Честно говоря, если бы не дело, то я бы на встречу выпускников не пошел.
Не люблю я такие мероприятия.
Почему?..
Обычно я отвечаю "А черт его знает!", но это неправда. Или правда наполовину. Черт, может, и знает, но и я по крайней мере догадываюсь. Это несложно.
Потому что не люблю разочарований.
А ностальгии по молодости у меня нет.
Но вот - пришлось.

Разумеется, я опоздал.
В школу я опаздывал регулярно, и над этим смеялись. Предположения строили - чем же я по утрам занимаюсь. Я отмалчивался, отшучивался, отмахивался... в переносном, конечно, смысле, но пару раз случилось и в самом прямом. И врал, разумеется. Это дело я уже тогда уважал и любил.

Один раз меня отчитывал завуч - для провинциальной школы это очень даже не хрен собачий, это на современные деньги вроде старшего менеджера в конторе, или товарища полковника, если кто привык к другим измерениям. Спросил меня, во сколько я встаю? - услышав, что в семь, обозвал вруном и предположил, что на самом деле я около восьми только начинаю глаза продирать.
Дурак.

Впрочем, те, кто предполагали, что я по утрам готовлю уроки, долго завтракаю, тайно занимаюсь каратэ и читаю книги - тоже не совсем правы. Всем этим я действительно занимался - но опаздывал по совершенно другой причине.
Просто невыносимо было для меня покоряться составленному кем-то режиму. Пусть даже составлен он на сто процентов для моей пользы.
- Ничего! - высказался как-то по этому поводу учитель труда. - Жизнь-то - она рога обломает!
В предложении было шесть букв "о", но он умудрился "окнуть" раз десять. Не знаю, как это ему удалось.

Жизнь, конечно, поступила строго в соответствии с его указанием и я научился приходить вовремя на учебу, на свидание, на работу и службу... а вот домой - так не научился. Более того - когда услышал от товарища забавный термин: "опоздать домой" - долго смеялся. Когда перестал - заметил, что из всей компании ржал один. Очевидно, таким образом жизнь намекала на следующий облом, но я намека не понял, и вскоре опять стал холостяком.

Недели три вздрагивал, натыкаясь взглядом то на забытую на плите кастрюлю, то на погремушку, все еще подвешенную к потолку (раньше тут стояла кроватка...), то горшок с лилиями, которые нам обоим так нравились. Каждое воспоминание - как напильником по кости. Затем привел в дом любовницу, и она быстренько переставила все по своему. Спасибо!.. а ведь сразу я это не оценил. Еще раз спасибо... впрочем, она это не прочитает.
Ничего особенного в жизни я не достиг, великим не стал, очень уж знаменитым тоже, за сотню девок не трахнул и миллиона не заработал и не украл.
И если бы не дело - то встречу выпускников не пошел.


Время безжалостно - но я не знал,  неодушевленные предметы оно тоже безжалостно уменьшает в размерах. Раньше школа казалась огромной. Законченная при позднем совке, с первого кирпича обреченная на образцово-показательную судьбу, на первое место в районе (ну, это само собой), в городе (да, да, вот такая она у нас!) и даже в области (Мария Федоровна, в обкоме есть мнение... вы сможете оправдать возложенное на вас доверие партии?) - она была огромной. Собственная теплица, стадион с беговой дорожкой вокруг самого настоящего футбольного поля (интересно, почему я ненавижу футбол?), плац для линеек и торжественных построений. Зарядка по утрам (под рычание Марии Федоровны из динамика), сменная обувь (под ее же бдительным оком на входе), постоянные визитеры из рай-, гор- и прочих -оно...

К чему это я? Ах, да. К тому, что школа казалась огромной, классы - большими, двери широкими, и двор - вообще необъятным.

Тогда.

Тогда нас выгнали на субботник, и заставили втыкать в землю саженцы вдоль дороги. Я ненавижу принудительной труд, но деревья люблю. Это был не самый неприятный субботник.

Теперь деревья стали большими - а школа мелкой. Узкие двери; крохотные, неудобные парты. Маленькие темные классы. Шкафы с ящиками для сменной обуви, черт бы ее побрал. Низкие потолки.

Года в два или три я катался верхом на дедушкиной собаке. Звали пса - Жук, и он был мне по пояс. Лет тридцать спустя отец, уже переехав в опустевший дедушкин дом, завел точно такого же - черного, мохнатого и очень радостного Жука. Говорил даже, что этот вернулся тот самый. Я был уверен, что если кто и вернулся, то сильно измельчал по дороге, раза в четыре; затем отыскал старую-престарую фотографию - и был весьма удивлен.
Огромный пес, на котором я катался верхом, оказался крупной болонкой.
Вот и со школой так получилось.

- Ооооо! - заорал у двери толстый лысый мужик. - Какие люди! И без охраны!

Интересно, сколько повторений делают хорошую шутку пошлостью? Сколько повторений ее убивают? Сколько раз надо повторить одну и ту же фразу, чтобы она надоела даже последнему пролетарию? Трудно сказать. Но, в конце концов, "милостивые государи", а также "гражданин хороший" - погибли. Может, и эта фраза когда-нибудь сдохнет.

А мужика я узнал. Как было не узнать.

Он был не из лучших учеников, и не очень развит физические. Естественно, насмехались. Естественно, и я тоже. А потом, когда училка вдруг задала тему  сочинения "Дружба" - был сильно удивлен, узнав, что он считает меня... да-да. Именно так.
Другом.
Хотя и дрались, конечно. Всяко бывало.
Кончилось плохо.

Мода на пиротехнику накрыла нас, если не ошибаюсь, в конце пятого класса, а гонку калибров начал именно я Если бы ограничились традиционными гильзами от мелкашки, наполненными спичечными головками... благо, сырья было предостаточно.... если бы я не притащил в школу несколько гильз двенадцатого калибра... а вот с этим сырьем тогда был напряг... если бы не удивил класс небывалой петардой... не зародил соревновательный дух...

Вы когда-нибудь пробовали заклепать молотком водопроводную трубу в три четверти дюйма? набитую серой от спичей (позже говорил, что ушло коробков десять) и зачем-то карбидом (не помню, но возможно, тоже я виноват - поскольку бутылочно-карбидные бомбы испытывал). Не пробовали?
И не надо.
Рванет, а трубка воткнется в глаз. В правый.
- Зато в армию не возьмут! - чуть позже бодрился он, регулярно натыкаясь на стены.
- Зато пенсия по инвалидности! - говорил, питаясь на зарплату экспедитора на заводе (девяносто шесть, если не ошибаюсь - чуть больше, конечно, чем у технички, но ненамного. И не украдешь ничего - завод-то машиностроительный).

Завод - о, да! Завод - это был завод! Любимейшая игрушка! Впервые я там побывал года в четыре - и влюбился в паровой молот. Пресс обладал всеми атрибутами бога. Он был огромным, сильным и страшным, и время от времени убивал пролетариев, сам себе принося кровавую жертву.
Как я был неправ!..
Теперь я знаю, что бог совсем не такой.
Он хуже.
Он допускает, чтобы неумный ребенок, желаю привлечь внимание друга, вогнал себе водопроводную трубу в глаз.
Привет, Гриша. Извини, ты не тот, кто мне сейчас нужен.

- Привет! Надо же, а мы не надеялись тебя увидеть!

"Мы"? Врешь, Натали, врешь. И насчет "мы", и насчет "не надеялись". Надеялась, и в общем-то пришла сюда ради того, чтобы меня увидеть - ну, и подружек, конечно. Остальные мальчики из класса тебя интересовали постольку-поскольку, и сейчас тоже ты вежливо слушаешь джентльмена, который, в свою очередь пришел сюда, чтобы увидеть тебя - ну, и остальных пацанов, конечно... вот такая цепочка выросла. Совсем как в старом советском фильме. Катю любит Васю, Васе нравится Оля, которая жить не может без Паши, а Паше, соответственно, очень хочется привлечь внимание Люды.

- ...а из-под нар доносится: а Мамба вас всех ненавидит, белые сволочи!.. га-га-га!...
И рассказывает об этом джентльмен, который хорошо знает, как живется под нарами. Поскольку именно там и кантовался три года из четырех, полученных за изнасилование. И мне его почему-то не жалко. Впрочем, и девку тоже. О чем думала, когда садилась в "Запорожец" с четырьмя поддатыми мужиками? Что они действительно покатают до реки и обратно?

Извини, Виталий, ты не тот, кто мне нужен.

И ты, Натали тоже... обрати лучше внимание на Диму. Ты ему с пятого класса нравишься, я это точно знаю. И он точно не знает, чем ты занималась в столице два года, пока, наконец, не поступила на свой медицинский.
Только не спрашивай его про девяносто третий год, ладно? Ему будет неприятно, да и тебе, наверное, тоже.

Ты молодец, Дима. Ты многое понял после девяносто третьего, и многое сделал. Зарубками на винтовке ты перестал баловаться уже через год - и правильно сделал. Потому что врагов с зарубками вешали, а тебя приняли за новичка, и всего лишь избили. Я знаю, ты отомстил. Молодец. Но этот рубец на душе - он навсегда.
Извини, Дима, но и ты мне не подойдешь.

Лариса! Рад тебя видеть. Рад, что у тебя все нормально и все хорошо. И за детей твоих рад. И за мужа. И сама ты прекрасно выглядишь. Ты мне очень нравилась, знаешь? Да, конечно, не дал понять. Не подошел. Не пригласил. Не умел. Робел. Я всегда робел перед красивыми девушками. Ну да, сам виноват. Извини, я тут вижу еще кой-кого.
Это ложь.
Робости не было никогда, а умение - дело в этом деле не обязательное. Иногда даже вредное. Был сильно удивлен, когда узнал, что неумелое наглое приставание дамы воспринимают как проявление истинной страсти. И сразу дают.
Не подошел и не пригласил я совершенно по другой причине.
Хотелось. Очень хотелось. Культурная жизнь городка сводилась тогда к дискотекам - вот на нее-то я и пошел. Снял. Проводил домой. Целомудренно поцеловав в щечку.
- А, - сказал мне товарищ с соседней парты. - Ты Юльку, говорят, проводил? Классная телка, классная. Особенно ляжки. А вот сиськи - не очень, Виталик говорит - сосок растянут на полгруди, некрасиво.

Я удивил бедную Юлю молниеносным откатом назад и поехал на дискотеку в другой район города.

- А, - сказала мне одноклассницы (хоть убей, не могу вспомнить, какая именно). - Ты, говорят, на Колесном был? Ленку домой провожал? Это ты зря, у нее парень есть. Боксер, говорят.
Ну, тем более, раз боксер. До свидания, Лена. Считай, что я оказался трусом и тебя не достоин.

Следующая, и последняя в моей школьной жизни дискотека произошла в полусельском районе, черт знает где. Это было опасно. Если кто помнит совок, то знает, что в отсутствии развлечений пацаны делили "сферы влияния". И вражескому шпиону могло оказаться плохо.
Не оказалось. Мой район не считался враждебным. Скорее всего, потому что находился черт знает где, и отношения были как у Чукотки с Восточным Тимором - слышали, конечно, что есть такая земля... а где это?

Снял. Проводил. Поцелуем в щечку дама была малость удивлена и сама сунула мою руку под блузку. Приятно было, конечно, приятно.

- А, - сказала  мне мама через три дня. - Ты, говорят, с Людочкой познакомился? Хорошая девушка, приятная. Правда, у нее был какой-то инвалид, чуть ли не жениться хотели - но это из жалости. А так - неплохая. Хозяйственная. Уважительная. Родителей любит.
Бедная Людочка. Была, наверное, удивлена, что я вообще на дал знать о себе.
Надеюсь, быстро меня забыла. Жаль, что все-таки снова сошлась с тем инвалидом, прижила ребенка, а инвалида вскорости бросила - пил много. Знаешь ли ты, что через три года он умер? Наверное, знаешь. И вряд ли тебе пришлось для этого заллазить в компьютер - слухи надежней работают. В масштабах провинциального городка, разумеется.
Не вспоминай меня. У нас все равно ничего хорошего бы не вышло.

Я и девственность-то потерял только после того, как твердо определил, что никто никогда не узнает, когда, где, как и с кем это произошло. Да-да, никто. Даже второй, так сказать, участник (участница, разумеется, не подумайте обо мне плохо!) была уверена, что я хотя и неопытен, но все же не полный чайник в вопросе.

Ох уж мне эти девушки!

Но речь не о них. Товарищ, который меня сегодня интересует, мужского пола. И (не подумайте обо мне плохо еще раз) - интересует исключительно с деловой точки зрения.

- Привет, Валера!
- П... привет!


…будет…