Велосипедная цепь, обмотанная изолентой. Хорошее оружие, хваткое, эффективное. Эти уёбки ответят за всё. Память – вещь сволочная. Мучает. Николай за последнее время просто извёлся. Как это могло произойти? Почему с ней-то? С ней! Коля вспомнил милое полудетское лицо Ирины. Красавица. Нежная тихая девочка. И тут же в памяти всплыл другой образ: разбитое в лепёшку лицо, оголённые ноги в коричневых широких ссадинах, неестественно подвёрнутые руки, сквозь полусомкнутые опухшие веки блестят глаза. Не её глаза. Какие-то катафоты велосипедные. Это не она, кто-то другой. Не её это пустили по кругу, забив до смерти после этого. Враги. Паскудные ясеневские шакалы. Ублюдки.
  Николай ещё раз осмотрел цепь. Не подведёт. Сегодня рандеву на Битце.

Человек по сорок с каждой стороны. Чертановских вроде побольше. Группы стояли друг от друга метрах в ста, курили, и как бы не замечали друг друга. Разговоры были либо натужено – весёлые, либо наряжено скомканные. У большинства мелко тряслись и слабели ноги. Кто-то был бледен. А это плохо. Когда у человека во время экстремальной ситуации отливает кровь от головы, он – не боец. Мясо для отбивной.
Николай стоял с красным лицом и мелко трясся. Он жаждал начала. Если ему сейчас пробьют голову, то будет хорошо. Тишина. Небытьё. Память уйдёт.

- Эй, чмошники, чего собрались тут? Уёбывайте, Битца – ясеневская территория. – первый крик. Всё, как обычно. С древности повелось перед хорошим пизделовом макнуть оппонента в говно.
- Ясеневская территория – Щербинское кладбище, блядь! – понеслось….

Почему-то в драке всё выглядит медленнее. Испуганные бледные лица, дышущие перегаром, произведённым омерзительным вьетнамским ликёром.
Николай рубился как гоголевский казак. Свои, чужие – без разницы. Лишь бы убить. Или быть убитым. Бледное лицо ясеневского уёбка…. Получай!
Когда раздался крик «Труп, блять!», драка гармонично разбежалась, как коты от помойки во время забора мусора. 

***
«Нет, ну это никуда не годится, - мрачно ворочающиеся мысли Николая создавали негативный пейзаж в душе и омерзительно ебли, - угораздило же….»
Как его угораздило связаться с этой женщиной, Коля решительно не понимал. Скандальная, сварливая, и… и из Ясенево! Разве что минет душевный. Конечно, это позитивный момент, но не до такой же степени! В режиме ПМС она вообще невозможна.
Только он хотел купить пива, что бы смыть это эмоциональное паскудство, как мобильник истерически затрясся в вибрации.
- Да, лап.
- Ты где шляешься, придурок?
- Олесь, я тебя тоже люблю.
- Ты мне на вопрос не ответил! Где ты?
- В пизде! Неужели не понятно?
- Да? Сволочь, ты почему мне хамишь?
Коля выдохнул для создания объективности оценки происходящего и тихим голосом произнёс:
- Олеся, если ты будешь так переживать, я тебя накажу…
- Да? Смеюсь! Это как? В угол, что ли, поставишь?
«А мысль-то нехуёвая», - расстроенно подумал Коля  и отрубил мобильник.
***

Олеся нервничала. Это чертановский мудак ни коим образом не попадал в её представление мира. Она дико пугалась по утрам, находя его у себя в постеле. Распиздяй, пьянь и к тому же из Чертаново. Она вспомнила похороны Игоря, убитого в драке на Битце каким-то уёбком. Цепь просто разнесла голову. Говорят, ретушировали долго. А должно было быть по-другому: свадьба и счастливая учёба в МГИМО.  Омерзение от Чертаново её преследовало постоянно. Она вспомнила одну заезженную поговорку, и усмехнулась. «Если хочешь отомстить мужчине, выйди за него замуж». Да, уж.

Ну надо же! Звонок. Припёрся.
Олеся открыла дверь и невольно попятилась: Николай был сер лицом. Молча вошёл, взял её за руку и повёл в комнату.
Не снимая пальто и ботинок, поставил в угол дивана раком и расстегнул ширинку. Прижал рукой шею девушки пониже и хуем как-то ловко определил директорию….
….. Когда в её глазах в третий раз расцвели розы, она устало оттолкнула Николая и произнесла:
- Я тебя ненавижу!
- Бывает, хуле.