Временами казалось, что время в доме у Павла стремительно торопится куда-то в бессмысленной попытке что-то наверстать. В спешке через квартиру проходили женщины, поправляя прическу и оставляя, вместо следов, волосы на коврах. Гремели вечеринки, музыка которых постоянно убыстряла свой темп, сливаясь в «тынц-тынц». Заносились бутылки и тут же покидали квартиру уже опустошенные. Гости, как в карусели, здоровались и прощались с хозяином, и снова, и опять, и по кругу. Но было весело. Нельзя сказать, что Павел был доволен этим, но как-то привык и не роптал.
Но вот однажды в его квартире появились дети. Мальчик и девочка. Семи и шести лет. Раньше Павел иногда в долгие минуты похмелья воображал себя педофилом. Но, близко столкнувшись с детьми, осознал, что он – педофоб. Самый настоящий. Законченный. И дети вызывают у него, только одно желанье – запустить в них тапками.
Все началось с того, что маленькие сволочи разбудили его в восемь утра. Так рано он поднимался последний раз в том памятном тысячи девятьсот девяносто шестом году перед выпускным балом. Вставать естественно Павел не хотел и сопротивлялся. Поэтому дети вылили на него стакан воды. А потом еще один, но уже кипятка. Немного прейдя в себя, он был поставлен перед фактом, что детей надо кормить и таранькой они не питаются. Павел понял, что дети жуткие эгоисты, а эгоистов он не любил.
После похода в магазин и душа, к Павлу пришло понимание того факта, что дети в его квартире оказаться могли только одним путем – если их кто-то привел. Допрос детей показал: привела их мама Света, живут они не далеко от детского сада, у них лето. Свету он смутно припоминал. Павел посмотрел в окно. У него была осень. Тогда он понял, что дети это тормозы и начал беспокоится, как бы они не замедлили ритм жизни его квартиры. Он не любил менять устоявшийся распорядок жизни.
Он отправился в милицию. Там детей никто не терял, и слушать Павла не хотели, посылая его вместе с детьми в детдом. В детдоме он встретил пьяных сторожа, нянечку, воспитателя, директора и трех подростков. Вариант с детдом отпал. Он решил, что если детям так уж захочется чего-то выпить, они вполне смогут обойтись пивом из холодильника. Друзья его замутки с детьми не поняли, но подтвердили, что некая Светка была, а вот мелюзгу никто не заметил, вполне вероятно, что она (мелюзга) вела себя тихо. Друзья набивались в гости, чтобы обмыть прибавления в семействе Павла, но он сделал вид, что не понял намеков. Друзья обиделись, и до Павла дошло, что дети уже одним своим существование, нарушают крепкие приятельские отношения. Ему стало жаль себя.
Дома Павла ждала квартира, очень качественно подготовленная к ремонту, и спящие дети. Павел долго любовался картиной на обоях, выполненной в манере крайнего примитивизма, и скульптурной композиции какашка в хрустальной вазе. К нему пришло понимание того, что дети привносят в существование творческую энергию, которая, если остается без управления, может разрушить мир. Он любил этот мир и принес себя в жертву, ради него.
Дети стали жить у него. Павел смутно беспокоился из-за школьного возраста мальчика, но отводить куда-либо боялся, не зная, как объяснить, откуда они у него. Пить ему теперь приходилось вне дома, в каких-то барах и кафе. Дома он стеснялся детей. И вот в каком-то из этих заведений он встретил Светку. Он не помнил её достаточно, чтобы сразу отвести к детям. Поэтому он напоил её и отнес к себе в бессознательном состоянии. Дети мать признали и спросили: надолго ли она останется у них. Павел вздохнул и сказал:
- Она будет у нас жить.