Еще вчера без особых происшествий день случился. Одно – не особое - то, что Константин Романович Дудкин взвинченного социальными катаклизмами пенсионера плечом поправил в транспорте, чтоб не вертелся. А тот давай матами крыть. Даже совестно за него Константину Романовичу сделалось.

А сегодня вот особое – заболел Дудкин неизвестной болезнью. На улице лето, жарища стоит невыносимо тридцатишестиградусная, мухи жужжат как остервенелые, – опять на шестом этаже Варвара Семеновна протухший суп разогревает, навевая флюидами настроение отчаянное. А Дудкин лежит в кровати разваренной говядиной с температурой тела подмышкой тридцать семь и четыре, да язык себе в маленькое зеркало показывает.

-Э-э. Э-э-э, - раздается из его зева. Он внимательно изучает свой белый налет на языке и с опаской двигает зрением по столбцам медицинской энциклопедии. После того, как он убеждается, что его симптомы свойственны большинству пропечатанных болезней, Константин Романович отбрасывает брезгливо медфолиант в сторону и отчаянно грустит.

Комнатный градусник показывает тридцать шесть. Дудкин ритмично-методичными движеньями ступней стягивает с себя одеяло, чтобы остудиться. Вместо того его отвратительно знобит. Он бредет в состоянии болезненной медитации на кухню и ставит чайник с водой на конфорку. К полудню Константин Романович весь покрылся маленькими красными прыщами, кои расположились по кожной поверхности довольно таки равномерно.

-Зараза какая-то! - Дудкин рассматривает прыщи в крупную линзу и пытается их давить с целью ликвидации. Данное мероприятие оказалось делом весьма бесполезным и болезненным. – А, черт, больно как!

Для успокоения совести Константин Романович намазал некоторые выступающие над естественным уровнем кожи образования зеленкой, некоторые йодом, а иные гидропиритом.

-Посмотрю, что ж вас возьмет, - предупредил непрошеную компанию Дудкин и выпил водки для эффекту психорелаксации. «Дни-ночи, суки все, короче», - просыпаясь, ругался Константин Романович, перевалившись с кровати на пол, так уж муторно ему было передвигаться привычным методом. Он дополз до санузла и вскарабкался на унитазный круг.

Прыщи укрепились к тому часу в насиженных местах, одни зелено-изумрудные, иные йодисто-бурые, а прочие будто бы без определенной цветовой ориентации. Они увеличивались самопроизвольно и перли в рост, словно им приспичило. Разочарованно Дудкин насвистывал «Слышишь в рощах апельсинных» и когда усиленно мочился, то исключительно вспотел.

-Жара, бля-я-а, - протянул он и лег на кафель отдышаться. Одна муха села ему на прыщ и чего-то добывала посредством мушиного хобота, - заразишься ж ведь скотина. Ну, так ей и надо. – Дудкин терял интерес к прыщам и, бесстыдно не одемшись, шел на кухню умопомрачаться спиртным.

Дудкин пил отчаянно, что не мешало прыщам пускаться в путешествие над кожной поверхностью их носителя. На третьи сутки Константин Романович незаметно для себя перешел в состояние полного опрыщавливания. Каково же было его изумление или, иначе выражаясь, – пьяный Дудкин трезвел от иного ощущения себя. Что бы это значило?

Непроизвольная эрекция на стадии утреннего бодуна - вещь в быту мужеских человеков расхожая. Он даже вскрикнул от неожиданной картины и продолжал оставаться неподвижным. На месте каждого отдельного прыща вырос, попросту говоря, каждый отдельный хуй, при чем обеспеченный эксклюзивным вещмешком из кожи с необходимым яичным наполненьем. И все органы стояли по стойке смирно и возвышали командной эрекционной игрой тело Константина Романовича над кроватью.

***

«В цирке смогу работать!» - мелькнула догадка в проясняющемся мозге своеобразно прыщавого человека, но при этом далеко не юнца. Когда члены по всему телу обмякли, Дудкин соскочил и принялся рассматриваться свое отражение, но теперь уже в большом зеркальном трюмо.

«Будет достаточно занятно, если к примеру выхожу в балахоне монаха-чернеца на арену, да вдруг скидываю его с себя и остаюсь в одних семейных трусах. А хуи-то торчат и производят впечатление. Вроде и неприлично, но и не придерешься ведь одновременно. Хуй который в одном месте, между ног что, тот нельзя светить. Но если в других местах растут, то, что же поделаешь, можно показывать».

Один из хуев, выросший прямо под левым глазом мешал Дудкину и постоянно проваливался в верхнее незапаянное отверстие стакана, когда приходилось пить водку.

-Безобразие какое! Этот и ампутировать не жалко, - размышлял Константин Романович, - только я его продам под видом торговли человеческими органами. Мне-то он тут и на хуй не сдался, а кому-то обязательно пригодится.

Лежа в ванной от нечего делать и скрываясь с глаз людей, морально неподготовленный Дудкин мастурбировал двумя руками. Временами ему казалось, что его тело превратилось в эрегированное вымя буренки-ударницы.

-Хуйня это все, - успокаивал себя больной, но думалось иначе. Гормоны шалили в его организме и требовали себе наложницу. Константин Романович заглянул в кошелек и обнаружил, что можно звонить в организацию по доставке блядей на дом.

Долго уламывал проститутку Константин Романович. И денег прибавил в два раза, и стопарик налил, и целоваться лез – да только хуй под левым глазом наружу торчащий упирался заказной любовнице в лоб и мешал чувственному наслаждению.

-Можно девочек десять пригласить на общий минет, - прикидывала блядь, - или даже двадцать.

У них никак не получалось совокупиться, поскольку торчащие радиально органы, создавали эффект полного сверхъестественного покрытия и блокировали естественный процесс соития.

-Ага, а кто оплачивать будет этот банкет на двадцать рыл? Ты соси, давай, не умничай. Тут нужно с расстановкой подойти. Я уже думал над этим. Тут и питание особое необходимо, режим и все такое. А ты – двадцать баб на одно тело! Озверела, что ли?

-Попробуй, чтоб только один стоял.

-Одновременно они стоят, соси давай.

-Какой отсосать? Настоящий или который на затылке может? – поинтересовалась фемина.

-Да они все теперь настоящие, какой ни дрочи, - признался Дудкин и воздавал хвалы небу за то, что на пятках и ладонях ничего не повырастало и передвигаться, и дрочить он мог без особых усилий, - соси по очереди, пока время есть.

Блядь удивленно пожала плечами и принялась за работу. А Константин Романович уже задумывал авантюру.