После этого я не видел её долго. Она не приняла моей помощи, я считал свой долг выполненным и не чувствовал за собой вины. Но наш последний разговор не давал мне покоя. Я начал внимательнее приглядываться к окружающим, к самому себе. Мне стало казаться иногда, что она была права, настолько права, что может быть даже сама не понимала этого…
Снова и снова мои мысли возвращались к её словам. Порой ночами я не мог уснуть. Лежал, вглядываясь в сумерки под потолком, прислушивался к мирному дыханию жены на другом краю кровати. И думал о том, что, быть может, в эти же долгие предрассветные минуты, где-то на пустой даче, занесённой снегами, размышляет над теми же вопросами отшельница – Лиза…
Конечно, она вовсе не стала отшельницей. Не прошло и полугода, как её имя снова замелькало на страницах газетах. Лиза написала мемуары. Подробные и откровенные воспоминания, в которых она описывала свою жизнь в деталях – с детства внучки академика и до гибели уголовного авторитета Шепелявого. Книга разошлась огромным тиражом. Её книгу называли «историей настоящей русской женщины» и, кажется, даже собрались экранизировать. Лиза была снова на гребне успеха.
И мне, конечно, нашлось местечко в её книге: на двадцать восьмой странице упоминалось, что я познакомил её с Юрой, единственной любовью всей её юности…Я был вообще-то, благодарен ей за это – нарочитое ли, случайное ли небрежение к моей персоне. Я не хотел бы, чтобы мои дети связывали меня с этой женщиной в своём сознании…
Мы встретились ещё раз на банкете по поводу вручения какой-то литературной премии, я был приглашён, как почётный спонсор проекта. Я увидел её сразу. За шесть месяцев она постарела на целое десятилетие: морщинки в углах глаз стали заметнее и резче, седые нити в длинных волосах превратились в широкие серебряные пряди, шёлковая шаль, небрежно наброшенная на плечи, скрывающая фигуру. Кажется, она была рада меня видеть. Мы взяли по бокалу шампанского и укрылись за пальмами зимнего сада.
-Ну, как ты? – спросила она.
-Да по-прежнему, - улыбнулся я, - Дети растут, скоро уже поступать будут. Отец стареет, да и я тоже. Скажи мне… - я огляделся и увидел скамейку в нише у стены, - ты помнишь наш разговор? Там, на даче, ты говорила о самом сильном желании, которое нас мучает в жизни…
-Конечно, я помню, - она сосредоточенно разглядывала пол у нас под ногами, - Ты хочешь спросить меня, почему я вернулась, если мне так нравилось быть одной? Почему я решила возвратиться к людям?
-Вроде того. На самом деле, я скорее даже хотел спросить тебя о другом. Ты сказала тогда, что хочешь найти то, что есть в тебе настоящего, что ты прячешь за маской, что скрывается внутри тебя, кроме…ну, ты же помнишь?
Я ждал ответа, затаив дыхание. Не стану скрывать, он был важен для меня. Мне казалось, от того, что она сейчас скажет, зависит очень многое. В моей жизни, по крайней мере.
Она улыбнулась рассеяно, взяла меня за руку, погладила большим пальцем моё запястье
-Ты хочешь знать, что я нашла в себе, помимо желания быть любимой всеми?
Я кивнул.
Лиза подняла голову, посмотрела мне в глаза чёрными провалами своих глаз и усмехнулась одними губами:
-Ничего, Сёма. За ним – только пустота.