1. Однажды ночью фашиста Павлика Павловича выпустили из тюрьмы.
Все сотоварищи по партии с волнением встречали его у здания СИзо, невзирая на дождь, снег и девятибалльное землетрясение.
А Павлик как вышел из тюремных ворот, как сплюнул через дырку в зубах, как кепочку на глаз надвинул, - все фашисты так и охуели!
«Вором был…- почтительно протянул фашист Дудкин. – Видать, даже в законе…»
«А то, бля…» – гордо ответил Павлик Павлович и меланхолично почесал через штаны наколотый на заднице улей.
2. Фашист Павлик Павлович в тюрягу попал за дело. Не утаим, скажем прямо – за дело нехорошее. За изнасилование, короче говоря.
Он, вчетвером с фашистом Дорофеевым, фашистом Дудкиным и осветителем Митенькой изнасиловал одну несовершеннолетнюю пенсионерку. Пенсионерка сперва отбивалась и брыкалась, но потом притихла, умиротворённо засопела и стала просить ещё, обещая угостить их за это пирогами с самшитом.
Ебли её Дорофеев, Хойга и Митенька, а Павлик Павлович только подсматривал за ними из кустов дикого репейника. Но, когда менты подкатили, ни Хойги, ни Дорофеева уже поблизости не было, - один только Митенька стоял и хер свой мыл в ближайшем колодце.
«Ты кто?» – его сержант спрашивает.
«Я – прохожий! – Митенька отвечает. – Стою себе, никого не трогаю, хер в колодце полощу…»
«А насильник где?» – сержант спрашивает.
«Рядом, небось, где-то! – Митенька говорит. – Не успел ещё, наверно, сволочь, далеко уйти! Вы вот его поищите пока, а я работать пойду!»
Хер в штаны спрятал и работать пошёл.
А сержант принялся преступника искать и в кустах дикого репейника Павлика Павловича обнаружил. Причём, с расстёгнутой ширинкой и перемазанными знакомой субстанцией ладонями.
«Идём, - сержант ему говорит, - насильник, еби тебя в брюшную полость! Доразвратничался, падло!!»
3. На суде Павлик Павлович пошёл в глухую несознанку и стал всё отрицать.
Он даже, когда у него фамилию спросили, юлить начал и сказал, что он – композитор Римский-Корсаков. Ему и дали тридцать лет вместо пятнадцати положенных, - пятнадцать – за Римского, и пятнадцать – за Корсакова.
Но Павлик Павлович был не дурак и подал апелляцию.
4. И тогда Главный Прокурор-Начальнег решил повторный суд устроить – показательный. Решил и, соответственно, устроил.
Он Павлика Павловича прямо в лоб спросил : «Признаёте, - говорит, - вину свою в содеянном преступлении?»
«Нет, не признаю! – Павлик ему отвечает. И добавляет гордо, руку за обшлаг пиджака засунув, - Ибо я – импотент!!»
«Ну, ни хрена себе – импотент!!! – заверещала с места несовершеннолетняя пенсионерка. – Я, бля, до сих пор выссаться толком не могу!! Хожу, понимаешь ли, раскорякой!! Импотент!!! Импотенты, бля, пирогами не брезгуют!! Импотенты всё, бля, жрут, что им предлагают!!!»
«Я – импотент! – ещё более гордо успокпивает потерпевшую Павлик Павлович. – Я тоже жру всё, что предлагают!»
И тогда прокурор решил эксперимент следственный произвести. Принесли Павлику пирог с самшитом. Он его, гад, съел, и ещё попросил.
«Точно, - говорит Главный Прокурор-Начальнег, - импотент он! Был бы не импотент, добавки не попросил бы! Стошнило бы!»
Короче, срок Павлику Павловичу аннулировали, и всего шесть дней тюрьмы присудили : за пожирание пирогов с самшитом в общественном месте с особым цинизмом.
5. В общем, откинулся с кичи Павлик Павлович, и все вокруг его ещё больше зауважали.
Некоторые даже на ВЫ его называть начали. Выродком, Выблядком, а иногда даже Выпердком. Короче говоря, очень почтительно стали относиться к герою милицейских застенков.
А юный фашист Сашка Саблин вообще принялся следовать за Павликом тенью и всякие там умные вопросы задавать.
Например вот : «А что это, дядь Паша, у вас за шестёрка на лбу выколота, а?»
«Х-ха! – Павлик ему в ответ. – Сидел я сколько дней? Шесть! Вот шестёрку и накололи!»
«А если б восемнадцать? – не унимается любознательный Саблин. – А если б восемнадцать дней сидели, - что тогда?»
«Ну, тогда б три шестёрки накололи, - терпеливо объясняет ему Павлик Павлович. – Бродил бы по улицам, как сатанист, старушек пугая…»
«А вы, дядь Паша, меня с собой возьмёте, когда в следующий раз насиловать кого надо будет, а? Вдвоём-то как-то веселее, а?» – пристаёт Сашка.
«Нет, Ляксандр, - отвечает Павлик, - не возьму! Изнасилование – штука тонкая, - тут тренироваться долго надо!»
«Я буду, буду, - кричит юный фашист Сашка Саблин, - я буду тренироваться!!!»
«Ну, тогда, конечно… - смягчается Павлик Павлович. – Тогда уж возьму, куда ж я денусь… А если сильно хочешь, так можно уже и сейчас потренироваться. Вот видишь : фотка, на ней - тёлка голая, - давай-ка, Саня, сперва на ней потренируемся!…»
«Конечно, дядь Паша! – соглашается Сашка. – Давайте попробуем!»
Достали они аппараты свои из трусов, зажали в правой, Павлик Павлович и спрашивает : «Готов?»
«Всегда готов!» – юный Саблин отвечает.
«Ну… тогда… по моей команде… под углом сорок пять градусов к горизонту… и-и-и… Начали, Александр!… И-раз, и-раз, от себя, от себя…
Давай-давай, малец! – говорит, трудясь, Павлик Павлович. – Заодно и бицепсы накачаешь!…»