Часть1: www.udaff.com/creo/79525.html
Часть 2: www.udaff.com/creo/79605.html

  Я спускался по лестнице вслед за Хейуордом, и в спину мне упиралась твердая сталь ствола "Кольта" сорок пятого калибра. Ее холод пробирал меня сквозь одежду до костей. Я не верил в реальность происходящего. Что двигало этим безумцем? На этот вопрос я, как ни силился, не мог дать ответа. Внезапно, я понял, что подвал обитаем. Из его глубины доносился тяжелый смрадный запах немытого человеческого тела, переплетавшийся с тонким ароматом тлена. Он поместил несчастных жертв в каземат?
  Хейуорд отпер подвальную дверь, и меня окатило новой, еще более сильной волной зловония. Мы двинулись вдоль узкого коридора, стены которого покрылись от сырости пятнами мха.
  - Добро пожаловать в юдоль боли, мистер Стеди. В царство отмщения. - он произнес это своим гортанным голосом. И снова мне показалось, что я слышал его голос раньше, только, дьявол, где же? Память не желала расставаться со своим мрачным сокровищем.
  - Ваше преступление, мистер Стеди, совершено вами давным-давно, четыре года тому назад. Мой сын, Реджинальд, заключил с вами сделку, которую вы устроили ради утоления жажды наживы. Реджинальд, также как и вы, отправился в Новый свет в поисках своей удачи. Но ему повезло меньше, чем вам сэр. Он потерял нечто большее, чем деньги. Он потерял свой рассудок, и свою жену, - и Хейуорд отпер вторую дверь, обитую железом.
  Пред моим взором предстала ужасающая картина.
 
  Под низким сводчатым потолком подвала, в углу, на земляном полу сидело на четвереньках существо, одетое в чудовищные, источавшие вонь лохмотья. Это был человек, однако в облике его не осталось ничего человеческого. Он урчал и стонал, как голодный хищник, и беспрестанно рвался к нам, но его удерживала тонкая прочная цепочка, которой он был прикован к стене. С губы его тянулась вниз нить слюны. Его взгляд исподлобья не предвещал ничего доброго, и был мутен, и лишен осмысленности, как взгляд слепца. Рядом с ним стоял медный таз, в котором плавали отвратительные остатки грубой пищи. Внезапно умалишенный - а это был несомненно умалишенный - неистово ударил по своей кормушке грязной дланью, и таз перевернулся, издав оглушительный звон, от которого я вздрогнул, и вжал голову в плечи. Безумец в лохмотьях, едва прикрывавших срамные места, одержимо вперил в меня свои животные глаза. В его взгляде появилось нечто новое - пылающая ненависть.
 
  Моя память, проклятая память приступила мучить меня образами страшного прошлого, которое я все это время пытался всеми силами позабыть.
 
  - Знакомьтесь, сударь, это мой сын, Реджинальд Слоу. Таким я забрал его из лондонского Бедлама. Чтобы он в полной мере смог насладиться местью. Таким он стал. Быть может, месть поможет ему забыть о той бесконечной боли, которую вы причинили ему и мне, сэр. Может быть, отмщение вернет его в наш мир, мир живых, из мира фантомов и мороков, в котором он пребывает по сию пору.
  Он прибыл в Новый Орлеан шесть лет тому назад. Он думал, что найдет в Америке свое счастье, и даже писал мне, что нашел его в лице своей супруги, с которой обручился втайне от меня. Он жил с нею в Орлеане, и думал, что счастлив, и надеялся, что станет еще более счастливым. Но ему не повезло встретить вас, сударь. Он не имел довольно собственных средств, которые мог бы вложить в свое дело, и он был слишком горд, чтобы просить их у меня. Он занял значительную сумму у орлеанского ростовщика, проклятого португальца, потому что нашелся некто ловкий, с подвешенным языком, кто убедил его в чрезвычайной доходности одного местного треста, сулившего многие прибыли. Этим человеком были вы, мистер Стеди.
  Вы продали несчастному Реджи облигации треста, который через некоторое время спустя лопнул, как мыльный пузырь, потому что был создан с обманной целью. Вы славно поработали на своего принципала, мистер Стеди, убедив Реджи одолжить деньги у ростовщика. Когда Реджинальд оказался с обесцененными бумагами на руках, и с огромным долгом, по которому ежедневно капали проценты, ростовщик похитил его жену. Они держали ее на отдаленном ранчо, и собирались держать, пока Реджинальд оставался должен ростовщику. Сначала они прислали Реджинальду, обезумевшему от горя и собственного бессилия, палец его жены. Потом они прислали еще один палец его жены мне, сюда, в Англию.
  Когда я приехал в Америку с чемоданом, полным своих сбережений, и нашел ростовщика, для жены бедного Реджи все было кончено. Она сошла с ума. Ее поместили в лечебницу, но вылечить ее было невозможно. Она подвергалась в плену злодейским мукам, ее вынуждали делать страшные вещи, якобы в уплату долга своего мужа. Она вскоре покончила с собой прямо в орлеанской лечебнице, оставив Реджинальду записку, в которой написала своей собственной кровью единственную фразу. "Отомсти им всем!". Он пришел с этой запиской ко мне в гостиницу, павший духом настолько, что более был бессилен сопротивляться поразившему его судьбу безумию, уничтожившему его жизнь злодеянию. Я увез его обратно в Англию. Я думал, что хотя бы его смогут спасти врачи. Но это было бесполезно, потому что он, прочитав ее записку, осознал свое бессилие отомстить, свою невозможность воздать злом за причиненное зло, и это его безвозвратно сгубило.
  Тогда я взял исполнение завета его мертвой жены в свои руки. Я разыскал его кредитора - это нетрудно было сделать, ведь я однажды видел его, когда возвращал непомерный долг. Я умертвил его своими руками, этими руками старика. Я бы разыскал и вас, Мефистофель, но вы к тому времени разорились, и бежали из Америки, скрылись от возмездия, исчезнув на некоторое время из поля моего зрения. Однако - о, удача! - я нашел вас вновь, и нашел дома, в Англии, прочитав краткую заметку в "Ивнинг Стандарт".
  А после я забрал сына из лечебницы. Выставил дом на продажу. Нанял маклера, чтобы он, сам того не подозревая, заманил вас в мою ловушку. Хитрый ирландец, похоже, что-то почуял, и побоялся ехать сюда с вами. Он предпочел взять с собой пастора, которого, как я ни отговаривал его, он убедил посмотреть дом, пренебрегая моими указаниями посылать к дьяволу всех покупателей, кроме вас. "Что ж", рассудил тогда я: "Даже у преступника должна быть возможность получить последнее причастие", и согласился принять отца Хьюза. Но когда они прибыли, они оба начали действовать мне на нервы своими речами. Викарий не собирался понимать своим скудным книжническим умом всего величия и красоты мести. За это я его и казнил, о чем ни капли не жалею. Это ничего не меняет. Просто вы умрете без исповедания, Стеди. Шеймаса, идиота, поступающего вопреки моим указаниям, пристрелил Рэмси, когда тот бросился защищать пастора. Они оба закопаны на заднем дворе, и еще не засохла глина на их могилах.
  Теперь вы получите все сполна, мистер Стеди. Вы ответите за все смерти, которые вы причинили, и которые был вынужден причинить я сам. Я отдам вас на отмщение моему сыну, несчастному в своем безумии, превратившемуся в зверя, чтобы он хотя бы удовлетворил свою последнюю жажду, и более не думал, что бессилен что-либо изменить в этой жизни. Идите к нему, своему палачу, поприветствуйте смерть, облеченную в лохмотья! Сейчас же! Узнайте, что такое настоящая, не знающая препятствий месть!
 
  Воспоминания затопили меня, и сердце забилось в груди, как барабан...как тот гонг, в который каждый день бил железным прутом бородатый гаучо, прислуживавший..португальцу...его звали...Кришту.. Я, повинуясь приказу Хейуорда, сделал шаг в сторону беснующегося безумца, который полными ярости глазами уставился на меня, и тянул ко мне свои руки, и, казалось, вот-вот оборвет удерживавшую его цепь. Револьвер в руках Хейуорда ходил ходуном. В любое мгновение он готов был пустить его в ход.
  Я, не в силах стоять на ногах, зашатался, остановившись в одном последнем шаге от Реджи, или того, что было когда-то Реджи. Теперь я узнал его искаженное ныне гримасой боли лицо. И мой собственный кошмар вернулся, поглотив меня без остатка.
 
  ...Люди Кришту схватили меня, потому что Реджи сказал им, что отдал деньги мне. Они держали меня в хлеву, в свинарнике, и каждый день в мое узилище являлся хмурый бородач, и бил в гонг.
 
  После удара гонга в хлев запускали бойцовых собак, и они рвали меня на куски, за то, что я был причастен к тому, что Кришту потерял свои деньги. На следующий день все повторялось.
 
  Иногда я падал в ноги гаучо, и умолял пощадить меня, не травить собаками, ибо раны мои никак не заживали, и вскоре от меня должна была остаться лишь груда кровоточащего мяса. Но меня не слышали. Тюремщик даже не говорил по-английски. Или вовсе не говорил. Порой со мной играли дьявольскую шутку - звонили в гонг, но собак не запускали. Тогда я кричал, что было сил, и молил безучастные небеса, чтобы они сжалились, и я умер. С тех пор все, что походило на звон того гонга, повергало меня в холодный пот ужаса.
 
  Кришту отпустил меня тогда, потому что не я был виновен в растрате Реджинальда, а тот, кто нанял меня своим агентом, и, в еще большей степени - сам Реджинальд. К тому же с Кришту расплатились, а он, хоть и был мерзавцем, но был прагматичным мерзавцем. Я покинул Америку на первом же корабле. Чтобы вернуться в свой кошмар наяву, здесь и сейчас.
 
  Я посмотрел в алчущие моей крови глаза Реджинальда, и меня словно озарило...Я попытался заглянуть в самое дно его обращенной в хаос души, и донести свои слова до тех остатков Реджинальда Слоу, которые еще цеплялись за безжизненные камни на самом дне ревущей пучины его безумия.
  - Реджи, я знаю, чьей милостью мы оба оказались здесь. Я вспомнил имя, и я вспомнил голос. И первое, и последнее принадлежат одному человеку. Это он, - и я, не отводя от Реджинальда взгляд, указал на Хейуорда.
  - Что за вздор вы несете, Стеди! Прекратите, дерзкий мерзавец, иначе я пристрелю вас, как собаку! - взвизгнул Хейуорд. Но я не обращал на него ни малейшего внимания, и продолжал:
  - Реджинальд, я вспомнил имя вашего отца, которое вы называли тогда, рассказывая о том, что он противился вашему браку, и грозился разлучить вас с женой, не считаясь со способами. Вы говорили мне, несчастный Реджи, что он не смирится с тем, что вы обручились с креолкой, пока вы не станете богаче его самого, и только лишь тем сможете вернуть его расположение. Знайте же, Реджи, я точно так же был обманут своим доверителем, поручившим мне продать облигации того треста. Я не видел его ни разу в жизни, потому что по казавшейся мне тогда странной прихоти - теперь я понимаю ее смысл! - мы общались только посредством телефонной связи. Я не отдавал тогда себе отчета в том, что имя вашего отца, и имя, которым представился мой принципал, совпадали. И тот голос, высокий, гортанный, клекочущий, подобный крику стервятника над бездной каньона. Теперь я узнал его.
  Ваш отец подстроил нашу сделку, а теперь пытается подстроить еще одну, с самим Дьяволом. Это он хотел вам зла, а теперь перекладывает вину за это на меня, потому что до сих пор винит себя в том, что вы попали в кабалу к Кришту. Это он - виновник смерти вашей жены. Его прихоть - наше с вами несчастье.
 
  Существо на цепи взвыло, и издало горестный, полный отчаяния вопль. Я сделал навстречу Реджинальду последний шаг.
   
  - Негодяй, умрите! - Хейуорд выстрелил. В этот самый момент Реджинальд бросился на меня, но не за тем, чтобы убить: он навалился на меня всем телом, и вздрогнул. Пуля из «Кольта» ударила его под лопатку. Мы оба повалились на пол. Я лежал, придавленный тяжестью умирающего. Хейуорд воскликнул:
  - Нет! Что я наделал! Я хотел, чтобы ему было лучше! Я хотел сделать, как лучше! - и бросился к нам, то ли для того, чтобы помочь сыну, то ли для того, чтобы довершить начатое в отношении меня. Он занес над моей головой рукоять револьвера для удара, но внезапно Реджинальд восстал, и, рыча, набросил ему на шею цепь, перекрутил ее своими сильными руками, начал душить. Хейуорд выпучил глаза, и захрипел, выронив оружие. Неподалеку в нерешительности топтался с «Люггером» в руках Рэмси.
  - Ре..джии..Я..хотел..как лучше.. - это были его последние слова, потому что в следующее мгновение раздался хруст ломаемой гортани, и Хейуорд упал, увлекая за собой Реджинальда. Еще до того, как их тела в последнем богопротивном объятии коснулись пола, их сердца остановились.
  Я оказался свободен. Моя рука, как во сне, дернулась к револьверу, и тут же одновременно раздались два выстрела. Рэмси с удивлением смотрел на свою грудь, из которой толчками плескала кровь.
  Я поднялся, и, обернувшись, увидел дымившееся пулевое отверстие в кладке у меня за спиной. Рэмси не попал. Я, пошатываясь, покинул подвал, бессмысленно сжимая бесполезный более пистолет в руке, и последним, что я услышал в этом доме, был глухой удар валящегося на пол тела дворецкого.
 
  Я вышел за ворота. Приближалась ночь. У дороги стоял фургон с эмблемой Скотланд-Ярда. От него в мою сторону бежали люди в синих мундирах, а за ними, указывая пальцем в мою сторону, стояла миссис Хьюз, жена викария. Меня схватили, заключили в наручники, и больше я из того вечера ничего не помню.
 
  ***************************************************************
 
  Потом был суд. Присяжные праведно негодовали, обвинитель неистовствовал, обличая меня в непомерной алчности и звериной жестокости, судья оказался безучастен к доказательствам защиты. Меня обвинили в пяти убийствах - трех, совершенных с использованием пистолета, одном, совершенном при помощи каминных щипцов, и одном удушении...Жена викария рыдала, когда обвинитель зачитывал письмо, которое накануне того дьявольского вечера написал ей Хейуорд, и которое она получила запечатанным из рук местного егеря в день, когда ее муж и Шеймас Бриеннан уехали в Солсбери. Содержание письма я помню наизусть:
 
  "Дорогие мистер и миссис Хьюз. Мне, право, стыдно и больно признаваться в собственной слабости, однако вынужден рекомендовать Вам воздержаться от посещения моего дома и самой надежды на его приобретение, поскольку один из потенциальных приобретателей, мистер Джозеф Стеди, проявляет маниакальный интерес к приобретению поместья в Солсбери. Он захватил в заложники моего несчастного душевнобольного сына, Реджинальда, захватил в заложники меня и моего дворецкого, и угрожает причинить вред Реджинальду, если я не подпишу дарственную на мой дом в пользу мистера Стеди. Он находится в Солсбери уже неделю, и постоянно угрожает нам. Бедного моего сына он силой поместил в подвал, где приковал его цепью, и всякий раз грозит ему и нам всем страшной расправой за промедление в выправлении бумаг на дом. Не знаю, право, что мне делать, и во что все это выльется. Как мне знать, получите ли Вы мое письмо? Заклинаю Вас - обратитесь в Скотланд-Ярд, пока не случилось непоправимое. С последней надеждой, Бэзил Хейуорд".
  Обвинитель, потрясая этим письмом, требовал для меня виселицы. Никто даже не слушал мои слабые попытки напомнить про телефонный разговор между мной и Шеймасом с викарием накануне. Присяжные были единодушны. В качестве наказания хмурый, недовольный чрезмерной возбужденностью лиц, принимавших участие в деле, судья провозгласил обвиняемому повешение.
 
  Я и сейчас смотрю на виселицу - помост с люком посередине - через решетку узкого окна моего последнего дома.