Непреодолимо в последнее время тянуло кого-то любить.
– Не груби, – произнесла госпожа Инспектор Травм и что-то записала в блокнотик.
Внутри меня какой-то разлом, через который рвутся в этот мир эмоции. Причем волнами. То бывает нет никаких, а то прям полон я ими. Идти приходится осторожно, щупальцами еле-еле передвигая, чтобы случайно не выплеснуть их на кого-то. Вот недавно у меня случай был забавный. Прямо возле офиса…
– Арматура – маленький город, поточней, – прерывает Инспектор.
Так я к тому же. Чтобы полней осветить травму. Так вот прямо возле офиса, когда мимо свалки по мостику перебираешься, там еще знаете репродукции из До Нашей Эры внизу вешают каждый праздник, я… Так вот я, причем эмоции опять волнами, волнами – и через край. И тут, буквально, не иносказательно, а как есть, в щупальцах своих путаюсь и падаю.
– Странно, странно… – и пишет что-то, – система спутниковой ориентации, проверка азимутов…
Да нет. Какая спутниковая. Говорю – сам же. В своих же щупальцах запутался. И плюх. Ну от удара эмоции и поперли. Радиус не большой был, метров двадцать, но это мост. Понимаете! Мост. Образовалась пробка. Немного перемешались все, а ко мне кондукторша молодая, еще блестящая подходит. Помощь предлагает. Ну, я ж в растерянности. Я ж по профессии секретарь. Да не простой, а четыре языка, семь глаз, щупалец только для ходьбы восемь штук, а еще двенадцать для всего остального. У меня даже термометр встроенный есть. Вот. И тут такое событие - упал. Лежу снизу вверх на кондукторшу смотрю. Молча. Соображаю что сказать. Ведь по логике: раз упал – значит проблемы есть. Но однако, чувствую себя относительно хорошо. Эмоции уж конечно минус. В общем, ляпнул: замечтался. Вот тут она меня до ржавчины поразила. На мосту? – спрашивает.
– Эффект Лакримоза-Маминова, – сердится Инспектор, и пинцетиком в меня тычет.
Так и я о том же. Я же сам… У меня в общем – эмоции, эмоции. Но тоже спрашиваю и рукой так обвожу: Где же еще? Место на самом деле живописное. Свалка опять же. Местами радиоактивная, оттого и мост. Но я-то хоть с эмоциями, но так больше для шутки, а кондукторша значит рядом присаживается и вздыхает. Самое странное. Красиво вздыхает, поскрипывая, но элегантно, клешней своей, которой билеты пробивает в такт движется, пластиночками обшивки играет – засмотришься.
– Эрмитаж, поп-корн, водка – опасные пережитки доисторических эпох, – согласилась со мной госпожа Инспектор.
И понимаете пробрало меня. Я опять эмоциями раскидался. Опять затор, шум, кто-то даже отношения выяснять начал, но мы… заметьте мы!.. мы уже не замечаем. Она мне о себе, о жизни, а я в основном о работе и документообороте. Ну вы понимаете. А если нет, я сейчас быстренько картинку нарисую. Документы они как вода. Но в отличие от воды они не пластами под землей и по полюсам, у них круговорот есть. Вот ставишь учетчику закарлючку о приходе на работу – мелочь думаешь. Ан нет. Она не в бездну, не в пласт. Учетчик её суммирует, обобщает и в бухгалтерию. Там она делиться часть значит в плановый сектор, а часть в аналитический. В аналитическом с отчетом о выработке, о выбраковке, энергоемкости, матзатратности и прочих понятное дело анализируется. Потом к руководящим. Так резолюция и опять во внутреннею бухгалтерию. А там смотришь через время на счет твой энергия падает. Замкнулся круг. Замкнулся. А в плановом своей круг. Да и вообще об аналитических это я в общих чертах, без подробностей.
– Мы созданы по образу и подобию духовной сущности породившей нас плоти земной, – кивает госпожа Инспектор Травм.
А кондукторша млеет. Еще что-то просит, чтобы рассказал. А что я? Я рассказываю. Даже о свалке можно рассказать. Ведь вон она внизу. Это тогда она внизу значит. И вот внизу, под нами, под мостом плывут маленькие кучки дыма. И никто не знает откуда они взялись. Торопятся куда-то и торопятся. Синие, зеленые, иногда фиолетовые, и совсем редко красные. Но ведь они что-то? Не правда ли? А может это дыхание наших городов. Может это наши души, если конечно доисторические источники мы понимаем правильно.
– Энтропия чувства это энтропия в квадрате, так как не дают нам даже шанса на совершенствование, – возразила Инспектор.
Мне сложно объяснить, отчего кондукторша эта страдала. Она о жизни своей рассказывала, конечно, да что я понял? Я в поездах даже не ездил ни разу. У меня путь простой офис, мост, технопарк, арматурный завод – гордость нашего города между прочем – и все дома. Но говорила она красиво – обшивка поблескивает, клешней машет. Но о жизни это мелочи. Знаете, что она мне рассказала?
– Собственно я здесь чтобы дать диагноз, а для таких высокоорганизованного существа, как ты или я, нет более точного пути диагностирования кроме как неторопливая беседа. Ни стетоскоп, ни дозиметр не дают возможности заглянуть вовнутрь наших миллионнопроцессорных мозгов, – объяснила Инспектор и открыла саквояж, демонстрируя, что там, кроме смирительной кевларовой рубашки ничего нет.
Я к чему? Оно понятно – жизнь кондукторов это вечный компромисс между временем и расстоянием. Вот и бегут они на мосты. Например, этот мост над свалкой. Так вот. Она рассказала, что их там целых шесть. Кондуктор, правда, только она одна. В основном сталевары. Они приходят на мост смотреть на свалку и дым. Дым, я говорил, там действительно замечательный, обтекает горки, застывает в ямках. А через мгновение липнет на заборах арматурного. У них, в кружке, все чинно, все благородно, каждый вслушивается в эмоции каждого, каждый делится с другим ими. И все счастливы.
– Опять же трудно понять, что стало причиной появления эмпат-эффекта. Мнение что эмоциональная открытость это закономерный результат нашей эволюции, нарастание так сказать производительности мозгом, сложно воспринимать в отрыве от созревания нашего морального превосходства над природой, – возмущается о своём Инспектор.
Откуда такая тяга к эмоциональной несдержанности. Вот откуда? Пропитываясь нашим миром каждый день. Понимаю, что давать эмоциям волю – это жалкое поползновение на чужую жизнь. Вдвойне жалкое ведь вторгаешься без спроса, с обрывками собственного мира. С самым его нутром. Я секретарь у меня семь глаз – я понимаю сущность мира. Но это же так волнительно. Посещения этих собраний мне дало приятную раздельность на две части, меня внутри и меня во всех. Даже в Вас инспектор. Я вот сейчас эмоцнул немного. Простите.
– Ик… Вроде… Мне тоже кажется что в небе слишком много блеска и томного безмолвия. Бессмысленного и слащавого мира звезд, которым нет дела до нашего совершенства, – Инспектор загрустила и, облокотившись на саквояж, уставилась в потолок.
Ой! Я наверное опять эмоцнул. И вы эмоцнули! А знаете мир наш странный и глупый. Да это в приличном обществе пускать эмоции – моветон. Но как волнительно нарушать запрет и получать удовольствие. И мне непонятно. Неужели это травма? Что за дисбаланс в моих мозгах, может они напротив – стали на место.
– Сомнительно, хотя и притягательно, – согласилась Инспектор Травм, бочкообразная, с гибкими щупальцами, сочлененьями и, как она думала, замкнутой эмо-системой.
И понимаю что в последнее время разрушается баланс нашего общества, а не наших мозгов. Гибнет мир, грузный наш мир, неспособный выбраться из аммиачного болота эмоций. Но знаете что господин Инспектор? Ик… Я вас люблю!