Рыбак рыбака видит из далека. А  тусовщик тусовщика  тем более. На вокзале в Симферополе я познакомился с москвичами, они активно носились по вокзалу и своей суетой наводили меня на мысль о небольшой порции канабиса в их мозгах. Проследив эпицентр их метаний, я, подобрал свои пожитки, и пошел знакомиться. На рюкзаках, сваленных кучей в углу, сидела печальная маленькая рыжая девица, на ее руках болталось пара килограмм фенечек, на шее огромный пацифик и маленькая сумочка под документы с листиком конопли, на голове шляпа невозможного цвета. Москвичи подумал я. Подождав, когда вернутся в угол жизнерадостные лоси, и подошел знакомиться. Компания ехала из  душной Москвы в Севастополь, а там как бог на душу положит. Мы вышли за ближайший угол накурились шмалью, и мне уже стало все равно куда переться. На побережье везде плескалось Черное море, а солнце и небо над Крымом одинаково жарит. Тем более не надо ломать голову, ближайшая «собака» на Севастополь стартует через десять минут. Мы еще раз дунули, и, собрав манатки, устремились в электричку. Как обычно, на билеты было забито, а на сэкономленные деньги успешно куплен местный «Херес».

Я всегда поражаюсь московским тусовщикам. У них все так гипертрофировано, если хиппи - то упертый, если панк - то обосранный, если металлер – то на нем два пуда железа. И все у них «такое клеевое, такое  типо крутое и такое ваааащеее вау». Как правило, за всем крутым внешним обликом, стоит обыкновенное маленькое запуганное чмо. Хипанская идеология - непротивление злу насилием и всеобщая любовь, прижилась только среди недалеких умом москвичек, и неменее убитых жизнью маасквичей. Мужская половина тусы (в то время объединение хиппи называлось системой), вписывалась в «систему», как правило, из-за двух немаловажных причин – вписки и халявный секс. Считалось, что у олдового хипана должно быть в запасе, как правило, три - четыре вписки.  Особенно радовал постулат - про свободную любовь, так активно раскрученный мужской половиной «системы». Плодами всеобщей любви и свободы, пользовались без зазрения совести, и моральных мук. А жаркое крымское солнце, еще больше распаляло тела и умы.

Незаметно набираясь, под перестук колес «Хересом», мы ехали в переполненной «собаке» и вели неторопливые беседы на околофилосовские темы. Вагон был забит запахом табака, перегара, кислого молока, пота, запахом немытых тел, и еще чего-то неуловимо-кислого и тошнотворно-противного. На юге,  местные женщины, предохраняясь от солнечных ожогов, мажутся сметаной или простоквашей. Но, на такой жаре, никакие духи мира и прочие дезодоранты не могут истребить или перебить запах женского потного тела жирно сдобренный запахом кислого молока. Видимо с тех пор я ненавижу молочные продукты.

От дверей началась какая-то движуха. По толпе поплыл говорок: «Контролеры идут, идут контролеры!» В моем затуманенном мозгу эта паника не произвела должного ажиотажа. Я спокойно знал, что по привычке отбрешусь, если что, или накрайняк высадят на ближайшей станции. Контролеры были настоящими, фактурными хохлами. Как объяснить фактурность хохлов без жирка свисающего сверху брючного ремня, без толстой лоснящейся физиономии и недоверчивого прищура глаз?  Немного засаленная железнодорожная форма, в руках компостер похожий на плоскогубцы. Живот, наеденный непосильным трудом, говор перемежающийся украинскими словами паразитами: - «трохи», «нема», «ось побачимо». Завершает портрет непомерная наглость, жадность и самоуверенность прожженных пройдох.

Завидев хипанов они радостно забили на остальных пассажиров, и пробираясь через толпу устремились к нам. К тому моменту «Херес» уже кончился, но на жаре и духоте приход был так хорош собой, что чем-то обломать благодушие и радость от принятого вовнутрь напитка было невозможно. Мои попутчики находились в стадии активного удивления происходящим вокруг. И, заплывшие салом, контролеры вызвали у них очередной прилив веселости. Контролеры бойко потребовали билеты, в ответ, услышав что-то непонятное, нечленораздельное и невразумительное выпали в полный осадок. Они возмущенно заговорили какие – то слова, но их смысл не доходил до наших мозгов соединенных в этот момент с вселенским разумом. Что речь какого-то букашки, важно пыхтящего от жары перед тобой всемогущим и великим? На все попытки насекомого вступить с нами в контакт мы смеялись в ответ. Это было забавно, звуки,  вырывающиеся из его рта, походили на глыбы камней, катящихся с гор. Его глаза пытались найти на наших лицах след скорби и печали, но натыкались на взрывы счастливого смеха. В итоге высадили нас в Бахчисарае. Вспомнив, про знаменитый фонтан, всей толпой ломанулись искать дворец. По дороге, прикупив еще немного «Хереса», радостно нахересились и шумно спорили о поэзии и истории.

Дворец местного хана, или султана, фиг пойми, если честно, кто здесь командовал, вызвал смешанные чувства. Бедненько, печальненько, и сераль далеко не так хорош, как я его себе представлял. И дворец так себе, и хан видать был известным жлобом и засранцем. Наверное,  это хорошо - постоянный сумрак в помещении, и даже где-то прохладно после залитых жгущим южным солнцем улиц, но после сумрачного и пастельного Питера хотелось жизнеутверждающих и светлых апартаментов. Одно поразило – внутренний дворик. Разных  цветов, пахнущих на все лады, там было огромное количество. Вру, конечно, еще была резьба по дереву, которую местные мусульмане возвели в ранг настоящего искусства. В традиции народов проповедующих ислам под запретом были изображения животных и людей. Поэтому орнамент поражал извращенной  вычурной изящностью. 

Бахчисарайский фонтан произвел впечатление. Сказать, что Пушкин развел всех, это не сказать ничего. Он просто гнусно кинул всю страну. Я думал бахчисарайский фонтан поразил Пушкина своими размерами и  количеством воды бьющей из него (если учесть что воды в Крыму мало). Но: вот это жалкое зрелище - каждый час по чайной ложке давившее воду из стены, и мелкие капельки воды, стекающие едва-едва по мрамору из одной раковины в другую, убило меня на повал. Как кот наплакал. Вернее, оказалось, наплакали жены местного хана. Да и дворцы я представлял по-другому. Ну что сказать? Сказать особо нечего, кроме слова «не впечатлило». Вся романтическая дребедень оказалась на проверку полным бредом. Поэтому в припадке литературного же бреда и романтического настроения вызванного очередным стаканом «Хереса» я написал хойку:

Ах, великий
бахчисарайский фонтан,
на хуй он нам?

В музее повезло, прикупили подробную карту местных достопримечательностей. Без местного гида не разберешься где что есть, а Крым - полуостров в плане исторических мест непочатый край и золотое дно. Посовещались и решили идти пешком, благо рядом. В пещерные города Эски - Кермен и Мангуп - Кале, а потом попробовать выйти на Балаклаву и уже оттуда добираться до Севастополя. Выперлись из Бахчисарая, и устремились к пещерным городам. Странно, но никакого вида транспорта, даже рейсового автобуса к этим историческим местам не предусмотрено. Вечерело по южному быстро. Поэтому, едва покинув славный город, Бахчисарай встали на ночевку. Первый раз за маршрут я заночевал на земле. Кинув под себя пену, под голову рюкзак, обняв гитару, я пару минут посмотрел на стремительно темнеющее небо. Усталость, и пара тяпок сделали свое дело, я рубанулся.