Что до меня, то я очень люблю театр. Жизни без него себе не представляю, и поэтому вожусь, в основном, с артистами. Часто выпиваю с заслуженными ветеранами сцены, например, с Колей Киром, обладающим внешностью чеховского интеллигента и лучшим голосом в нашем театре. Он обычно перед началом спектакля выпивает бутылку водки из горла и, не приходя в сознание, идет на сцену. А я продолжаю бухать за кулисами или в гримерной. Все меня тут знают и никто слова никогда не скажет, если что. То есть, я и отрубиться могу спокойно. Порой приходится выпивать  с молодежью. Это анархисты-беспредельщики, такие как Гоша, Хайдер, Черчиль или Абдурашид. Что они творят - это черная комедия. Частенько действо переходит на улицу. Они во всю резвятся у бронзового  оленя в парке героев. Садятся на него верхом в пятером или даже шестером, красят ему яйца в золотистый цвет, ломают рога и расстреливают из рогатки. Животное безропотно сносит все эти актерские шалости.

Иногда в плохую погоду мы перемешаемся в помещение ВТО и буквально ставим его на уши. Однажды там произошел действительно казус. В голубом зале выставили гроб одного умершего пидора, и кто-то из нас, пьяный в говнище, оттрахал покойника в жопу, приняв за спящую шалаву. Мы потом назвали этот спектакль "Спящая красавица и семь гномом", потому что мы все, грешным делом, прошлись по трупику. Попутал нас лукавый.

То ли в этот знаменательный день, то ли накануне я познакомился за стойкой бара с молодым артистом, только что прибывшим к нам из Рязани. Прогрессивный режиссер нашего драмтеатра Елдович, недавно вернувшийся из Израиля, как раз набирал труппу для постановки экспериментального спектакля с группен-сексом. Коля Кир, слывший ярым антисемитом, всячески поносил еврея и утверждал принародно, что наши исконные хлысты куда круче на сходняках со своим родным свальным грехом. Но сам не отказывался участвовать в авангардистской постановке.

Короче, я схлеснулся с рязанским артистом, чье погоняло, блядь буду, не помню. Да и не суть, потому что он недавно повесился в дремучем лесу. Мы выпили с ним в баре по сотке водки, и он рассказал мне свою грустную историю. Актер жил в общаге с одной тоже артисткой, Федулихой, которая недавно потеряла мужа. И вот однажды она вечером пошла прогуляться после репетиции, а вернулась в три часа ночи абсолютно голая, только кеды на ногах, и очень избитая. Рязанец ( вот и погоняло вспомнилось) не сдержался, психанул и дал ей в лоб. Утром мать Федулихи выставила артиста на улицу. Куда ему теперь деваться?

Я по пьяни, конечно, пожалел человека и разрешил ему пожить какое-то время у себя. Думаю: пиздить там все равно нечего, все итак спизжено до того. Но этот деятель один хуй умудрился, прежде чем свалить с концами  и повеситься в лесу, зацепить у меня мыло и пачку сигарет Прима. А я, дурак, возил уебка к актрисе-травести Воробьихе. ( Сам актер-любовник Воробей лежал в полном наркозе). Мы с Рязанцем воспользовались ситуацией и выебали актрису в паре. Она же, веселая такая, всю дорогу улыбалась, даже когда я давал ей за щеку.

Потом стали кумекать, где б нам взять пойла. На наше счастье приперлась характерная актриса Фигли-Мигли и притащила с собой две бутылки паленой водяры. Все знают, что она неплохо зарабатывает на минетах. Пришла уже изрядно датая и села прямо на обоссанный диван. Это, конечно, в падлу. Эта Фигли-Мигли, блядь, совсем опустилась, между нами. Она чего-то лепетала про Елдовича и новые формы, пока Воробьиха не дала ей конкретно по репе. Характерная в итоге отключилась и обоссалась на итак уже обоссанном диване. Идиотка. Кто же теперь на этом диване сидеть будет? Да она вообще тварь конченная. Однажды, помню, попали мы на хату к одному актеру, у которого в комнатушке не было даже туалета. Ссал он ночью в бутылку, чтоб не бегать на двор. А эта пьяная пизда Фигли-Мигли думала, что там вино и выпила эту мочу. С ней вообще пить в падлу. Мразь опущенная. Ну и пиздили мы ее потом. когда утром опохмелились сэмом на Заполке, где пойлом торгуют из любого окна. Возили сучку рожей по асфальту. Она потом долго вся черная была и только сюсюкала, не в силах произнести внятного слова.

Зависли мы, ладно, у Воробьихи и уже, блядь, кислород перекрывать начало без бухалова. Тут Графиня, трагическая актриса, препирается на наше счастье. А с ней ее друг, Вертушкин. Он на сцене вертится, крутится, а в чем собственно его апмлуа и весь прикол никто просечь не может. Графиню же недавно выгнали из театра. Якобы она там чего-то украла из реквизита. Но все считают, что это интриги Федулихи, которая ревнует ее к Елдовичу. Хуй их там баб проссышь. Короче, Графиня пошла работать в мотель. Без сутенера. Трахалась, в основном, с иностранцами, почему-то предпочитая итальянцев. И очень этим гордилась.

Но суть в том, что эта ебнутая пара притащила с собой пять штук водки и палку колбасы. Тут у нас, понятное дело, настроение поднялось. Выпили и вообще развеселились. Все стали хвалить Елдовича за авангардизм, широту взглядов и любовь к экспериментам. А на самом деле бабы просто любили его за большой член. Вот и все дела. Сидели и пили мы на полу, так как не хотели присаживаться на обоссанный диван, где тяжело храпела конченная Фигли-Мигли. А другой мебели у Воробьихи не было, потому что они с Воробьем уже давно все проссали. Два дурака. Воробья недавно на проезжей части тряханула, чуть под машину не попал. Допился, придурок. Теперь у них тут блатхата. Ночью прямо через балкон к ним лазят черные маковары, которые, после того как Воробей влез в долги, всемером ебали Воробьиху на кухне и прижигали ей утюглм грудь и плечи. Сама показывала. Самого Воробья потом нашли расчлененным в том же дремучем лесу, где повесился со временем Рязанец.

В ту ночь все кончилось тем, что мы все заразились от Воробьихи трипером. Но я, тем не менее, продолжаю любить наш театр, чтобы там не происходило.

                                                Конец