Миша умел летать. Не так, как это делают все во сне. Он просто умел летать. В детстве его бабушка, сморщенная набожная старушка в ситцевом платке, часто говорила ему: «Не будешь грешить, Мишенька, станешь как ангел. С крылами белоснежными...»
И Миша, по возможности, не грешил. Он не обманывал родителей, не крал конфет из буфета. Никогда не мучил с соседскими детишками кошек и голубей. На любую обиду и оскорбление он не отвечал. Он смотрел на обидчика голубыми лучистыми глазенками так, что тому скоро не становилось не по себе. Поэтому обида чаще всего сопровождалась чувствительными побоями. Так, маленький Миша учился терпению.
Терпение пригодилось ему в армии. Миша не вылезал из нарядов, безропотно чистил сапоги дедам, картошку на кухне и отверстия в туалетах. Откуда тут было взяться гордыне. Возвращаясь после армии на поезде Миша не пил с остальными дембелями. Он смотрел в окно поезда, на несущиеся сверху облака и думал о том, что хорошо бы если б сейчас исчез поезд, исчезла железная дорога и он один летел бы по воздуху навстречу облакам.
Строительные войска – не самое лучшее место для мечтателей, но они дали Мише специальность. Однажды пьяный стропальщик плохо закрепил плиту на его кране и она ухнула вниз своей почти трехтонной массой. Был суд. На котором стропальщик обвинял во всем прораба и проржавевшие тросы. Миша выступил свидетелем и рассказал все как было. Честно. Стропальщику вкатили пять лет, а его жена прилюдно колотила Мишу зонтом. На следующий день Миша полетел впервые. Ночная смена. Дождь. Стройка. Миша спускался по лесенке крана размышляя о том, что он не стал лжесвидетелем, когда нога соскользнула с мокрой ступени и Миша начал падать. Он зажмурился, ожидая неизбежного удара о землю и понял, что висит в полуметре от крана, перебирая ногами по воздуху.
Миша не испугался. Он понял, что его наградили. За его безгрешную жизнь.
По ночам Миша любил летать между домами. Он заглядывал в окна, смотрел, как живут люди. И когда он неслышной тенью проносился мимо очередного раскрытого окна, в квартирах превращались ссоры, непослушные дети тихо засыпали в своих кроватках, больным становилось легче... В конце концов он был почти что ангелом.
Пролетая мимо окна десятого этажа, задернутого полупрозрачным тюлем Миша задержался. Одинокая лампа с оранжевым абажуром освещала комнату изнутри. Между ней и окном стояла обнаженная девушка лет восемнадцати и готовилась ко сну. Она расчесывала длинные волосы ровной волной ложившиеся на ее упругие груди и любовалась собою в зеркало. Миша замер, пораженный ее красотой. Девушка положила щетку на трюмо и улыбаясь себе самой в зеркало, начала ласкать себя. Она игралась с набухшими сосками, сжимая их между пальцами, опускала руку вниз, к треугольнику между ног и ожесточенно гладила себя там. Глядя на это, Миша почувствовал трепет, который раньше его организм не знал. Он понял что его мысли сейчас крутятся вокруг одного – влететь в комнату и вонзить в девушку свою плоть. Он на миг закрыл глаза и представил как они сольются в порыве страсти. И тут он понял, что камнем падает вниз. Перед тем, как он ударился об асфальт в его голове мелькнула последняя мысль. «Вот ведь сука, весь кайф обломала...»