По берегу Нево, со стороны города Ладога, на быстрых, как птицы, конях летела небольшая дружина. Впереди на лихом вороном коне ехал сам князь, Александр. Хоть и молод, Александр и горяч, но уже Новгород призвал его на княжение. Собралось вече, посудачил народ, прокричали свое «пояса», да подралась на городище чернь, и позвали молодого княжича. Едва минуло ему шестнадцать лет, а уже за земли русские воевать пришлось. И умен не по годам, и суров, да справедлив, и на руку скор и на подъем легок.

Вот и в этот раз шведы на Неву вышли, и зять короля шведского Биргер, в гордыне своей  на бой вызвал: «Если можешь, защищайся, ибо я уже здесь и разоряю землю твою». Александр, вскипел, в церковь пошел за благословением к архиепископу Спиридону, а после, как с колен встал, дружину кликнул и на встречу шведам поспешил. Даже ополчения не поднял - некогда, с верой и яростью на врага кинулся.

На встречу дружине  старейшина земли Ижорской, именем Пелугий, крещеный Филиппом поспешил, ему стража моря поручена была. Посчитал он силу шведскую, все разведал, да к Александру поспешил. Шведов пришло не мало около пяти тысяч будет. А ночью видение ему было от ангела-хранителя. Борис и Глеб на ладье чудной, в красных одеждах, обнявшись, плыли, за землю новгородскую постоять. И сказал Борис Глебу: «Пойдем,  поможем родственнику нашему за землю русскую стоять.»

Ох, мала дружина у Александра, но каждый воин многих стоит. Вон Гаврило Алексич, под нос песню бубнит тихую. Сбыслав Якунович свой топор поглаживает, похлопывает, земляк его Меша, мастер мечом биться. Полочанин Яшка, ловчий княжеский, все балагурит, про охоту байки травит. Высоко солнце над головами, палит, в небе синем ни облачка. Пот из-под кольчуги ручьями льется, духотища. В середине лета в речке бы купаться, да в тени детинца с девками путаться, а здесь на тебе, шведы воевать решили.
Вон Ратмир хмурится, его Сава подбадривает, зубами сверкает, улыбка до ушей. А Ратмир все хмурится, да в ответ хмуро буркает.

У реки Ижоры, стояли корабли шведские, князь, с утра раннего,  приказал в атаку идти. Ринулась дружина княжеская и началась сеча. Длинный день обещал быть15 июля. Шведы, неготовы были, да и кто с дороги дальней битву начинает? Но была у Александра ярость и гнев великий, и стал он биться с римлянами за веру и землю предков своих. И все дружинники в гневе праведном вокруг него сплотились.

А Сбыслав Якунович, утром ранним, когда еще туман по полям бродил, вышел на поляну заветную. Поклонился земле родной, да камням, что предки поставили. Вышел из леса на встречу ему  покровитель рода – медведь, да понюхав, воздух головой закивал,  с лапы на лапу затанцевал. Сбыслав, вспомнив чему, отец учил, медленно подошел к зверю. Медведь внимательно посмотрел на него, в черных медвежьих глазах отразился воин, на голову отдал медведь ему силу свою. Рыкнул косолапый, в лес потрусил, не оборачиваясь, знал, не ударит человек в спину. Скрылся за листвой, за кустами. Сбыслав Якунович из леса вышел, плечи расправил. В груди билось сердце, разгоняя по телу медвежью силу и ярость. По сонным полям еще бродили аисты в поисках зазевавшихся лягушек, но уже кружило в небе воронье, предвкушая вечернюю трапезу. Началось. Ринулись в атаку воины, не ждали шведы, едва часовые крикнуть тревогу успели, а Сбыслав уже кружился среди них, тяжело и смачно опуская топор на головы врагов, снося головы, и разрубая в щепки щиты. Бой превратился в свару, русичи наваливались на опешивших шведов, рвали их строй. Вот Ратмир прорубился в середину вражеского строя, навалились на него со всех сторон, рубится из последних сил, уже десяток врагов положил, но окружают, устает рука, не успевает за ударами. Много шведов положил, от князя атаку шведскую оттянул на себя. Да полег под ударами вражескими.

Меша, своим мечом сечет врагов, сверкая солнечными лучами, меч летит и звенит о вражескую сталь, каждый раз находя врага. Сава, прорубившись через строй шведский, в  шатре королевском с золотым верхом столб подрубил, и когда увидели дружинники падающий шатер, раздался дружный крик: «Ура!» И снова стали давить русичи на врага. Уж день к закату близится, да долгие дни на Неве. Солнце по краю ходит, все светит и светит.

Сам князь копьем Биргеру лицо ранил, того на корабль уводить стали, да следом за ним Гаврило Алексич поспешил. Мечом  дорогу к самому кораблю пробил, по сходням за Биргером  рвался, рубился до изнеможения.  Шведы рогатинами столкнули его с борта, да только упал в реку Гаврила, как был на коне, да в кольчуге. Вынырнул, отдышался, отплевывался, но меч булатный из рук не выпустил, а конь верный на берег вынес. Воевода шведский на него напал, и бились они с ним не на жизнь, а на смерть. Перебил Гаврило меч его, да порубал доспехи шведские. И снова в бой на недруга ринулся. А за ним Яков увязался, половчанин, ловчий княжеский, тот все песню в горло орал, пра гридню в красном платье, про судьбу злодейскую. Да так распелся, что воробьями от него шведы прыснули, а тот знай себе мечом рубить. Как в былине про Муромца, куда ударит там улочка, куда махнет там переулочек.

Вот на встречу, выродок вырвался, щит грызет, волчья пена изо рта. Кричит что-то, гордый такой. Мечом своим по щиту стучит, ой скоморох что ли? Еще бы бубен взял, да дудку с гуслями. Только что Якову волки со скоморохами? Немало зимой их гонял и зверей и перевертышей. Выпрыгнул навстречу да по ногам рубанул. Как рысь в верх взвился, и снова с верху уже ударил, завертелся волчком перевертыш, да толку что? Как рысь крутится Яшка, играет с выродком, да не устоял берсерк, получил меч под ребро. Отскочил Яков, на врагов посмотрел, глазами дикими, и снова в бой, как кошка с мышками, полетели только клочки да кровь полилась рекой.

А к закату дня совсем испугались шведы, среди кораблей их небольшой отряд новгородцев выскочил, и давай крушить борта рубить. Снова Меша отличился, уже один корабль шведов отбил, борта ему проломил, да огня подпустил, загорелся просмоленный борт, парус жалкой подбитой птицей упал, а Меша, все не отстает, кружит котом голодным, второй шведский корабль поджог, третий, вот уже и шведы испугались. Бьют их русичи, гонят в Неву, а на реке корабли пылать факелами начали. Бросил Бергер убитых своих, кто успел из шведов на кораблях бежал. А остальные смерть приняли лихую, словно косой прошли по шведскому лагерю, и нет уже тех славных рыцарей, есть только мертвые тела божьим промыслом прибранные. А в лесах снова рык стоит, да ветер лапы елей качает. Вон мелькнул по перелеску медведь, пробежал да снова в  тьму, под деревья ушел. А за ним, серой тенью рысь по веткам поскакивает. А к вечеру, на небе Спаситель, воин, всадник, медведь, рысь, да орел Александру привиделись. Протер он глаза, да толку что? Только князю и ведомо, что господь сказать хотел.

По Неве вода красная, да не вода, а кровь течет, наших-то всего два десятка мертвых, остальные римляне пришлые. Воткнул свой меч в землю крестом, на колени упал Александр, да вся дружина за ним. Помолились за убитых, проводили души их погребальным костром, в долины, где ждет счастье воинов.

Я снова очнулся. Рука все еще болела от тяжелого ратного труда. Мама говорила в таких случаях: «Натрудил мышцу». Голова все еще звенела от звуков битвы. Перед глазами горели тяжелым, черным дымом шведские корабли. Все еще кружились над головой вороны. Усталости не было, было непонятное, светлое чувство, хотелось орать и прыгать до небес. Я выскочил на улицу, там было все еще светло. Середина июля, белые ночи на излете. На Невском, в переходе, стоял одинокий уличный музыкант, и играл что-то ирландское, а может и не ирландское - а русское. Я остановился и запел под аккомпанемент высоких скрипичных звуков:

Дует ветер ледяной
Лает пес Буянка,
Мчатся с горки веселой,
Голубые в санках.