Вездесущ приятель мой Олежка.
Беззакония блеснет едва заря,
Как его лохматых два орешка
По земле гребут как якоря.

                          ***
Он был красив. Жена его любила.
И жизнь как незатейливый романс.
В субботу ром, по воскресениям текила.
Он каждый месяц брал предательский аванс.
Так кто же знал, что надпись на плакате,
Чьё содержанЬе «бей жидов», навеет грусть.
Чуть позже, дверь открыв, в своей же хате,
Он прошипит то роковое «ну и пусть!».
То «ну и пусть» бродило с ним повсюду
И в магазине при обсчете, на весах,
И при скоплении в фойе большого люда,
Да, в общем, много где. И вот. Увы и ах!
Не довелось ему доехать до работы,
Той, где часами над бумагами корпя,
Вдыхая только лишь одну зевоту,
Все время думал: «Где же правда? Что такое «Я»?».

                        ***

Философских размышлений только-только
Мысль шальная затуманила мозги,
Как кольнуло что-то тоненькой иголкой.
Звук скольжения. Удар. Железные тиски
Защемили ноги. Громкие сирены,
Зазывая толпы утренних зевак,
Пробивая многих на измену,
Приближались к месту. В форменный бардак
Разбирательство причин трагедий слилось.
Но ему уж все равно. К его ногам
Прикоснулась Божея немилость.
И теперь не едет по утрам,
Не встает - за неименьем ножек,
Всю работу выполняет на дому.
И не раз к руке тянулся ножик,
И рука не раз тянулася к нему.

Инвалидное коляски громыханье
Заменило бодрый быстрый шаг.
Мысль твердила: это божье наказанье,
Значит что-то делал ты не так,
Значит нужно искупить свои ошибки,
Значит надо уяснить себе на век:
«В чем сильна раскаянья улыбка»,
«В чем же счастлив настоящий ЧЕЛОВЕК».
Так он размышлял, в кровати нежась,
Выбирая жить или не жить:
«Если решка тотчас же повешусь,
Ежели орел – готов служить
Доброму и быть ему на страже.
Несколько минут прошло и вот
Он уже готов. Ну что тут скажешь…
Время создавать добра оплот.

                      ***

Так судьбу нелепым жребием решил
Вверх подброшенный совдеповский пятак.
Наш герой молчал - он не спешил.
Размышлял о жизни: что, да как.
Повязав на грудь смешную ленту,
Следующим утром прибыл в парк.
В парке дети, школьники, студенты.
Вдоль аллеи бродит бритый нарк.
Длинным рукавом скрывает дыры
От иглы, что в вены вводит СМЕРТЬ.
Свет не видывал подобного проныры.
Вот он выломал ногой забора жердь.
Вот он пнул какого-то ребенка,
Вот он плюнул в сторону мамаши.
В это время наш герой в сторонке
Надевал на голову гамаши.

И вот преображенный инвалид
В костюме странном выполз на дорожку.
Такого действа гадкий непотребный вид
Перепугал в кустах одну шальную кошку.
Калека двинулся червем на наркомана.
Вгрызаясь глубже в мягкий тощий зад,
Слуга добра извлек из потного кармана
Не мыльницу, а ЦИФРОВОЙ фатапарат.
И каждый, кто отмечен был печатью
Стальных зубов служителя добра,
Тот навсегда запечатленный над кроватью
Висел цветной открыткой в форме комара.
Так весть о доблестном калеке.
Неслась по городу стремительной волной.
О нем шумели все. В гостиницах, в аптеках,
На рынках. Говорили так: «Цэ, наш хэрой!»

                      ***

Странный облик супермена на культяпках
Приводил в восторг всю братию бандитов.
Супермен же наряжался в тряпки
Всех цветов. Ему бы быть убитым,
Не позорить тех, кому досталось
В жизни сложной испытать лихое горе,
Тех, кому не улыбалось
Ощутить ногами чёрно море.
Но злой рок хранил его от пули.
Смерть его глядела видно в небо.
Спас людей. И что же? Ну, и хули?
Лучше бы испек бомжарам хлеба.
Всяко лучше, чем судьбу пытая
В зад вгрызаться мелким хулиганам.
Ну да ладно. Будь добра тараном.
Видимо судьба твоя такая.

Вездесущ приятель мой Олежка.
Беззакония блеснет едва заря,
Как его лохматых два орешка
По земле гребут как якоря.