Часть первая: Лебедь в стойле.


Мне больно. У меня из глаз катятся слезы. Блядь, как больно…
Меня укусил за ягодицу ебанный треснутый стульчак. Белый. Чистый, с глубокой трещиной. Из ягодицы капает кровь. Я – Христос. Я - Христос, распятый за грехи.

День начался с вопля китайского будильника. Этот механизм  нагло ворвался в мой сон про одалисок и взорвал его пластиковой бомбой наступающего дня. День за днем эта падла тикает на прикроватной тумбочке и пузатым гегемоном контролирует мою жизнь. Я его ненавижу. Если бы я не хотел жрать, то выбросил бы его из окна, в мутную лужу с обертками от тампаксов, сникерсов, латексов и прочей отрыжкой цивилизации. Но я хочу жрать. Я должен работать что бы жрать, что бы день за днем жрать и срать. И доставлять удовольствие себе и другим. Доступные маленькие удовольствия.

Я смотрю во двор. Там торчит черный лоснящийся столб, с ржавым отражателем фонаря. Когда-то к нему шли провода, теперь проводов нет, лампочка давно разбита деструктивной тенденцией, и фонарь утратил свой смысл. В нем больше нет света. Мы все как этот столб. Мы утратили провода, и в нас больше нет теплого электрического света. Хуй знает, зачем мы вообще торчим посреди этого четырехмерного пространства, на манер черных столбов с ржавым отражателем. Наверно для того, что бы приводить в движение окружающие нас предметы, которые без нас лежали бы на своих местах. Вносить в гармонию вселенной элемент хаоса. В этом элементе хаоса ловить кайф и твердить о стремлении к гармонии, в которой нихуя не понимаем. Мы разрушители. Мы биомеханические макаки со сбившейся программой. Внутри нас крутится охуенный ржавый маховик. Мы макаки – инерцоиды.

ВВВВВЖИК. (щелкает затвор фотоаппарата). На дисплее роза. Роза с шипами. Роза – вагина стоящая в грязном стакане.

Вся хуйня на самом деле в том, что меня окружают чужие люди. Они ходят набором хромосом, они смотрят на меня дырками глаз, и они, наверное, видят меня. Они фиксируют взглядом сам факт моего присутствия в пространстве и их рецепторы посылают нужные сигналы через мозг, что бы каким то образом обойти это возникшее на их пути препятствие. Я пиздец какое препятствие для них.
Какой то хрен на небе занят круглые сутки тем, что морскими узлами вяжет узелки судеб. Встретились так два чужих человека и между ними просвистел электроразряд. БАБАХ. В глазах их появился интерес. Потом начинается секс. Потом он кончается и начинаются взаимные претензии. Потом начинается хаос. Узелок лопается, словно гнойник, и снова по улице бредут два чужих человека. Еще более чужих друг другу, чем раньше. Почему? Потому что ибо нехуй.

Макаки  - наркоманы. Мы стремимся к удовольствию и избегаем неудовольствия. Мы хаваем халву ложками, у нас выпадают зубы, но мы все равно вгрызаемся в халву кровоточащими деснами. Потому что это - кайф! Нам нужны удовольствия и не нужны неудовольствия. Мы как пресловутая крыса, которая постоянно дергает за веревку, что бы разряд прошел через зоны удовольствия в нашем микроскопическом мозгу, а когда вкус халвы набивает оскомину, мы начинаем пробовать на зуб другое. Пряники, зубную пасту, гвозди, гуталин, туалетную бумагу, тампаксы, сникерсы, настойку боярышника.... Мутные потоки эндорфинов поднимают нас над скукой бытия всемогущими языческими богами. Мы описываем в этом небе замысловатые кривые, что бы как обосравшийся Икар ебалом треснуться о землю, когда завод эндорфинов кончается. Серый, засранный мир принимает нас в свои материнские объятия. Но мы не хотим так жить. Нам нужны эндорфины. Гормоны счастья. Мы все чайки по имени Джоан Ливингсон. Мы все нихуя не умеем летать. Нам кажется, что мы можем летать, и мы с энтузиазмом премся от этого.
Зато мы можем засрать все достаточно быстро. Это наш bonus skill. Бонус скилл обезьяны по кличке Гомо Сапиенс. Но мы никогда не признаемся себе в том, что мы просто маленькие вселенские засранцы.

ЧПОК (щелчок затвора) На дисплее лицо младенца с нехорошими, горящими сатаниским огнем глазами. В руке малыша окровавленный Христос на распятии. Еще живой. Малыш счвастливо агукает, и трясет погремушкой.

Мы, блядь, боги. Мы можем все что захотим. Я не раз убеждался в этом. Мы из пустоты создаем величайшие произведения. Мы премся от них, мы дрочим на голые титьки рубенсовских бабищ, мы вздыхаем под луной под музыку Вивальди и Iron Maiden ощупывая друг у дружки выпуклости тел. Мы просто охуеваем от божественной красоты вокруг. Эта красота возвышается над нами недостижимым идеалом, и именно поэтому мы хотим отомстить ей. Мы боги – засранцы.

Мы строим уебищные города, в которых тут же спонтанно образуются помойки и заводится грех. Мы отделяем себя друг от друга толщиной стен, мы тщательно следим, что бы сосед на наступил на наш коврик, и соседская собака не насрала на нашей территории.  Но мы можем все, что захотим. Вся проблема в том, что блядь, мы нихуя не хотим. Мы пресыщенные эндорфинами и мудростью телеведущих нихуя не хотим. Мы пялимся в чудо экран телевизора мутным взором и как коровы в стойле жуем вторсырье чьих то мыслей, называя этот дрищь – креативом. Домик -2 в деревне, сиськи в сметане, жопа в подгузнике, мясо на бойне. Спрашивайте в сортирах города. Придет серенький волчок и укусит… Блядь… Укусит, нах, помойный бачок. Чисто от бешенства.