Сколько по России разбросано Покровок? Великое множество. В Подмосковье – парочка точно есть. В эту субботу я бухал в Покровке. Может быть – самой дальней из всех Покровок. Выехали из Владивостока в обед, всего-то – полторы сотни километров. Дача там у знакомых. Пригласили самогона попить. Помчались. В городе бензин девятнадцать стоит, по трассе – семнадцать пятьдесят видел. Хотя – все равно хер остановиться успел: «Ладно, на обратном пути заправлюсь…» За Уссурийском на дороге – деревянный щит: «Ящур». «Хуясе!» - думаю – «Поели шашлычка! А я и забыл совсем, что по телевизору пугали…» Да нами вечно пугают – то в Приморье света нет, то тепла, то – атипичная пневмония, то – желтая опасность. Чтобы другим казалось, что живут хорошо. О, еще ураганы – вот! На дороге - лужа хлорированной жижи, бабки в белых халатах бегают, опилки поливают. В оба конца – чтобы ни туда, ни сюда инфекция, типо, не летала. Рожи угрюмые. Рядом – гаишники и агрономы какие-то… Как приехали – из машины выбираться не хотелось. Мысли всякие про чумные деревни. Успокоили, говорят: «Не ссы! Здесь колбасный завод вашего спикера – никаких микробов, нах. За животными следят!»

      Деревня как деревня, один из «переходов» - Китай рядом. Полуразваленные хибары чередуются с «галетными» домиками. Закопченные трубы, спутниковые антенны, кондишн. Вы слыхали когда-нибудь название «Жабокрякинская»? Это не прикол, нихуя! Это улица так называется. Историческое имя, при содепе – «Индустриальная» была. Сели во дворе. Старая, крепкая изба – может, с основания села стоит. Покровке в этом году сто двадцать пять будет. Вечер, банька, как положено. Теплый воздух, еще зеленая трава и деревья кронами качают, шепчут что-то. Тишина. Из-за трубы огромная полная луна выплыла – будто из дымохода выскользнула. В руке – граненый стакан великолепного «первача», откидываюсь от стола, прислоняюсь спиной к старому ильму, слушаю.
-    Нравится место?
-    Хорошо, конечно…
-    Ну, вот, а ты ехать не хотел!
-    Так бы сидел, и сидел. И пил бы.
      Улыбаюсь: «Сколько здесь? Шестьдесят точно есть? Не чувствуется… По ноль пять на рыло уже? Ну и ну…»

      Хозяйка усадьбы: «Ты на бабкином месте устроился. Сразу облюбовал, еще днем, как приехали – точно присел. Бабка? Нет ее давно. Я не застала – рассказывали». Кивает на гостей, которые подтянулись на огонек. Соседка – обыкновенная деревенская тетка – с готовностью начинает повесть: «Лет уж двадцать. Ведьма она была. Колдовала, ворожила, лечила. Говорят – иногда и темными делишками промышляла, не от Бога. Вот на этом месте и преставилась, прям под деревом. Три дня мучилась – просила, чтоб подошел кто, на ухо сказать хотела. А мне мать запретила, мол, миску поставь, а к бабушке не подходи, если звать будет. Люто умирала, тяжело…» Пьем. Закидываю удочку насчет раскопок:
-    Места-то чжур-дженьские… Мечей, талисманов в огородах не находил никто?
-    Как не находить? Находили. Раз зеркало старинное зеленое, с драконами. Раз – монету с дыркой, большая… И письмена какие-то с двух сторон.
(Показывает согнутыми пальцами размер – сантиметров десять в диаметре). Киваю головой: «Амулет это».
-    Подарили кому-то…
Продолжает: «Казаки это место расчищали. Не от леса. От китайцев. Поля здесь уже распаханные были. Дед, который дом этот строил – еще те времена застал. Шашкой работал. Рубили направо и налево. Тела, как бревна по Суй-Фуну сплавляли, вода в реке красная была…» Девяностосемилетнего деда дочка после продажи хозяйства отдала в дом престарелых. Он плакал, хотел остаться. Новые владельцы тоже просили ее – говорили, что наезжать из города всего пару раз в месяц будут – пусть старик хозяйствует. Не захотела. Решила, что так проще. Через год рубака умер – на казенной койке, с горшком под кроватью. Отправился вслед за колдуньей-бабкой. Наверное, ему снился ковыль и ветер. Ковыль, действительно, седой – я это заметил, когда ехал обратно, прямо как в песне. Волны расходятся по степи. Всадники, с гиканьем и свистом летят вдаль… Хищно изогнутые шеи коней… Сверкающие на солнце узкие полоски стали, рассекающие соломенные шляпы убегающих крестьян… Все это было. Когда-то. Здесь.

***

/На правах коммента/

- Почему мы, русские, не помним родства? Почему стариков на Руси отдают подыхать в казенный дом, а китаезы моют ноги немощным родителям? Почему два года назад в деревне под Владивостоком пьяная мать отвела детишек зимой в степь, и там бросила? Она сняла с них тапочки, чтобы малыши не смогли вернуться…

А вы знаете, как был основан Владивосток? Проворовавшегося прапорщика Комарова с группой матросов-пьяниц ссадили в диких местах. За беспредел. Капитан обнаружил, что в трюмах нихуя нет – жрать нечего, все пропито и проебано. Муравьев-Амурский доложил царской особе: «Город заложон. Старались. Деньжат не подкините?» (Он первый обнаружил на Дальнем Востоке лагерь разбойников).

А вы знаете, что Дерсу-Узала, того самого, которого постоянно упоминал Арсеньев, ебнули вовсе не хунхузы? Местных жителей вырезали наши, фанзы грабили и поджигали.
Владивосток – Хай-Шэнь-Вэй, Партизанск – Су-Чан…

Да нет, я не про то… Я диплом защищал – международное право – так комиссия рукоплескала. Типо: «Ахуенная научная работа! Риспект!» Рекомендовали к печати – как дидактический материал. На тему: «почему наши острова – НАШИ острова», и про спорные территории – «почему западло СВОИ земли раздавать». А через несколько лет отдали остров под Хабаровском. На Амуре. Тот, про который я писал. И не только остров…

А вы знаете, на каком месте основана Москва? И почему Кремль назывался «Детинец»?

***

- Первый нах!