«Холодно… Лежу в одежде, под одеялом, а все равно холодно. Утром вставала, смотрела, в комнате -2. Вон и обои инеем покрылись. И краска с батарей облупилась. В шкафу еще плед должен быть, но вставать не хочется. И спать нельзя, замерзну еще.
Эх… Холодно как в молодости. Как тогда, в 43-ем, в Сталинграде. Там тяжелее было. И холодно, и голодно. На улице -30, в квартире -10. Я тогда еще маленькой была. Помню, что спали вдвоем с мамой в обнимку, одев все что в доме было. И все равно мерзли. Мама каждый день уходила поесть искать, а меня оставляла дом охранять. Говорила, что б никому не открывала. А то ходят тут разные… Помню даже рассказывали про людоеда. Подружки. Говорили, он по ночам с топором ходит, людей убивает. А потом съедает. Может и был, вроде поймали патрули одного. Тщедушный такой мужичонка, лет под сорок. Говорят, на его квартире десять трупов обглоданных нашли. Врали, небойсь.
Еду мама не всегда доставала. Иногда и с пустыми руками приходила. Нам тогда сухпайки выдавали. Черный хлеб, молоко, масло. Не больше одного сухпайка на руки. И то на всех не хватало. Иногда по два дня не ели. А некоторые от голода умирали. Однажды мама взяла меня с собой, сказала что вчера подвезли провиант, если успеем – наберем запасов на пару дней. Помню как стояли в очереди. Людей много было. Все худые, лица изможденные. Одеты кто во что горазд. Стоят, пошатываются от голода. Но очередь не нарушают. Боятся. Один раз давеча всей толпой на подвоз ломанулись, так их красноармейцы пистолетами отогнали. Двоих убили даже. Теперь все стоят, ждут. Есть-то всем хочется. И мы стоим. Час, второй… Кто паек получил, сразу его под одежду и бегом домой. Некоторые прямо там съедали. Я уже ног не чувствую. А очередь медленно так продвигается. Тут одна женщина, что чуть впереди нас стояла, вдруг упала на землю. Лицо синее, сама в лохмотьях каких-то. Остальные к ней, суетятся, переговариваются. Один подошел, пульс потрогал, все, говорит, померла. От голода. Не дождалась своей очереди. Вот так и умирали. Кто от голода, кто от холода. Кого снарядом убивало. Ну, наш район не обстреливали, мы на другом конце города жили. Мама часто плакала по ночам. Папу во сне звала. Папа на фронте погиб. Танкист был. А как погиб, так и не узнали. Только похронку получили, и все.
Но ведь выжила. Выжила тогда, выживу и сейчас. Что мне эти холода. Вон, еда в холодильнике, полкурицы еще лежит, сыра кусок. Завтра внук обещал приехать, надо за продуктами на рынок сходить… Не беда, прорвемся…
Вроде как теплее стало… Вчера МЧСники приехали, палатки поставили. Одеяла раздавали, чаем теплым поили. Сказали, что за неделю управятся, все починят. А через пару дней морозы спадут… В прогнозе обещали потепление до -5. Хорошо бы…
Тепло… Спать хочется… К Анне Николаевне зайти надо… Я у нее кипятильник оставила… Завтра зайду… Посплю пока… тепло…»
****
Стояло морозное январское утро. Маленькое зимнее солнце слепило редких прохожих, отражаясь в свежевыпавшем снегу. Из темного зева подъезда дома №14 по улице Гоголя двое хмурых, закутанных по глаза санитара вынесли носилки. На них лежало тело, накрытое простыней. Санитары споро припустили к стоящей неподалеку карете «скорой помощи». Следом из подъезда вышел молодой парень лет 23-х и высокий мужчина с саквояжем.
- Да, переохлаждение. Ведь старый человек, что ж вы хотите. Случай не первый и не последний. Тут молодые умирают…
- Доктор, куда вы ее?
- Пока в морг, опишем все, проведем все процедуры, - доктор поплотнее закутался в шарф. – думаю, завтра к вечеру сможете забрать.
- А можно послезавтра?- спросил парень,- понимаете, мне еще родителям позвонить надо, они пока приедут…
- Хорошо. Вот вам мой номер телефона. Позвоните вечером, договоримся.
Доктор достал из саквояжа листок бумаги и ручку, непослушными от холода руками чиркнул на листе номер.
- Все, до свидания.
Машина медленно выехала со двора, выбрасывая облака выхлопных газов.
- Слышь, Ирка, это кого ж увезли-то?
- Семенову, из 18-й квартиры. Внук вчера приехал, в квартиру зашел, а она уж мертвая,- дворничиха сплюнула на снег. День сегодня был не очень. Мало того, что зарплату задержали, так еще и эту дуру Ольку в напарницы дали.
- Это та что ли, что героиня Великой Отечественной? У которой еще полгода назад собаку машиной задавило?
- Ну да, она. Отмучилась, бедная… Ладно, нечего стоять. Давай, нам еще пол двора чистить.
- Так холодно ведь…
- Ниче, за работой согреешься.
****
Депутату ГосДумы Иван Николаевич Сракопятко вышел из ванны, почесывая волосатое брюхо. В комнате уютно горели светильники. Поджав под себя ноги на кресле сидела молодая жена депутата, аспирантка экономического факультета КНУ, 19-летняя блондинка. Напротив кресла у стены стоял на тумбочке большой телевизор. Шли новости.
«… и медиков. Сейчас в Алчевске работает около трех тысяч спасателей из МЧС. Ситуация по прежнему критическая. В результате холодов вышли из строя котельные 300 домов. Температура в квартирах не поднимается выше +6. Местные жители используют для обогрева камины и электропечи, но электростанция не выдерживает напряжения. Власти пришли к решению о плановых отключениях электроэнергии, что вызвало явное неодобрение у населения. По последним данным количество жертв составляет 758 человек…»
- Таня, выключи ты это поеботину. Заебало уже. На работе целый день про Алчевск пиздеж, домой отдохнуть приедешь – и тут то же самое…
- Вань, там же люди умирают.
- Блядь.
Иван Николаевич сыто рыгнул и примостил свой зад на ручке кресла. Композиция а-ля «бегемот на жердочке».
- Тань, пойми, - сказал он, зевая,- наши делают все что могут. Народу вон нагнали, всех спецов, с работы люди уезжали буквально. Ну хуле мы можем сделать, если местные власти – толпа опездалов безответственных. ЖКХ нихуя не проверяло, вот и получили сурпрыз…
- Но…
- Так, никаких но. – Депутат ловко подхватил жену на руки и бережно перенес на кровать. Повернулся, выключил телевизор,- хуй с ними, сами разберутся. У меня и без них забот хватает.