Болезненное ощущение весны в запахе перегноя, сырого мяса и оттаявшей органики. Еще холодный воздух полон оживших вирусов и бацилл. Не радует даже солнце, едва пробивающееся сквозь молочную пелену облаков. Более всего отвратителен вечер – зимний, мерзлый, безнадежный. В центре, залитом неоном, еще ничего, а в спальных районах все обледеневает, становится острым, скользким и опасным.

Гололед, есть в нем приметы смерти. Ранняя весна в этом городе это не рождение новой жизни, а еще смерть старой. Отсюда предсмертная усталость и авитаминозная тоска. И Восьмое Марта - самое неудачное время для торжества женского начала в жизни. Впрочем, серость – цвет и стиль этого города. В основе его пейзажа грязный, гнилой снег, и безысходность. И, наверное, ранняя весна, и есть время этого города...

Она зашла с мороза свежая и разрумянившаяся, со снежинками на ресницах. Он, сняв с нее перчатки, поцеловал замерзшие пальцы и прижал их к своим щекам:
- С репетиции?
- Да, уф… дай отдышаться… голодная как собака! – сказала она, переводя дух от ветра и холода, и, ослепительно улыбнувшись, поцеловала его в лоб.
- Кхм… я приготовил огромного палтуса и сделал салат,… а пить мы будем ликер – наиграно равнодушно перечислял он, помогая ей снять пальто и расстегивая высокие замшевые сапожки.
- Начнем с ликера, к тому же я чувствую, ты уже… - сказала она, быстро поцеловав его в губы, и прошла в комнату.
- Ты же знаешь, без этого у нормального мужчины на кухне не может быть вдохновения – ответил он немного раздраженно.
Она села в кресло и показала коленки в черных колготках - это всегда ново и волнительно.
- Подай сумочку… - она глубоко затянулась сигаретой – мой подарок… табак… Ashton… с периком в общем, как ты любишь.
- Уууу, Black Parrot! Какая же ты умница. Спасибо. Почему подарок? – сказал он, прочитав этикетку на металлической коробочке.
- Ну ты же даришь мне подарки на все праздники включая 1 мая, 23 февраля и этот… день шахтера – она сощурив глаза потянула густой крепкий приторный ликер.
- Ну и как твой новый режиссер? – спросил он, раскуривая трубку.
- Ты знаешь, ты был прав, он оказался пидором. – она смешно вздохнула и сделает грациозный жесть рукою.
- Вот видишь, а ты говорила, что я ревную… - он погрыз мундштук и пыхнул ароматным табаком.
- А как твои студентки? – ее шутливый тон явно не соответствовал жесткому испытывающему, проверяющему и ловящему реакцию взгляду.
- Я же тебе говорил мои студентки кроме похоти и жалости не могут вызвать ничего – он равнодушно утаптывал табак в чашке трубки, под таким взглядом мужчина в любом случае чувствует себя виноватым.
- А этого, милый, вполне достаточно – она в нетерпении села к нему на колени, и обвив руками его шею, прижалась к щеке. В этот момент в ней были обострены все инстинкты – пищевой, половой и - главный женский – любопытства. И это делало ее особенно неотразимой.
- Душа моя, у меня необычный подарок, не знаю даже, как ты к нему отнесешься – прошептал он, покусывая мочку ее уха с колечком золотой сережки.
- Так… – ответила она, и он всем телом почувствовал в ней знакомую томительную дрожь.
Он взял ее на руки и поднес к огромному, старинному шкафу, за которым в коробке мордой в миске спал набегавшийся за утро щенок голден ретривера. От неожиданности она даже взвизгнула.
- Что это? – она села на пол, схватила белоснежный мохнатый комочек и прижала его к себе. Ее фигура, ямка на шее, бедро, обтянутое юбкой, блестящая медь волос, проглядывающийся сквозь блузку на спине бюстгальтер, острые локти – все в это мгновение казалось совершенным.
- Что это, милый? – спрашивала она, полностью увлеченная новой игрушкой, не глядя, и не обращала на него внимания.
- Это? Хм.… Это наша любовь…