Уже не апрель но уже суббота.
Утро. Проснулся от крика за стеной. Сосёд чейт орет не свет не заря. Наверное новая подруга утворила французкую революцию, с гильотиной меж ног на заре. Попытка проникнуть и вызвалить сосёда, не увенчалось… При виде его подруги в дверном проеме да еще в монохромном виде я тоже закричал но уже в своей квартире.
Похмелья вроде и небыло. Вот это кодировка получилась — руки стали хоть в хируги иди. Это стенка с кафелем в морге, а не женщина. Кошка «Стопка» от моего шалелого вида забурилась под диван.
Двинулся в магазин за пополнением провизии, а то чрево холодильника не по делу урчать начало.

В магазине подхожу в отдел, чтоб купить продукты куриной казни путем четвертования. Интересно, какой такой закон куры-дуры нарушают, что их поголовно четвертуют, — задаю себе вопрос. За прилавком стоит продавец, весом этак под локомотив. Бросает куриные ноги на весы как при метании молота. От такого удара стрелка весов ударяется, что аж на улице слышно. Я ей пургу гоню, — у тебя на весах стрелка погнулась от такого удара! Продавец секунд десять смотрит на меня, застыв как памятник с гирей в руке, переваривая сказанное мной. Переварив, плавно поставила гирю на чашу весов, медленно передвигаясь вдоль прилавка вышла в зал и с непонимающим взглядом стала разглядывать стрелку которая застыла на отметке шестьсот. Простояв таким образом и прогипнотизировав еще около минуты стрелку весов ища излом и не найдя того места где она погнулась, продавец повернувшись всем телом напоминающим тело борца сумиста, сказала, — не видно где она погнулась.
—    Так ведь в корне она и погнулась, — был ответ.
Не говоря ни слова, продавец-сумист медузой проплыла на свое рабочее место. Взяв окорочка перешла к другим весам, аккуратно положив и взвесив начала колдовать с калькулятором.
—    Восемьдесят рублей, — был вынесен приговор четырем куриным частям тела. 
В это время к первым весам подошла вторая продавщица взвесить кусок мяса, на что продавец-сумист сказал, — Валя, эти весы не годятся, там стрелка погнулась, знай и других предупреди.
—    Как погнулась?
—    Я ее окорочками погнула!
—    Своими, — у напарницы случился столбняк, с одновременным пучеглазием.
—    Да нет куриными, — был ответ.
Напарница взяв мясо переместилась на вторые весы, и попыталась протиснуться между стеной и продавцом-сумистом, увы ей это не удалось.
—    Сейчас расплатятся за окорочка тогда пропущу, — сказал продавец.
— Восемьдесят, – вновь сказала продавец и глянула на меня.
—    Восемьдесят до запятой или после, — был мой вопрос.
Теперь их двоих посетил столбняк. Одна маленькая и худенькая, другая похожая на локомотив, шевелили беззвучно губами как бабки шептуньи. Это действо продолжалось около двух минут. Первая вышла из ступора маленькая, видать быстрей дошло из-за роста.
—    Ну конечно восемьдесят после запятой, восемьдесят рублей с вас.

Я расплатился за окорочка которые были уже в сумке, а основная масса еще шевелила губами устремив взор на засиженный мухами потолок.
—    Ты че, — толкая в бок напарницу спросила маленькая большую.
—    Она мух до восьмидесяти считает, — был мой ответ.
—    После запятой, — сказала продовец-сумист выйдя из ступора и уставилась на меня.
—    Я уже заплатил, – и показал ей чек, – уже воскресенье и мне пора домой.
—    Как воскресенье, с утра была суббота?
—    Так пока ты считала, воскресенье настало, — сделал заключение и перешел в другой отдел.
Думаю до понедельника в этом магазине скуплюсь.