Я тут размышляла, топча резиновыми сапогами листья, про любовь. Сапоги у меня розовые, красивые, так что не пиздеть. И вот что мне подумалось. Что любовь – это такой орган. Не в смысле половой, половой сам по себе уже есть, и это, конечно, хорошо. А любовь – это такой типа носа, уха, языка или пальцев. Такой орган, который служит для восприятия окружающего мира. Ну, как обоняние, осязание, зрение и прочее. Вот так же и любовь. Это способ взаимодействия с миром.
Ведь, когда влюбляешься – начинаешь всё видеть – ну, не скажу через жопу, но примерно в таком роде. Когда видишь какую-нибудь штуку – в первую очередь думаешь, а чем бы эта штука показалась объекту твоей любви. Или, вот например, делаешь какую-нть хуйню, и думаешь – а как бы твой любимый на эту хуйню отреагировал? В магазине стоишь, и смотришь на макароны: эти ты вроде ела всю жизнь, но возьмёшь те, которые любимый кушает. И первое время так тебя от этого всего прёт, так прёт – как будто сопли прошли после двухнедельного насморка, и жизнь заблагоухала всем великолепием своих ароматов. Потом, кстати, привыкаешь уже не удивляться и не обращать особого внимания. Ну, не тащимся же мы каждый день оттого, что раскрываем утром глазы и видим потолок, шторы и ковёр над кроватью. Просто видим – и всё. И в магазине макароны берёшь уже с полки машинально, ни на какие другие не глядя.

Я вот читала у одного умного дяденьки, что мол, любовь – это когда обогащение твоего внутреннего мира происходит защёт умножения его на два, то есть прибавления к нему ещо одного мира. Типа, когда любишь – осознаёшь другого человека как самого себя, такого же полноценного и во всей красе, со всеми зайобами и пиздюлинками в башке – короче, твоя собственная вселенная, в которой ты живёшь каждый день с рождения до смерти ( а может, и после неё?) берёт и удваиваецца, но тока не делением, а простым присовокуплением. Хорошее такое слово, присовокупление. Я щитаю.

Так вот, в эту теорию этого дяденьки мои осенне-мокролистные рассуждения вполне вписались. Итак, любовь – это орган, эдакая, в моём нездоровом воображении, ложноножка, которая вырастает, тянется от одного существа к другому, встречается с другой такой же щупальцей, и они срастаются, переплетаюцца – и весь оранизьм у тебя мутирует, наполняясь чужими клетками и молекулами. И ты, конечно, остаёшься ты – но в то же время и другой человек тоже. И в два раза больше у тебя глазов, носов и ротов. А пальцев – так их вообще дохуя. Может, влюблённые поэтому и выглядят такими бодрячками? Накушались чужого допинга – и сияют, что твой таз. А потом восторг первого насыщения проходит,  и появляется привычка, условный рефлекс, зависимость, если хотите. Ты уже не можешь вернуться к своему прежнему, «обделённому», «половинчатому» - как ты теперь знаешь, существованию. И хочешь, чтобы клетки чужого организма были в твоём всегда, чтобы чужая вселенная навсегда оставалась в тебе…

Причём, что забавно… Это ведь не только межполовые связи. Я вот, например, на очень многое думаю – а что бы по этому поводу сказала моя сестра? А не купить ли эту прекрасную сковородку? Мне – нахуй не нужна, но папе может пригодицца. А эта вода в пруду, пожалуй, слишком холодна чтобы в неё лезть всеми собачьими лапами и хвостом, хотя утки, конечно, выглядят привлекательно.

И на это дело ведь вовсе не надо много времени. Просто ты в какой-то момент понимаешь, как замечателен и огромен мир другого существа. Решаешь для себя – что хочешь его разделить тоже, в смысле – поучаствовать, в смысле – принять его вселенную в свою. И всё, пиздец, ты пропал.

Потому что когда с любимым существом ты вынужден расстаться – это как операция по удалению у этого органа. Причём, поскольку орган, сука, не физиологический, никакой добрый доктор тебе не поможет. В психоаналитиков я верю с трудом, простите мне серость и ретроградство. Чуть больше я верю в анестезию и наркоз, главное, чтобы градус был не меньше 40. Но проблема тут такая же, как с физической ампутацией. Наркоз рано или поздно проходит. И боль тебя сжирает целиком. Очень больно, когда отваливается любовь. Скажите мне, что это не так – думаю, любой переживал такую фигню. И не важно, что отвалилось – померла муха Машка в спичечном коробочке или муж ушёл к любовнице. Всё равно, сначала – жутко болит. Это надо пережить, потом становится легче. Болевой шок проходит, научаешься жить без любви. Как будто выдрали у тебя половину глаз, половину носа, отрубили пальцы… Плохо чувствуешь первое время, всё как через вату, ну или через гандон, если будет угодно. Ощущения не те.
Потом становится ещё легче. Научаешься функцыонировать нормально. Ну, как инвалиды же могут на коляске ездить, некоторые даже в баскетбол играют. Безрукие тоже, всяко разно научиваются без локтей и ладошек делать. И без любви тоже люди приспосабливаются жить. Сублимации там всякие, потом уже до автоматизма дело доходит. И удивляешься, что когда-то мог есть ложкой, а не через трубочку. Возможно, кстати, через трубочку удобнее.  Без любви иногда намного проще жить. Но рук-то всё равно нету. И никогда ты этого не изменишь. Нету у тебя ни пальцев, которыми можно хватать, гладить, ощущать температуру, шероховатость, влажность или мягкость. Нет любви, и никогда не будет таким одуряюще синим небо, никогда не будут так пахнуть листья, пресловутые листья под ногами. И утки крякают в пол голоса, хоть ты тресни.

Я к чему всё это? Ну, типа, любите друг друга. Берегите. Тёток, мужиков, мам, пап, дедушек и детишек. Хомячков ещё тоже, особенно ещё кошек и собак. Собак особенно, у них глаза красивые. Домашнюю муху Машу не забывайте кормить. Вообще, всех, вот.

Оно, конечно, никогда тебе не будет так хуёво, как когда ты любишь. Но и без любви так пиздато – не будет никогда.

Вот так меня накрыло однажды в октябре…