Лёшка бежал вдоль реки, размазывая по лицу злые слёзы, иногда он останавливался, оглядывался назад, горестно всхлипывал и бежал дальше.
«Как они могли? - думал он. - Тоже мне друзья называется. Ладно, с Мишкой он давно враждует, но почему так поступил Славка, почему он толкнул его в грязь на глазах у Юльки?»
Лёшка остановился и посмотрел на штаны и рубашку, грязь, на них, застывая, образовала корку и теперь напоминала болячку. Мальчишка опять всхлипнул, уже от испуга, потому как вдруг почувствовал ноющую боль внутри и не сразу смог определить её причину. Это была ненависть, он впервые возненавидел весь мир. Лёшка вновь заплакал, крупные слёзы стекали по грязным щекам, и он вытирал их не менее грязными ладонями. Мальчик вспомнил слова отца о том, что в их роду не принято отчаиваться.
«Вот я и не отчаиваюсь, - решил Лёшка, поддаваясь утешительной гордости, - я их всех, гадов ненавижу. Они все у меня в ногах ползать будут, а я их пинать. Друзья – предатели».
Свернув с берега реки на еле заметную тропинку Лёшка зашёл в заросли боярышника и буквально на четвереньках протиснувшись меж колючих ветвей, оказался, в только ему одному известном месте, по какой-то причине он не рассказал о нём даже Юльке. Здесь, на небольшой полянке, надёжно укрытой от людских глаз, всегда было очень спокойно и тихо. Ветки боярышника сплетались в некое подобие шалаша, земля под ними был почти лишена травы и намочить её мог, лишь самый сильный ливень, а после того, как Лёшка «укрепил» крышу при помощи плёнки и сухих веток, здесь теперь можно было пережидать любую непогоду. Мальчик принёс старое одеяло и пару книжек, сделал кострище, натаскав хвороста и дров, правда так ни разу и не развёл огня. Не только по тому, что бывал здесь не так часто, он боялся, что по дыму, кто-нибудь обнаружит его «дом» и тогда это место утратит всю привлекательность. Обычно сидя на поляне, он придумывал истории. Лёшка собирался, когда вырастет, стать писателем, у него уже была целая тетрадь, исписанная его личными приключениями, которые в реальной жизни никогда не случались. Сегодня он хотел написать о том, как будет одного за другим уничтожать своих бывших друзей. Он вдруг ощутил себя необычайно взрослым от этих мыслей, и показалось, что рука сжимает меч. Ненавидеть вдруг стало не больно, а сладостно.
Что–то было не так, Лёшка почувствовал это у самой поляны, но он был слишком увлечен своими мыслями и мечтами. Первое, что вернуло его к реальности, был запах дыма. Лёшка замер и пригляделся, сквозь ветки был заметен силуэт человека.
«Неужели выследили? Ладно, сейчас я не убегу, я буду бить их».
Лёшка выскочил на поляну. И замер. С его тетрадкой в руках, у еле заметного костерка сидел незнакомый старик. В качестве сиденья он приспособил одно из брёвнышек - дровишек и кипятил на костре старый потемневший от копоти котелок.
«Бомж», - мелькнуло в голове у Лёшки.
Но странное дело, мальчик почувствовал облегчение, и до боли стиснутые кулаки разжались. Старик повернул голову и улыбнулся. Улыбка была доброй и приветливой. Но Лёшка не ответил на неё. Во-первых, он знал, что подходить к незнакомцам нельзя. Во-вторых, мать всегда обходила подобных людей стороной, говоря, что от них можно подхватить какую-нибудь заразу, даже просто находясь рядом. В-третьих, Лёшка сам презирал бомжей, хотя бродячих собак он обычно жалел и даже таскал им еду из дома, но бродяги были в его глазах, чем-то ужасным. Он боялся, как и мать, заразится от них, но не болезнью и вшами, а чем-то более страшным, что вот так же потянет его на самое дно, заставит копошиться в помойках и носить обносы.
Мальчик не знал, что делать, для того, чтобы выбраться с поляны, нужно было опуститься на четвереньки, и повернуться спиной к бомжу, а потом уже юркнуть в лаз. Но тогда этот старик мог броситься, и кто знает, может даже убить и пустить его – Алексея на мясо. Может быть он голодный? Лёшка однажды видел, как бродячие псы загнали и разорвали кошку. При воспоминаниях слёзы вновь полились из глаз.
- Это твой дом? – вдруг заговорил старик.
- Да, - Лёшка попытался не всхлипывать.
- Тогда прости, что зашёл без разрешения, мне просто нужно было отдохнуть.
Лёшка молчал, он не знал, что ответить.
- Ты боишься меня? – старик улыбнулся, от этого лицо его сделалось необычайно светлым, точно внутри вспыхнула лапочка, или кто-то навёл на него луч прожектора.
- Нет, - Лёшка вновь сжал кулаки и вспомнил, почему он тут, это придало решимости. – Я не боюсь бомжей!
- Бомжей? – старик, казалось, удивился. – Я не бомж, я странник. А странников ты тоже не боишься? – улыбка на его лице стала шире, в светлых глазах заплясали солнечные искорки.
Лёшка пригляделся внимательней, одежда старика была хоть и старая, но чистая. Руки и лицо совсем обычные, без синяков и язв. Борода хоть и длинная, но ухоженная и аккуратно подстриженная. Да и пахло он старика - сухой травой и полынью, а не водкой и грязью.
«И с чего я решил, что он бомж?» - подумал Лёшка.
- К сожалению, мы всегда видим в людях только то, что ожидаем, нам не хватает времени приглядеться и осознать саму суть человека, - точно прочитав мыли мальчика, вздохнул старик. – Садись, хозяин, будем чай пить, я вот только что в котелке вскипятил, на травах, я в этом толк знаю. У меня и конфеты есть. Как по волшебству из старенького рюкзачка появился пакет с шоколадными конфетами и две потертые алюминиевые кружки.
ЗЫ. Конт будет