Свинцовые тучи затянули небосвод ещё задолго до наступления сумерек. Накрапывал мерзкий холодный дождь. Неистовый ветер носил по безлюдным улицам редкую пожухлую листву. В Питере наступил тревожный и судьбоносный вечер 24 октября.

Редкие прохожие, решившиеся покинуть свои уютные дома по самым неотложным делам, старались побыстрее прошмыгнуть мимо этого, по праву пользующегося дурной славой особняка. Те из немногих смельчаков, всё же решившиеся очутиться неподалёку от этого зловещего дома, могли обратить внимание на какие-то движения внутри дома, слышать всяческие выкрики, среди которых, как кумачовая тряпка на маёвке, особо выделялось «Революция! Революция!». В общем, назревали какие-то неотвратимые, недобрые события в тот злополучный вечер.

Совсем отчаянные граждане, которые теоретически могли бы подойти и заглянуть в окна мрачного дома, не говоря уж о безумцах, рискнувших бы туда попасть, смогли бы застать замечательную картину.

За столом, устланным зелёным сукном, при свете зелёной же настольной лампы, сидел невзрачный лысый субъектик сорока с небольшим лет. Его слегка притатаренное личико, согласно последней моды, украшала бородка с усиками. Ильич, а так звали этого гражданина «близкие», гордился своей моднявой бородкой и тем сногсшибательным эффектом, который она оказывала на французских шлюх. Но в данный момент его лоб покрыла испарина – он был занят совсем другим. Перетянув руку резиновым жгутом, он тщетно пытался попасть шприцем в исчезающую вену. Дрожь в руках была не лучшим помощником этому «священнодействию».

Наконец вмазавшись, посидев пару минут с закрытыми глазами, заметно повеселев, Ильич молвил своему брату по оружию, в определённых кругах известному под погонялом «Железный» (видимо, из-за того, что он контролировал отвалы городского литейного комбината):
- Феликсушка, голубчик, должен Вам заметить, что немецкий герыч - это что-то! Замечательная гадость! Вам всенепременнейше следует его испробовать, милейший!
На что Железный ответил:
- Нахуй нужно, Ильич, говном всяким закидываться. Я вот натурпродукт предпочитаю. «Молочка» уже испил, а пыхнуть ещё успею. Короче, я пойду своей дорожкой, - и немедленно занюхал дорожку кокса с подоконника.

Вдруг в дверь кабинета вломился один из подручных, бритый брателло с погонялом «Солдат», явно уже хапнувший какого-то кайфу и оттого находящийся на пути к Марсу. Держа в руках какой-то чайник, уже «не фильтруя базар», он поинтересовался у «старших»:
- Мне бы это, «молочком» бы разжиться, а?
На что, вызвав гнев Лысого, получил в ответ:
- Нахуй, товаищь, нахуй и ещё раз нахуй! Пгавильной догогой идите, впезду!

Солдат, «обломавшись», скрылся за дверью. Вдруг из коридора послышался топот и шум. Железный на минуту вышел из кабинета поинтересоваться, что там происходит. Затем, вернувшись, сообщил Лысому:

- Там, это, бригада, Морячка на своей посудине прибыла. Интересуются, когда революция будет.
- Аааа... Могячок... Дгужбанчик... Помнит, сучонок, наш уговор, - Лысый расплылся в блаженной улыбке – приход уже наступал, - А они на своей посудине, что ли, собгались туда ехать? Как там её назвали?
-    «Авророй» назвали, - подсказал Железный.
-    Даааа... Авгогой... Блять, йобаный пароход. В кагты выиграл. У Невского, навегное, причалили... Феля, Железяка, скажи Могячку, что «Геволюция» сегодня отменяется. Не поедем мы сегодня в этот зачмуренный клуп. Сегодня я хочу бап позырить, блядёв хочу! Едем в «Пулю». Скажи Могячку, чтоб сами с командой на своей яхте гйобаной туда добигались!

Немного позднее:
- Где наш бгоневичок? – поинтересовался лысый у Феликса.
- Да во дворе стоит. Масло водила уже поменял, - ответил Железный.
- Ну и чудненько! Выступаем, созывай бгатву, - распорядился Лысый.

Загрузившись в бронированный «бентли», банда Лысого отправилась в стрип-клуб «Пуля», навстречу новым приключениям. Революция отменялась. Осеннему Питеру 2005-года в тот день никакие разборки не грозили.