Маша сидела на уроке  физики и смотрела в окно. Это был последний урок в этом учебном году и физик решил особо не заморачиваться на тему педагогики, сказав на бегу «Дети, учите 37 параграф, буду спрашивать!» и заперся в лаборантской. Вскоре оттуда послышался звон пробирок и голос пятидесятилетней тетеньки – завхоза, имени которой Маша не знала, как впрочем, наверное и сама завхоз, т.к. звали ее всегда одинаково «Будешь???». В общем опроса на уроке не предвиделось и у Маши было время подумать.

А подумать было о чем: за прошедший учебный год герой ее эротических фантазий Валера так и не обратил на нее должного внимания. Не считать же вниманием то, что Валера постоянно жрал купленные ею для себя плюшки, ватрушки и прочие хлеб
'eeбулочные изделия. Впрочем жрал он не только Машины продукты, но и практически всего класса, мотивируя это тем, что его “Чёто на хавчик пробило”. Маше плюшек было не жалко, но было жалко уходящей молодости.

Вобщем, Маша решила, что надо завязыватьс мечтами о Валере, а заодно и с плюшками неразрывно связанными для нее с образом горячо любимого мужчины. Проще всего это было сделать старым способом “Клин клином вышибают”, но демографичес
'eaая волна обошла в свое время Машин район и среди соседей ровестников не было. Решение пришло с той стороны, с которой Маша меньше всего ожидала.

Прийдя после уроков домой Маша обнаружила растрепанную Машину маму, бегающую по комнате и копошащегося под разбросанными вещами Машиного папу. Увидев Машу, стоящую посреди комнаты, мама остановилась и посмотрела на нее таким взл
'ffдом, аким наверное смотрела на гинеколога, сказавшего ей 17 лет назад “У Вас будет ребенок”. А судя по ее лицу, Машина мама до сих пор так и не переварила данную информацию.

“Петя!!! - истошно закричала она – Машку куда???”

“Нуу-уу...”- промычал Машин папа.

“Правильно, к твоей маме – в деревню. Пусть дитё хоть свежим воздухом подышит!”

“Ну” - ответил папа.

Ну, в деревню, так в деревню – смирилась Маша. Всю дорогу в ее фантазиях она скакала верхом на белой лошади по ромашковому лугу, а потом падала в стог сена с молодым белокурым загорелым  красавцем. Но суровая действительность разбила хрупкие девичьи мечты. Сперва порадовало название: колхоз “БОЛЬШИЕ КРАСНЫЕ ЯЙЦА ЛЕНИНА”. Как впоследствии узнала Маша – название объяснялось просто: в колхозе куры несли какие-то феноменальные огромные яйца, непременно с двумя желтками, и колхоз назвали “Большие яйца” им. Ленина (правда “им” на единственной табличке с названием сразу же стерли какие-то шутники). Но политический фанатик – секретарь обкома усмотрел в названии недостаточный патриотизм и написал указ “Добавить к названию слово КРАСНЫЙ”. В те времена его добавляли везде, где только можно, из-за чего постадали также соседние два села, где было налажено швейное производство – их окрестили соответственно “БОЛЬШИЕ КРАСНЫЕ ПИЛОТКИ” и “МАЛЫЕ КРАСНЫЕ ПИЛОТКИ”.

Про яйца нужно сказать отдельно. В селе ходили слухи, что в далеких пятидесятых на месте колхоза начинали строить какой-то секретный оборонный объект, достроили до половины, а потом решили “да ну его”, и строительство заморозили. Пра5дприимчивые селяне за полгода растащили на хозяйственные нужды многотонный фундамент и разные непонятности, которые местные Кулибины использовали по своему усмотрению. А когда через полгода прибыли чиновники, чтобы просчитать остаточную смету строительства то увидели на месте объекта пустырь, на котором паслись местные коровы. Причем селяне все как один человек твердили, что “скока тут живем, никакого строительства в глаза не видели”. Комиссия посмотрела на них пристально, но даже глаза дворовых собак, живущих в будках из железных бочек со значком “радиация” были кристально чисты, а первое слово произносимое младенцами было: “Не было никакого завода!”. Чиновники почесали лысые головы, созвали специалистов, которые в свою очередь, подтвердили: невозможно без спецтехники такой завод разобрать, и решили – местом ошиблись! После чего тут же организовали “Комиссию по поиску завода” (КПЗ) и назначили в штат сами себя (не терять же место), после чего долгих двадцать лет отписывались в Москву словами - “Ищем, вот-вот найдем”, а когда их прижали к стенке свалили все на инопланетян и еврейские происки.

После этого в селе начали происходить странные вещи: во-первых – яйца, во-вторых – у всех женщин рождались двойни, а то и тройни, в третьих – коровы давали ряженку. Вобщем экология стала хуже некуда. И теперь к разговорам о погоде и удоях в селе прибавились разговоры об “екологии”: это она, блин, виновата в том, что однажды после визита в село стада гордых азербайджанцев – закупщиков яиц у половины сельских баб стали рождаться носатые кучерявые близнецы. А еще кто-то прочитал в какой-то газете, что спирт обладает обеззараживающими свойствами, а так как “екологию” никто иначе как “заразой” не называл – то лечиться стали все поголовно.

Все это Маша узнала от своей бабки Зины, которая хоть и числилась в колхозе сторожем, на работу ходила крайне редко и в число ее обязанностей входило следить, чтобы не пиздили слишком много. Также от бабки она узнала, что ровестников у нее в селе нет, не считая соседской девки Люськи, заброшеной в село вместе с родителями – алкашами, пропившими квартиру в городе семь лет назад. Последний демографический бум в селе был ознаменован рождением трех Ашотов, двух Махмудов и одного Гиви сорок лет назад, после чего селянки рожать побаивались – вдруг негры получатся? А рожать сразу двоих или троих младенцев было экономически тяжело, поэтому самым молодым жителем села была Люська, периодически ходившая на сеновал то с Ашотом, то с Махмудом, то с Гиви. В общем, Люська была девченкой нарасхват.

Узнав всю подноготную населенного пункта, Маша загрустила, потому что вместо представляемых ею свиданий у тихой речки с деревенским красавцем Маша долгих два месяца полола морковку на грядке, собирала помидоры и давила колорадс_eaого жука. Однако плюсы все таки были: ну, во-первых Маша подружилась с Люськой, сразу по секрету рассказавшей ей, что у нее есть жених, что зовут его Гиви и что они очень любят друг друга; и каждый вечер рассказывавшая Маше интимные подробности их свиданий (правда иногда называя суженого Махмудом, а чаще Ашотом). Из этих рассказов Маша узнала что такое “раком”, “сосать” и поза “бутерброд” (загадочная точка “G” так и оставалась тайной). Во-вторых “екология” также задела Машу – у Маши наконец-то выросла грудь, конечно не такая большая как у Люськи, но размер третий и упругая как два грейпфрута. К тому же отказ от плюшек и работа на свежем воздухе превратили Машу в загорелую стройную девушку на уровне мировых стандартов.

Но Бабазина, осмотрев Машины  выдающиеся полушария, почесала в затылке и решила отправить Машу к ее тетке, своей дочке, “от греха подальше”. Телефонизация не коснулась “Больших красных яиц Ленина”, тоэтому Бабазина периодически сл_feнявя карандаш нацарапала на бумажке  адрес Тетикати и письмо с грозной надписью “Лично”. Заглядывая через плечо Маша читала обрывки фраз. В письме содержалась информация типа “бросили на мою голову”, “эта блядь-Люська плохому научит” и “недогляжу вдруг меня мамка ейная с гамном съест” в конце стояло “гляди за ней!!!” и для наглядности был нарисован кривой глаз без зрачка, но зато с ресницами, от этого похожий на пизду. Хотя может это и была пизда.

Вручив Маше авоську с гостинцами и обе бумажки Бабазина усадила ее в электричку без билета и направила в соседний город. Но ни она ни Маша не знали, что Тетякатя укатила на весь август на Йух в надежде найти свою судьбу в виде третьего мужа, а дочку Оксанку оставила одну в трехкомнатной квартире в центре - “готовиться в институт”. В общем – веселье только начиналось.

Продолжение следует.