На втором этаже кинотеатра "Перекоп" есть бильярдный клуб "Бартон Хаус".
Бармен Леша протирал пивной бокал, не догадываясь, как гармонично это смотрится из глубины зала, уставленного кожаными диванами. Поглядывая на клавишника и вокалистку Людочку, которая исполняла песню про какую-то малолетку, таблетку, клетку, Леша, с сожалением вспоминал времена, когда молодые люди в ковбойских шляпах и в коже просили сделать тяжелый рок погромче и щедро расплачивались с утра за причиненный ущерб. На танцполе перед стойкой подергивался высокий китаец в компании полной блондинки. Блондинка была счастлива от водки по сорок рублей за рюмку и от куриных крылышек. Китаец в третий раз заказывал "малолетку", было видно: отдыхает с душой. Леша таки не выдержал, плюнул в кружку с пивом, и, увидев, как утомленная танцем блондинка смакует пену, испытал удовольствие.
На диване рядом со стойкой выпивали два молодых человека. Один, толстый и небритый, с отвращением слушал Людочку, каждые пять минут бегал в туалет и на обратном пути цеплял пару водки, умоляя бармена снабдить набор дефицитным под вечер лимончиком. Второй, высокий, выкладывал лимонные косточки на стол и щелчком отправлял в сторону музыки.
Напившись, небритый выхватил у Людочки микрофон и закричал:
- Сука, ты! Заткнись, наконец!
Клавишник вмешался. Он оттолкнул небритого, получил в нос и упал. Подоспели охранники – классика амбалостроения, результат серьезных селекционных изысканий менеджеров по персоналу, казалось, одного их вида было достаточно для усмирения разгулявшегося небритого толстяка.
- Скоты! – приветствовал их небритый и вскочил на бильярдный стол. Сукно треснуло, вдохновив небритого на еще одну пьяную реплику,
- Качество не моей мануфактуры! - проорал он и, увернувшись от охранника, перескочил на следующий стол.
Собутыльник небритого решил отвлечь охрану и заорал. В этот момент погас свет.
Прервал потасовку Леша. Весь день что-то вызревало в его белобрысой голове, принимая то форму увольнения, то самоубийства, то удачной женитьбы. Как только небритый выхватил из рук Людочки микрофон, Леша сгреб суточную выручку в пакет, выскользнул в подсобку и выкрутил пробки из распределительного щита. Потом зашел в смежное с подсобкой помещение и в темноте нащупал маленький сейф с прибылью от четырехсот восьмидесяти часов русского бильярда.
С утра у расторопных тур-операторов Леша втридорога приобрел шенгенскую визу и автобусный билет до Амстердама в один конец. Через три дня вы могли бы найти его в одном из кофе-шопов, счастливого, с красными глазами, уминающего тетрагидроканабиоловую булочку с вареньем.
Охранники слишком поздно перекрыли главный выход из Бартон Хауса. Небритый с товарищем ушли к вокзалам. На площади они разделились. Длинный скрылся в потемках бауманских двориков. Небритому повезло меньше.
Зима трезвит. Холодный ветер позволяет курить без помощи рук, сдувая пепел с кончика сигареты. Небритый с вызовом смотрел на ментов, помешавших ему мочиться на колесо патрульного уазика припаркованного рядом с метро.
- Блин! – сказал небритый и принял восемь сильных ударов дубинкой по голове. Он упал уже после первого и вскоре умер.
Миша думал о червях. Давным-давно, когда он жил в Туле с мамой, он захаживал к другу в соседний дом. Любил сидеть у него на кухне, наблюдая за приготовлением смеси из разных сортов быстро уваривающихся злаков, иногда приправленных сахаром и рассказами о голодающих червях в лабораториях американских ученых. Говорят, что если не кормить червя, потом кормить червя, опять не кормить, то приведет этот процесс к увеличению продолжительности жизни червя аж на четыреста процентов. Миша верил и вторил, рассуждая о вреде яичницы с котлетами, и обильно пускал слюну, мысленно протирая тарелку кусочком горбушки. Миша любил поесть, у себя дома он весил сто двадцать килограмм, но с тех пор, когда его друг, тот самый любитель постной каши, показал ему объявление о наборе монтажников теплосети, он сбросил килограмм сорок. Работа в Москве! Зарплата – семь тысяч рублей! Общежитие! На поверку заброшенное СИЗО на окраине Железнодорожного.
Весной и летом было хорошо. Миша гулял по столице, помогал матери денежными переводами. К осени теплотрассу построили, руководство исчезло, обитателей СИЗО разогнали.
На вокзалах Мишу часто били, когда он клянчил деньги на обратный билет. Он подрабатывал на Котляковской базе, обирал уснувших на улице, пил. Удачей считал опечатанный подвал, найденный в промышленной зоне близ вокзалов. Прелесть была в том, что посторонний бомж, заметив замок на полузаваленном входе, проходил мимо. А тайную лазейку знал только Миша.
На вокзальной площади, поздним вечером, Миша наткнулся на небритого. Он закинул его руку себе на плечо и поволок тело к своему подвалу. Он не замечал поваливший хлопьями снег, припозднившихся прохожих, и опять вспомнил о червях.
Ночной снегопад обновил Москву. Утром следующего дня Миша шел по Русаковской улице, оглядываясь на аккуратные следы от новых туфель и на свое отражение в витрине книжного магазина. Серое полупальто, черные брюки и свитер сглаживали неприятное впечатление от недельной щетины и от объемной клетчатой сумки. Левой рукой он ощупывал бумажник в кармане. Денег небритого должно было хватить и на обратный билет, и на прощальную пьянку в баре с музыкой. Миша свернул в арку, зашел в подъезд и оказался перед коричневой дверью на первом этаже.
Хозяйка, пожилая Лидия Александровна промышляла беляшами на вокзальной площади. Она подивилась новой Мишиной одежде, но расспрашивать не стала. Миша принес сумку на кухню, достал мясо небритого. Лидия Александровна настроила электромясорубку, взвешивала куски, записывая цифры на газете.
- Всего тридцать шесть кило. Как дотащил?
- Своя ноша не тянет, - ответил Миша, бесцеремонно роясь в холодильнике. - Хозяйка, есть что пожрать-то? А, Лид Санна?
- Может, тебе антрекотик поджарить? - съехидничала Лидия Александровна и пошла за кошельком. - Тридцать шесть на двадцать, получается семь сотен, получи.
- Спасибочки, - Миша спрятал деньги в новый бумажник.
К полудню свежий снег на вокзальной площади обратился в месиво. Лидия Александровна везла сквозь толпу тележку с фаршем. У палатки с чебуреками она остановилась и долго беседовала с мужчиной в фартуке. Он рассчитался за треть ее ноши.
В следующей палатке Лидия Александровна избавилась еще от трети. Домой вернулась радостная от прибыли. По пути встретила Мишу, уже пьяного и только что из универмага "Московский". Он сменил баул на барсетку из дерматина и беседовал с бомжами. Мише советовали шикануть в бильярдном клубе. После разговора он раздал бывшим товарищам мелочь и направился в Бартон Хаус.
Вокзальные чебуреки бойко разошлись в течение дня. Часть их попала на стол к Сергею, молодому управляющему Бартон Хауса, он к ним не прикасался, довольствуясь чашкой кофе. Сергей допрашивал охранников, прошляпивших клубную наличность. Он нервничал, выбегал в зал, придирался к новому бармену. Звонил владельцам Бартон Хауса – оправдывался.
Вечером, припомнив описание главного подозреваемого, который явно был в сговоре с барменом Лешей, директор приметил Мишу. Охранники признали в Мише небритого, ведь он действительно был небрит, и затащили его в подвал Бартон Хауса. Мишу били, он выдумал признание и рассказал, что Леша скрылся в Люберцах у своей бабы, адрес: Михельсона восемь.
Сергей был доволен. Появилась возможность вернуть деньги. Он поднялся из подвала в зал, взял в баре высокий бокал с водкой и зашел в свой кабинет. Водку он выпил разом и, потрясая кулаком, съел два чебурека. В зале клавишник с Людочкой затянули песню про какую-то малолетку, таблетку, клетку.