Листва шелестит под ногами, запутался ветер в ветвях,
И где-то в бескрайних степях, казахи гуляют ночами.
В кишлаке стоял пир горой, старейшины ханку варили,
Отцы меж собой говорили, под планом и под анашой.
За городом где-то на поле, под солнцем растет конопля,
И, только лишь встанет заря, уж вся детвора на раздолье.

Казбек утром встал раньше всех, он скинул с себя груз наряда,
Холодным и вдумчивым взглядом, взглянул, нет засады ли где,
Увидев, что всё кругом тихо, что нету нигде не души,
Дурманящий дух анаши, заставил в кусты прыгнуть лихо.
Он тёрся о каждый кусток, уж плечи его почернели,
И птицы степные запели, когда уж скатал он кусок.

Казбек бежал что было мочи, пропало поле за бугром,
И осенило вдруг как гром – козу он видел среди ночи.
С недавних пор у Будулая, возникло странное влеченье,
И для него словно леченье – с козою спать возле сарая.

Прокрался Казбек за сараем, и к дому уже подошёл,
Навоза незримый душек, скользнул по ноздрям самурая,
Так мог пахнуть только сюртук старейшины грозного бая.
Казбек находился у края, он понял какой он лопух!
Он оглянулся, за сараем лежали тряпки Будулая,
Сердце Казбека околело – пред ним Шолпан истерзанное тело.

В наши времена былые предрассудки, пришедшие из глубины веков,
Сгубили деву молодую, сковав ей руки чугуном оков,
Она счастливою не стала, уж слишком был закон суров.
Теперь ей небом будет кров, и сердце биться перестало.
Не виновата в том Шолпан, что видела в ребёнке счастье,
Ногой вступила в греха копкан, отдавшись блядь другому в страсти.