Сейчас, смотря на своего подрастающего сына, я вспоминаю эту историю уже с улыбкой на лице, даже с какой-то нежностью. Закончилось-то всё хорошо. А, может быть, с высоты прожитых лет стало возможным увидеть в тогда произошедшем какой-то комизм.
Тогда же мои роды были для меня прогулкой в ад. Туда, где и без дополнительных стараний достаточно боли, криков, слёз от этой боли, но ещё больше от  унижения и неприкрытого хамства, ощушения полной своей беспомощности.

-Бляди сраные, ебутся, как кошки мартовские, потом плодют выблядков, нету на вас Гитлера,- бурчала себе под нос старая санитарка, как-то даже и не злобно, скорее буднично-повседневно, что пугало ещё больше.
На мой вопрос, дорого ли ей обошлась лобэктомия "или это у вас врожденное отсутствие передних долей обеих полушарий головного мозга?", бабушка выкатила очи цвета мутного стекла, блымнула ими два раза, открыла рот, хотела было возразить, но, не найдясь,  мелкими перебежками удалилась в направлении ординаторской, видимо, в поисках какого-нибудь персонала с высшим медицинским, дабы вышеуслышанное было переведено на простое и понятное: "дура". Мне так и не довелось узнать, состоялся ли перевод или бабка, пройдя 20 метров, не смогла повторить новое слово и ограничилась чем-то типа: "Там новая роженица выпендривается и права качает", но только минут через 5 в мою палату ввалилась мадам с тем самым высшим медицинским.
Странное дело, но 6 долгих лет, проведённых в стенах  alma mater, не оставили глубокого отпечатка на так называемом лице дамы, так и не сумев сгладить следов истинного происхождения. (Видимо, папа будущей докторши был председателем колхоза "Червоне дышло" и , в силу занимаемой должности, регулярно спасал дочку от исключения из ВУЗа поставками мяса препод. составу. Того самого ВУЗа, по окончании которого тогда ещё юная мадам торжественно клялась не навредить.)

Хотя глубокой маскировке нужно было отдать должное: волосы, мывшиеся примерно месяц назад, но, судя по их виду, несмотря ни на что, ежедневно обильно взбрызгиваемые лаком, были нещадно начёсаны и водружены на практически пол лица. ( Помните фильм "Беглецы" с Пьером Ришаром и Жераром Депардье? Тот момент, когда у героя Ришара, переодевшегося в женщину и бегущего от полиции, ветром  сдувает парик, парик попадает под колёса грузовика, и т.д. и т.п. Короче, вспомните вид Ришара после водружения слегка примятого паричка на его голову - уёбище примерно того же вида сидело предо мной.)
Далее следовали очёчки со слегка затемненными стеклами, из-под которых просматривался тОмно-синий макияж, наложеный примерно в день последней помывки головы (а чего, косметика дорогушая, а папа свиней не продает- помер уже, наверное, давно), которые из-за отсутствия достаточного освещения в палате были спешно заменены на обычные. Теперь меня в открытую созерцали дамины слегка косящие поросячьи глазки.
Довершала образ маска марлевая медицинская, подрабатывающая по совместительству носовым платком и иногда, когда совсем прижмет, прокладкой "always" (а чё, на прокладки, опять же денег не хватает, а масочку простирнул и как новая, опять на нос можно). Под масочкой просматривались жевательные движения.
"Доктор зубы бережет, профилактика кариеса",- с каким-то даже уважением подумала я. Как выяснилось позже, неправильно подумала.
С появлением дамы полату наполнил какой-то ненавязчивый аромат чего-то, я сразу не сообразила, чего.

Порасспрашивав меня за жизнь бабушек и дедушек и прочих родственников будущего ребёнка, дама приступила к изучению непосредственно моего прошлого. На вопросе всё ли у меня в порядке с " поченью и печками" во мне закралось какое-то подозрение по поводу её адекватности, которое, впрочем, вскоре полностью подтвердилось следующим поступком опрашиваюшего меня "врача". Как бы незаметно погрузив руку под масочку, дама стала совершать там, судя по движениям, пальцевое исследование глубин носа с намерением отодрать присохшую соплю, при этом продолжая пристально смотреть мне в глаза и задавать свои вопросы. По тому, как и без того здоровающиеся глаза ринулись на встречу друг другу, напрашивался вывод: в носу у дамы было большое количество эрогенных зон. Обстановка накалялась. Рука всё глубже уходила внутрь. Очи сошлись на переносице. Найдя точку максимального воздействия, дама-таки кончила, чихнув. Очи вернулись в исходное, слегка косящее положение, а маска, не выдержав напора, слетела. Миру открылась чудная картина обнажённого еблища тёти доктора. На лице, и от природы-то не сильно отягощённом интеллектом, теперь уже чётко просматривались глубокие следы хронического алкоголизма, обострённого свежим похмельем. Происхождение того самого ненавязчивого аромата, теперь полностью заполнившего собой пространство палаты, стало понятным. Дышать становилось  всё труднее.
Дама извлекла из-под ногтя козявку и, бегло взглянув на неё, оставила её висеть на и без того не белоснежном халате.
Я сидела в полуступорозном состоянии и чувствовала себя зрителем в театре абсурда. Мой мозг отказывался идентифицировать происходившее с реальностью.

Не знаю, сколько бы ещё это продолжалось, но из полупрострации меня вывел Димка, лежавший до этого спокойно. Мелкий закрутился сразу в 6-ти направлениях, бахнув меня так очень даже не слабо ножкой, объявляя, в случае непрекращения газовой атаки совершить попытку суицида путём удушения на собственной пуповине. Я, мол, не полезу туда, где так воняет.
Я, полная ответственности за ещё не родившееся существо, прикрыла нос судорожно выхваченным из кармана платочком и вылетела в коридор, оставляя в недоумении смотрящую на меня даму.
-Порыгать,- уже в дверях сообщила я, что некоторым образом её успокоило.
Окно напротив было, ясное дело, неоткрываемым, но в углу в стекле зияла  трещина, откуда тонкой струйкой сочился, как мне тогда показалось, свежий воздух.
Я прильнула к трещине, как водлаз, потерявщий акволанг, к пердящей жопе впереди плывущего. Кстати, как потом выяснилось, сравнение оказалось вполне подходящим: окно выходило на больничную помойку. Но в тот момент я думала, что более свежего воздуха нет даже в Антарктиде.
Вдруг кто-то дал мне поджопник такой силы, что я чуть было не вылетела в окно.
Не успев развернуться, я получила второй удар под ложечку. Дыхание спёрло на фиг.

Судорожно хватая ртом воздух, я всё-таки обернулась и, не увидев никого, наконец-то сообразила, пиздит меня мой собственный ребенок, требуя нормального свежего воздуха. Я , оперевшись задом о батарею, принялась поглаживать живот, чтобы хоть как-то успокоить не на шутку расходившегося мелкого. Как-то не очень хотелось совершать божественный акт на грязном полу под холодной батареей. А людей рядом не было. Я решила закричать. Поднапряглась и закричала. Ртом практически. Только теперь я поняла, почему, например, в немецком языке слово Mund имеет 2 значения: 1- рот, 2- зев матки. Так вот я закричала именно вторым. Логичным продолжением  этого ора была взбесившаяся матка. Кажется, в этот миг я поняла, что означает выражение:" за счастье надо платить". Боль была такая, что... Меня разрывало изнутри, жгло, кололо, резало, тянуло, как будто у меня там бандитская заточка с автоматом Калашникова и раскалённым паяльником вели не совсем мирную беседу. Периодически в разговор вступали лимонки, взрываясь и разворачивая все мои внутренности.
Отупевший от боли мозг синтезировал необычайно умную мысль: схватки! Ясный хрен, схватки, что же ещё!
В какой-то момент я представила себя со стороны и поняла, что я исполняю танец болеющей одновременно эпилепсией и Паркинсоном коровы, случайно припарковавшей свой зад на раскалённой сковородке.
Далее то ли схватки прекратились сами по себе и я начала ржать от непонятно чего, то ли я сначала заржала аки бешеная лошадь от представленной себе картины и схватки прекратились от смеха, не знаю. Я подумала теми незначительными остатками серого вещества, что при таком раскладе следующая больница, в которой я рискую оказаться, будет дурдом "Солнышко".

В этот момент открылась дверь моей палаты и из неё как нельзя вовремя вывалилась моя тётя дохтор и спросила, всё ли в порядке, не нужна ли мне помощь. Я хотела было отказаться от помощи и, соответственно, возможности подышать перегаром, но т.к. мой орган озвучивания мыслей всё ещё находился в районе малого таза, я просто осталась стоять с открытым ртом. Тётя восприняла молчание по-своему и ринулась помогать. Тут снова не выдержал Димка и, тихонько бахнул ножкой. Я так же тихонечко поехала по стенке. Докторша, обернувшись в сторону предполагаемого присутствия людей, заорала воняющим, но, в отличие от моего, не потерявшего своего прямого назначения, ртом. Я, как и ожидалось, снова забилась в припадке.
Прибежали какие-то люди, отнесли меня в палату. Далее происходящее я помню смутно, мне что-то говорили, что-то со мной делали. Раздевали, забирали кровь, ещё что-то, мне было не до наблюдений. Но, слава Богу, тёти докторши рядом не было.
Сколько это всё длилось, не знаю. Когда все удалились, я заснула.

Разбудила меня дама, сказавшаяся медсестрой. Объявив о том, что "хватит дрыхнуть, поднимай зад и в смотровую бегом", она сдернула с меня одеяло.
В смотровой меня ожидала носительница всё того же закомого аромата. По плану, не собираясь задерживать долго на мне свой взгляд, дама уже было отвернулась, как вдруг в её глазах мелькнуло что-то, гремучая смесь ненависти и панического страха.
Взгляд устремлялся даже не на меня, а куда-то поверх меня. На волосы. Крашеные, правда, но в правильный рыжий цвет.

Уже потом, много позже я узнала, что с врачом мне крупно повезло. В профессии своей дама была, мягко говоря, не сильна, природной интуицией не обладала, да и попыток усовершенствоваться  за ней не наблюдалось. В самом начале своей карьеры моя героиня вела роды у молоденькой женщины с рыжими волосами. Роды прошли вроде как удачно, ребенок родился здоровым, докторша удалилась спать, а у женщины открылось кровотечение. Мадам отреагировала адекватно: " покровит и перестанет, у кого после родов не кровит", даже не посмотрев пациентку. Через 1,5 часа тот ребёнок был уже сиротой. Тогда дело замяли, видно папа горе-доктора подкармливал кого надо. Через какое-то время мадам во время кесарева сечения, вскрывая плодный пузырь, полоснула скальпелем головку ребёнка, невзначай задев глазик. История умалчивает о судьбе малыша, но слухи о зашкаливающих промилях алкоголя в крови оператора ходили долго и упорно. На какой-то срок даму даже отстранили от операций, обещая вернуть при условии полного воздержания от беленькой. Потом как-то всё подзабылось. Но переодические проколы всё-таки случались, и по какому-то странному стечению обстоятельств жертвами гиппократихи всё больше оказывались рыжеволосые. Дама-то и блондинок-брюнеток особым сочувствием не жаловала, а учитывая вышеперечисленные факты, рыженьких она ненавидила с  особым рвением.

Шло время, главврач сменился, новый оказался более-менее порядочным и заявил, ещё одно недоразумение и тётя идёт из медицины на базар торговать семачками. Поскольку дама ввиду отсутствия той части мозга, которой думают, не понимала, что причина всех казусов - она сама, вернее, её безмозглость и безрукость, обильно сдобренные алкоголем, она от души полагала, что это орудует какой-то злой дух, напущенный завистниками. Изгонялся дух просто до безобразия: рабочий стол был обильно уставлен иконками и прочей сильнодействующей церковной хренью, перед каждой операцией доктор долго и слюняво целовала нательный крестик и крестилась, наивно полагая, что рыжие волосы являются таким же продолжением сатаны, как нерв продолжением мозга.
Но против рыжих посланниц сатаны помогало это как-то не  сильно, отчего ненавидила она их ещё больше.
И ненависть эта вымещалась тупо и неоригиально и не заставила себя долго ждать.

Пока тётя колупалась во мне пальчиками, было ещё терпимо. А потом она впихнула в меня зеркала. Я не знаю, кого положено смотреть тем размером, бывают ли в природе вообще такие размеры. Не исключаю возможности, что в свободное от основной деятельности время дама подрабатывала в зоопарке осмотром слоних или , скажем, бегемотих. И те лопаты, которыми меня предполагалось разорвать, были спизжены именно у этих, мягко говоря не мелких животных.
В старину был такой вид казни: одну ногу привязывали к дереву, а вторую к лошади и т.д., короче, человека разрывало. Книга "1000 и 1 смерть " была даминой любимой книгой.
Погризив в меня эти ковши от снегоуборочной машины под мой уже не ради прикола вой и мат, мадам совершила
одновременный поворот обеих зеркал на 180° в противоположных направлениях.
Очнулась я от пощечины. Внизу было подозрительно мокро.
"Уписялась,"- подумала я.
"Давай второй судок, тут уже крови через край,"-заорала бешеная, опровергая моё предположение о непроизвольном опоржнении мочевого пузыря.
Боль была нестерпимая. Я подумала, ещё каких-то полчаса- час и я  рожу наглядное пособие для студентов кафедры патанатомии. Я была не согласна с таким раскладом. Но сделать что- нибудь реально я не могла. Поэтому я продолжала матюкаться.

До тёти, видимо, стало доходить, что убить меня не просто, и она велела акушерке набрать в шприц валиума. Сонное тело изводить легче. Я не замедлила сообщить, что но валиум у меня аллерия, горло отекает и судороги начинаются
( потом самой было смешно, именно этим препаратом снимают судорожные приступы). Просто не хотелось полностью терять контроль над казалось уже совсем безнадежной ситуацией.
Видимо, кровотечение приостановилось, т.к. дама снова вооружилась вышеописанными орудиями пытки. Я уже была не в состоянии покрывать тётю ёбамиеёматери, просто выла, как недобитый цуцик. Схваток не было. Димка не спешил упасть в обьятья жабы, продолжавшей колдовать у моих широко расставленных ног.

Я не знаю, по каким законам природы  произошло следующее, то ли необычайными усилиями серого вещества  активировался центр газообразования в кишечнике, то ли кишечник прикинул, чем ему грозит ещё одна попытка внедрения экскаватора в моё влагалище, и решил действовать самостоятельно, но случилось то, что случилось: я пёрднула. Вонючим.   Тёте под нос.   Шо пиздец вонючим.    
Она резко отпрянула и уставилась на меня. Глухая надежда мелькнула далеко на горизонте. Вероятно, в человеческом организме сокрыт великий потенциал, который и просыпается в моменты, особо опасные для жизни.  
Мой потенциал, как выяснилось, был далеко не от Шанель. Но когда это твоя последняя надежда, какая на хрен разница??
Короче, каждый раз, когда ебало тёти приблежалось к моей промежности ближе, чем на полметра, моя жопа атаковала с новой силой.
Я не знаю, откуда во мне взялось такое количество таких газов. Таких, что скунсы со своей мочичкой, пахнущей по сравнению с этим фиалками,  просто становятся в очередь за преобритением формулы моего пропердина.

Вонь стояла такая, что как в том анекдоте: резало глаза. Первой ретировалась акушерка. Я про себя пела хвалебную оду органу, так вовремя себя проявившему. Тётя, в начале пытавшаяся призвать  меня к прекращению атаки, забилась в дальний угол и, казалось, перешла на анаэробное дыхание. Только изредка поглядывала на меня своими слезящимися глазками. Окна по счачтливой сличайности в смотровой не открывались, соблюдалась стерильность.
Я ликовала ! Первая победа !!!!!  О пощаде не могло быть и речи.
Дама сделала ещё пару жалких попыток приближения ко мне. Надо ли говорить, с каким выражением лица она  от меня отпрыгивала.
В конце концов, поняла, что бесполезно, с воплем: " Не, ну я так больше не могу работать!" вылетела прочь.
Мы остались с мелким вдвоём. Мы лежали, я на кресле с с раскинутыми ногами в позе: " заходи, кто хошь, бери, чё хошь". Димка, кажется, вообще заснул. Пролежав так какое-то время и  окончательно убедившись, что к нам никто не торопится, я с горем пополам слезла с места экзекуции. Попила из-под крана, вытащила из себя пропитанную  кровью тряпку, стараясь при этом не орать. Тётя, видимо, разворачивая во мне ковши, разодрала стенки влагалища, которые и кровили; если бы это было маточное кровотечение, я бы уже сообщала паспортные данные в преисподней.

Теперь надо было быстро соображать, что делать дальше. Я вспомнила, как акушерка говорила, шейка открыта на 4 см. Значит, какое-то время у нас ещё есть. Очередные схватки я перенесла, прокусив губу. Когда закончилось, по-тихонечку приоткрыв дверь, огляделась. Из ординаторской доносилось приглушённое ржание.  Я, пошарив по ящикам, нашла там какую-то простыню, обернулась в неё и на цыпочках проскользнула в коридор. Пройдя немножко, я увидела девочку. Ту самую, которая помогала тащить меня, когда я сьехала в коридоре под батареей. Честно говоря в тот момент я боялась встретить кого бы то ни было вообще. Страх, что всё повторится был сильнее способности различать добрых и злых. Мы были с моим сыном вдвоем против всех. Но девочка подбежала ко мне, подхватила под руки, сказала:
- Не бойтесь, я проведу Вас в палату. Это Вас Афродита Ивановна так?
Ах, йоб твою, значит, Афродита Ивановна! Да, торговец свиньями отличался оригинальностью.
-Тише Вы, не разговаривайте, а то ещё услышат, -кивнула девочка в сторону ординаторской.- Вы ещё хотя бы часа 2 продержитесь, а там ночной врач придет. Сегодня Игорь Сергеевич дежурит, он хороший врач. Он мою невестку практически с того света после Афродиты спас,- уже в палате рассказала мне девочка Катя, она работала в отделении санитаркой. И, подумав, добавила:
- Невестка моя тоже рыжая. Афродита бешеная, рыжих как видит клинит её совсем. Вам ещё повезло, что не её дежурство, а то она Вас кесарить бы забрала или так поиздевалась бы.
"Ну да, задохнулась бы сначала,"- подумала я.
-Вы сидите здесь тихо, старайтесь не кричать. Они там торт с шампанским едят, кричать не будете, сами не придут. Они-то думают, Вы в смотровой. Хотите, я Вам водички принесу или молока?
Я смотрела на этого ангела и слёзы катились из глаз.
-Ну, я пойду посмотрю, как там обстановка. Я к Вам ещё загляну. Игорь Сергеевич как придет, я ему скажу, он сразу к Вам зайдет.
Девочка ушла. За следущие 2 часа схватки постепенно учащались, но я вела себя тихо, лучше родить в одиночестве, чем в обществе Афродиты йоб её мать Ивановны. А сама она к моей персоне особого интереса не проявляла. По её планам я, вероятно, должна была сдохнуть  на кресле в смотровой.

Игорь Сергеевич оказался классным дядькой, вместе с ним и акушеркой мы и родили моего мелкого. Мелкий, выбравшись на свет, заорал, как мне показалось, первым делом : "Афродита-дура!" и не заставив долго ждать, окропил мир желтенькой, не забыв при этом ни доктора, ни акушерку. Потом, взгромоздившись на мой зачительно уменьшившийся живот, нашёл сиську и приступил к первому в своей жизни завтраку. На часах было пол четвёртого утра.