…Мне полтора года от роду. Яркое летнее солнце. Слезы на моих глазах. Я рыдаю, давясь криком, потому что мама и папа улетают на самолете, а я остаюсь с бабушкой. Я цепляюсь ручонками за мамину шею. Папа что-то растерянно говорит бабушке, и мама, улыбаясь, вытирает платком мои слезы… Папа подхватывает большой коричневый чемодан, и мы идем к самолету. Меня взяли…  Успокоенный и счастливый, я мнгновенно засыпаю … И больше ничего не помню. Черно-белые кадры мелькают крестами и звездочками, пленка обрывается…

Блядь, заснул! Тру глаза ребром ладони, всматриваюсь в темноту внизу. Движения нет… так, надо сосредоточиться.  Встряхиваю тяжелую ноющую голову, разминаю ноги, растираю уши. Андрон спит, свернувшись калачиком у моих ног. Справа брякает фляжкой Матрос, слева притих незнакомый «шнурина». Спит сука, стопудово! Кидаю камешек. В тишине звук его падения, и осыпавшейся вслед каменной крошки, режет слух.  «Шнур» панически реагирует длинной очередью в никуда. Я тоже херачу короткими по черным щелям  меж валунов. Рикошеты от трассеров напоминают фейерверк. От грохота закладывает уши… Вскакивает Андрон, нахлобучивая на голову каску.
- Че за хуйня, Сань?
- Да так, прикололся над «шнуром». Засыпаю на ходу.
- Я те , бля, тоже хуй дам поспать! Такой сон сломал! Сколько времени?
- Еще часик тебе кайфовать!
Андрон рухнул вниз, и поерзав немного, захрапел…
Сзади, из темноты,  голос невидимого взводного:
- Че за война? Кто стрелял, нах? И ,главное, в кого, нах?
- Да вроде движение было в секторе слева, тащ старший лейтенант… Показалось - Ответил я, и чуть не добавил – «нах!»…

Наступила тишина. Черные скалы медленно поплыли вверх, стало тепло и мягко…
Мы с ребятами сидим на еловых ветках возле костра и едим печеную картошку. У нас довольные чумазые рожи и, полуоткрытые от обжигающих кусков, рты. В котелке кипит чай с шиповником. Я достаю из рюкзака украденную у отца пачку сигарет «Лань». Мы прикуриваем от углей, и наши беспутные головы кружатся от горького дыма… Сейчас Мишка начнет рассказывать привезенные из лагеря страшные истории, и мы сядем поближе к огню, испуганно кося глазами в пугающую тьму …
 
Блядь, да что такое! Опять закемарил, как лошадь – стоя… Спина взмокла в одну секунду, как только представил себе, что было бы, если в это время… все, не сплю! Дембель в опасности. Верчу башкой по сторонам. Окликаю Матроса. Он мне в ответ:
- Сань, кинь сигарету! Курить охота – пиздец!
- Ты че, ебанулся, военный?  Мама заплачет!
- Да я в бушлат попыхаю, видно не будет, не ссы!
Кидаю пачку. Матрос сопя и позвякивая сбруей, дотягивается до нее. Пачка летит обратно. Попал. бля! Снайпер!
- Матрос, тебе спать охота?
- Аж пиздец – как! Но жрать еще сильнее…
- У тебя, наверно, глисты! Засунь в жопу Ф-1 и рвани!

До смены полчаса всего. Вожу слипающимися глазами по скалам. Напеваю про себя… Йестедэй, олл май траблс симс соу фарэвэй…
В подьезде темно, сквозь двери квартир пробиваются звуки телевизора и рычание сливного бачка. Я сжимаю ее маленькую упругую грудь. Ладошка царапается о комсомольский значок, и Ольга звонко обжигает мою щеку затрещиной…

Внезапно меня глушит пулеметная очередь справа. Палю вслепую из солидарности. Начинается дикая канонада, и горы вторят ей многократным эхом… Так же внезапно все стихает. По нам никто не стреляет , да и не стрелял. Пацаны чудят… Не я один хочу спать.
Ну вот и кончается моя смена. Андрон лежит с открытыми остановившимися глазами, и, медленно произносит:
- Когда , блядь, все это закончится? Как меня ВСЕ заебало! И все ВЫ заебали!
- Что предлагаешь?
- Да пошел ты!
- Уже в пути!
- Че палили все время? Суки, такой сон поломали! Я во сне медсестру из инфекции имел… Сань, а ты до армии девок ебал?
- Естественно - соврал я. – Вставай, проклятьем заклейменный… Дедушка ВДВ поспит, а ты подрочишь!

Слева и справа забренчали причиндалами заступившие на смену, заклацали предохранители и затворы. Скоро начнет светать, самый сон… Так, сейчас устроимся поудобнее, «броником» к камням, автомат номер 313922 аккуратнее на колени... Занемевшие ноги начинают сладко поднывать, и теплая волна поднимается от пяток к груди. Падаю в серую вязкую пустоту…

…Я сижу на теплых маминых коленках. Мама , подкидывая меня, напевает:
- Но-но-но! Поехали в кино!
Я самый счастливый на свете, я еду в кино с мамой. Мама треплет меня по волосам и смеется. И я тоже смеюсь… Кто то чужой громко барабанит в дверь… Ааа … Это стреляют… Мама поет, но я уже ее не слышу. В нашей квартире незнакомые грубые голоса…

- Вставай, воин! Подьема пришла! Через пятнадцать минут спускаемся к броне. И какого хуя двое суток тут торчали?

Светло совсем, скоро станет жарко.  Надо шевелить штанами. Груженая нерасстрелянным боекомплектом, рота покидает ненужную высотку.
Я пою про себя в такт тяжелым шагам, как буддийскую мантру: «Но-но-но… поехали в кино…». Идем домой.