Чтобы совершить такой таран, от экипажей, особенно механиков-водителей, требовались высокое профессиональное мастерство, предельное напряжение духовных и физических сил, мужество и отвага. Поэтому тараны совершались преимущественно опытными танкистами, уверенными в боевых и технических возможностях техники, готовыми до конца выполнить свой воинский долг перед Родиной. При ударе корпусом танки выходили из строя. У них лопалась броня, рвались гусеницы, деформировались ведущие и опорные катки. Часто машины взрывались либо из-за детонации боекомплекта, либо из-за возгорания топлива, пролившегося из поврежденных баков. При взрыве обычно страдали обе машины.
Герой Советского Союза, Маршал бронетанковых войск О.Лосик.


На фронтальной плоскости противопехотной мины МОН-50 есть ложбинка. Если положить мину плашмя, а ложбинку вымостить пилоткой получается совсем неплохая подушка. Именно так я и поступил, и сейчас с максимальными удобствами вылеживался в посадке, в тени пожухлых под безжалостным июльским солнцем акаций. Я восхищался конструкторским гением советских инженеров, ведь именно они не слепо скопировали американскую противопехотную мину М18 "Клэймор", но придумали эту самую ложбинку, чем уменьшили высоту поражения и увеличили эффективность боеприпаса. О мине нам рассказывал майор Батыев, который сидел (noblesse oblige, хули), надвинув фуражку на глаза и облокотившись на пыльный ствол акации. Шли последипломные военные сборы - финальная (и безуспешная) попытка советской армии и коммунистической партии сделать из нас, распиздяев, командиров разведывательно-диверсионных групп. 


Мы были третьим отделением, третьего взвода, третьей роты. Зацените, знатоки! Это было редкое везение, на сборах нам всего не хватало – знаков различия, погон, фляжек, и противогазов. Сейчас нам не хватило танков для выезда на тактические занятия и вместо положенных трех из ворот танкового парка выехало только две шестьдесятдвойки.
- Так, четверо со мной в головную машину, остальные в замыкающую! Механик, у боковых ворот останови, лопаты забыли взять! – скомандовал Батыев и чертом замер в командирском люке, сменив фуражку на шлемофон. Рядом с ним в люке заряжающего маячил Валера, всегда и при всех обстоятельствах предпочитающий потереться рядом с сильными мира сего.


- В машине жарко, давай тоже в люках заторчим, - предложил мне Лёва. Мы дождались пока пацаны занырнули в сладко пахнущие солярой недра танка и расперлись в люках второй машины. Танки двинулись в сторону полигона, и тут на броню заскочил солдатик, в котором я признал хлебореза из кастрированной части, на базе которой и проходили сборы.
- Ты чего, воин? Охуел? – вежливо поинтересовался Лёва.
- Мне это, на полигон…
- Плата по таксе. Такса – вечером пара буханок белого и тарелку рыбы.
- Идет! – согласился воин.
- Но поедешь на броне, у нас внутри и так четыре человека.
Воин кивнул и уселся возле башни.
Между тем головная машина, мягко покачиваясь на ямах и поднимая адскую пыль, перла по размолоченной гусеницами песчаной колее вдоль бесконечного забора парка. Нам, замыкающим, пыль забивала глаза, а песок уже скрипел на зубах.
- Пусть отстанет этот мудак! – проорал я хлеборезу, указывая на механика, ведь шлемофонов у нас с Левой не было, в ТПУ не рявкнешь. Хлеборез кивнул, перелез вперед, треснул механика по торчавшей из люка голове и принялся что-то объяснять ему, механик повернул голову ответить…
УДАР! ГРОХОТ! РВАНЫЙ ТРЕСК! ТЬМА…
Почему так темно, как ночью? Боль в плече…  пыль… светлеет…
Мы врезались в головной танк, остановившийся забрать те самые лопаты.
Пыль оседала, мы с Левой, еще не вполне понимая масштабы аварии, посмотрели друг на друга.
- Плечо болит, - сказал мне Лёва, - Что там пацаны внутри? 
Я заглянул в мрачные бронированные глубины. Оттуда, скорбно, как Иисус на распятии, смотрел сквозь меня мертвенно бледный Лёха. Лёхины глаза, словно пенсне, окаймляли тонкие синие круги. Вдруг  эти круги стали заполняться кровью, и через секунды Лёхино лицо превратилось в кровавую маску. Это он в момент удара надумал заглянуть в прицел, резиновые наглазники с которого уже давно были спижжены на сувениры. На днище, обхватив руками разбитый о казенник затылок, валялся Толик по кличке «Длённый». Дима и Миха имели травмы менее эффектные.
- Цусима, - резюмировал Лёва, - давай эвакуировать. Мы вытащили Лёху и Длённого, остальные, охая и матюкаясь, вылезли самостоятельно.
У головного танка приходил в сознание Батыев. Ему досталось крепче всех.  Танкисты знают, при подобном столкновении пушка задней машины как раз проходит над крышкой командирского люка и свободно может перебить человека в люке пополам. Батыеву повезло, он уже начал вылезать, пушка ударила в плечо и всего лишь выковырнула майора из люка, как рапана из раковины, а руку майора выбила из сустава. К тому же пристегнутый к ТПУ шлем остался на башне,  майор треснулся  лысой головой о бронекорпус, корпус выдержал, а майор нет, сознание на время его покинуло. Пацаны пострадали меньше, кроме Валеры. Он также вылезал из танка, и  кромка люка ёбнула Валеру по тазобедренным костям от чего у него вдруг отнялись ноги.
- Не ссы, Валера, главное не по яйцам, - приговаривали мы, оттаскивая Валеру на пригорок, где сконцентрировали всё пострадавшее воинство. Мы не слишком доверяли жалобным причитаниям Валеры, поскольку он с первого курса числился в записных паникерах. Забегая вперед, расскажу о диагнозе в госпитале:
- Ваш друг просто усрался, нет у него никаких травм, - сказал военврач, и продолжил громовым голосом, обращаясь к сидящему на кушетке Валере:
- А ну пошел на хуй отсюда!!!
Привычный исполнять команды Валера подорвался с кушетки, сделал несколько торопливых шагов к двери и лишь потом остановился, осознавая отсутствие паралича конечностей. Такой вот эффективный метод лечения.
Механик головного танка вообще не пострадал, поскольку выскочил поссать сразу после остановки. Наш механик был в шлеме и травм на морде я не заметил. А вот вечером синяки и кровоподтеки появились, поскольку обоим танкам досталось – бревно вдребезги, каткам пиздец, трещина на корме…
Ну да, ну да, хлеборез…  От удара он скатился вперед и упал в щель между танками. Это произвело на него сильное впечатление, несчастный воин ящерицей юркнул из-под защиты брони и вихляющим зайцем ускакал метров на сто, спасаясь от грозных гусениц.
В госпитале всех подлатали, кому скобки на брови, кому зашили, кому вправили, кого перевязали. Мы с Лёвой никаких травм предъявить не смогли, а синяки на плечах там не канали.


Однако под общую суматоху мы сачковали в палатках уже неделю, отговариваясь от не слишком и утомительных занятий «ломотой», «головокружением» и «шумом в ушах». В данный момент Лёва с остальными ранеными с наслаждением играл в преф за палатками.  Я же вызывающе валялся на матраце в тени и с удовольствием читал взятую у симпатичной библиотекарши и практически запрещенную тогда книгу Курта Типельскирха «Вторая мировая война». И ни одна сука не могла упрекнуть меня в манкировании военной подготовкой.
Прибежал знакомый кент из первой роты и назвал мою и Лёвину фамилии – подполковник Солдатов кличет на полигон.
- Так его нет, он на перевязке, - отмазал я Лёву.
- Тогда только ты иди, сегодня кончаем стрельбы, а вы норматив не сдали, давай!
Ну, давай, так давай, отчего же не пострелять? И я напрямик, через балку двинул на окружной полигон, откуда целый день были слышны… ну, кому интересно, что было слышно – прошу в мой рассказик о капитане Миленове.
На полигоне Солдатов уже завершал занятия. Увидев меня, он спросил:
- Ты как, в каком состоянии?
- В состоянии постоянного стояния, тщ подполковник, - фамильярничал я.
- Говорили, вам мозги расплющило?
- Какие там мозги у механиков? – донеслось из строя, поскольку пацаны по сей день не простили мне перехода на механический факультет.
- Таак, ёбанырот, умничаешь, Бармалеев, - отреагировал Солдатов, служивший ранее зампотехом, и дернул Борю Малеева из строя.
- Сколько осталось боеприпасов?
- Сто сорок четыре, тщ подполковник, - доложил тот.
- Намыть и в танк, будешь заряжающим!
Боря шмыгнул носом и отправился смывать консервацию со снарядов.
- Не нести же остаток в часть, заебемся сдавать назад на артсклад, расстреляй их все, - объяснил мне задачу Солдатов.
Следует сразу сказать – стреляли не штатными, а из вкладного ствола. Такими себе мелкими авиационными снарядиками, зато танк был свой, разведывательный, ПТ-76Б.
Боря зарядил, и понеслось гамно по трубам. Одна была проблема – мишеней не осталось, расщелкали все. Когда прошли первые восторги я начал гонять пушку по горизонту и искать себе цель, но ничего волнующего  не было. Наконец что-то «черненькое забелело» за дальним бугром и я открыл по нему прицельную пальбу. Сбить клочок никак не получалось, механизм вертикальной наводки состоял из одних люфтов,  трассеры мои шли то выше, то зарывались в песок перед целью, но вдруг из-за бугра начал подниматься дымок, а на последней десятке снарядов дымок сформировался в черный зловещий столб.
- Что ж это там за хуйня горит???  - спросил я в пространство. В этот момент по броне отчаянно замолотили чем-то железным.
- А вот сейчас и узнаем! – ответил мне Боря. Мы открыли люк и высунулись из башни.
По броне отчаянно колотил обрезком арматуры незнакомый капитан. Увидев нас, он заорал вибрирующим от эмоций голосом:
- Ко мне!!!!!!!!!!!!
- Ну что, пойдем? – спросил я Борю.
- Опасаюсь я, видишь, человек не в себе, - рассудительно ответил мне Бармалеев.
Но тут от вышки, где наши обсуждали итоги стрельб, раздался аналогичный призыв Солдатова. Мы спрыгнули с танка и, не обращая внимания на капитана, потрусили к подполковнику.
- Стрельбу закончил, замечаний нет, - доложил я Солдатову.
- А вот у капитана, похоже, есть замечания, - ответил подполковник и продолжил, уже обращаясь к подошедшему капитану, - Слушаю вас, капитан!
- Ваш курсант расстрелял и сжег все мишени, приготовленные для завтрашних стрельб нашей дивизии! Вы…  он сорвал… - но тут Солдатов, которому явно не понравились словосочетание «ваш курсант», резко прервал капитана.
- Мой курсант действовал в строгом соответствии с заявкой на стрельбы и с соблюдением требований и норм, установленных на полигоне. А как ваши мишени оказались в секторе стрельбы?
- Мы разгрузили их там в обед… - вдруг сразу потухшим голосом ответил капитан, - Две недели делали…
- Так какого же хуя… - начал Солдатов, но покосился на нас и мирно заключил, - В следующий раз, капитан, будьте более внимательны. Вы свободны.
Капитан вяло отдал честь, повернулся и ушел восвояси.
- Уябывай от греха! – дал мне команду Солдатов, и я пошел обратно в лагерь.


Пешие прогулки (если налегке) способствуют философическим размышлениям. Я представил черную цепочку неприятностей,  с танковым тараном в апофеозе, и цепь эта на излете вдруг неожиданно лягнула незнакомого  капитана. По аналогии, предположив наличие в судьбе также и белой цепочки, я с легкостью нашел подтверждения её существования. Да хоть бы и прошлое лето? Классный поход по перевалам Кавказа, морской переход в Крым, безмятежная жизнь в палатке на берегу Черного моря, и четыре студентки торгового института, безрадостно отбывающие практику в паршивом кафе. И вот являемся мы, четыре загорелых, бородатых и худых сперматозоида - фейерверк! И Наталья, Талочка, как я звал её все те 10 дней. И  цветущая магнолия, и томные танцы, и скамейки в парке, и лежаки на пляже, и где угодно, но только не у них на съемной квартире. И что? И на пороге сентябрь, и всем пора на занятия, а через месяц Талочка выходит замуж – давно спланированный династический брак дочери начальника горфинотдела и сына второго секретаря горкома. Вот тебе и белая цепочка.
- Пааааберегись!!! – раздалось из за кустов, прервав мои размышления. Хлопцы тащили спиженный в брошенной столовой стол – обустраивали казино к вечерним схваткам.


Вечером мы сидели у костра, в котелке булькало варево из экспроприированной на совхозных полях картошки и реквизированной из ПФС тушенки.
- Говорят, ты сегодня за всю дивизию отстрелялся, все мишени поразил? – спросил меня Лёва.
- Было дело… - уклончиво ответил я.
- Вот погоди, еще нас заставят эти мишени делать! – мстительно сказал Валера, проигравший мне масло на неделю вперед.
- А ты не каркай, паралитик! – сказал я Валере.
- Не смейся!  До сих пор ноги немеют, особенно по вечерам! – пожаловался Валера.
- Вот это мы сейчас и проверим, - сказал Лева, и бросил патрон от крупнокалиберного пулемета в костер. Все ломанулись прятаться за дерево, но первым успел, разумеется,  Валера.
После ужина Лева принес гитару и запел к месту:

                      - Отшумели песни нашего полка,
                      - Отзвенели звонкие копыта.
                      - Пулями пробито днище котелка…


И под слова Окуджавы дошло до меня, наконец: нет черной и белой цепочки, есть одна-единственная, только звенья в ней разного цвета и сколько их будет, и какие они – не мне решать.