вопрос: зачем ты с ней тогда спал?
Михаил немного помолчал.
- Во-первых, мы говорим о разных вещах. Ты говоришь о бытовом мудаке, а я – об инфернальности мира.
Теперь задумался Антон.
- Да? Поясни-ка? –  прищурился ёж. Любимый приём в полемике состоит в том, что бы оппонент дал определение предмета, о котором идёт разговор.
- Чего пояснять-то? – удивлённо покосился Михаил, - сам-то что ощущаешь? –  он ткнул пальцем на рекламный щит, проплывавший за окном.

Щит напоминал своей инфантильностью комикс. По идее, он должен был рекламировать организацию, мощно зарабатывающую деньги на кросс-курсе валют. Но, тем не менее, он имел кучу аллюзий, причём даже к Святой Троице: на щите было изображено троё. Брутальную пару быка и медведя прореживала лиса, с очень некрасивыми ногами. В руках она держала табличку «Я начала с 1$». Понять, что это за сумма, было затруднительно: то ли стартовый капитал, то ли начальная стоимость этой кривоногой на панели.
Под щитом завтракала небольшая группа рабочих муравьёв из Средней Азии, упакованных в одинаковые, как спасательные жилеты, рабочие куртки.
- Вот так, - с грусть прокомментировал Михаил, - посмотришь «Симпсоны», посмеёшься над тупостью леса за речкой, а у самого в курилке блохи сабакокредитование обсуждают, и спорят, стоит ли страховать псов от чумки.

Антон вздохнул.
- И что? Так будет всегда? – устало поинтересовался он.
- Ну-у-у…- протянул Михаил, - это от тебя зависит в первую очередь.
- И что же от меня зависит?
- В первую очередь – отношение ко всей этой хуйне. Вот смотри: ты знаешь, кем я работаю у людей. Норок ебу. И, автоматически, все мои дети – ханорики – пойдут армию, на шубы. Если бы я поэтому поводу парился, то давно бы с ума сошёл. Но не схожу.
- Потому что не паришься?
Михаил задумчиво покосился на Антона.
- Знаешь что? У меня в кабинете бутылка перебродившего кактуса стоит. С корпоратива осталась. Вечерком разопьём?
Еж задумался. Решение созрело быстро – хули ещё делать?
- В половину седьмого – у тебя.

Маршрутка, пугаясь выбоин на дороге, мелко трясясь, подъезжала к офисному центру. Начинался обычный день.