Гремело, шуршало по застрехам. На улице кружила метель. По дому гуляли
сквозняки.
В заиндевевшие окна пробивался тусклый свет зимнего дня.
- Нянька! Добрая старушка! Где тебя черти носят!
- Иду…, иду-у.
Двери в комнату со скрипом распахнулись. Нянька за спиной торопливо
прошаркала к кровати.


Из-под руки только что искры не сыпались. Саша Пушкин творил.
Облизывал языком шершавые губы, терзал кончик пера, грыз ноготь на
мизинце и снова и снова скрежетал пером по бумаге. Выходило - чудо,
как хорошо:…вдохновение, ма фуа, чессное-блаародное, воистину, …ну-ну,
на-на-наиии…
Обмакнул острие в чернила и размашисто добавил: "Посвящается". И три
точки. Хотел присовокупить еще сердце, пронзенное стрелой, да вовремя
одумался. Пошлятина! С носа по губе скатилась капля и угодила в
троеточие. Точки расплылись в кляксу. Дьявол!
Саша, улыбаясь, откинулся на спинку кресла и еще раз полюбовался на
дело рук своих. Чертовски прехорошенькое дельце. Рисунок, над коим так
вдохновенно трудился Пушкин, являл собою изображение огромного
мускулистого члена, атаковавшего столь же огромное влагалище.
Поражал тонкий натурализм и неземной полет фантазии. Елда с залупой
наперевес, забросив назад здоровенные яйца, кометою неслась в
пространстве, готовая погрузится в апокалиптическую пещеру, которая
влажно и призывно поблескивала меж вьющихся зарослей.


- Ничего не забыла?
Саша убрал рисунок в кожаную папку с тесемками, встал, запахнул халат
и прогарцевал к кровати. На полу курилась бадья с кипятком, ноздри
приятно щекотали запахи чабреца и полыни, добавленные Ариной в горячую
воду.

- Ну-с, давненько я шашек в руки не брал, - Пушкин погрузил ноги в
бадью и, сопя и брызгая искрами, начал раскуривать трубку, - Наливай!

Арина с готовностию приступила к обряду.
Всякий раз, когда барин просыпался с бодуна - он пару часов,
непременно, проводил за письменным столом. Иногда водил пером по
бумаге, комкая, впрочем, некоторые исписанные листы и бросая их под
стол, а чаще, заложив перо за ухо, уставлялся поверх морозных узоров в
окно, видя там что-то неподвластное нянькиному разуму.
В дядю евонного семя удалось. Вылитый поэт! А нынче, видно, в духе и
добром здравии, эвон, как бакены-то распушились.

- Ну, Доброва здравия, млад-Пушкин!
- И тебе, старая, по тому же месту. Лей еще, не жмись!

Жучились в "акулину". Проигравший выпивал стопку и все повторялось
внове. Уровень наливки в пузатом графине упал до рекордно низкой
отметки. То есть до дна.
Саша задумчиво поглядел на засаленную колоду в нянькиных руках.

- А что, Никифор к Плетнёву… а? Я давеча у Всеволжского слегка
прогнул. Вот ты скажи: я на червонную и в штос, а Никита все карты бил
с оника…, ну может ли такое?! Продулся вдребезги!
- Пиковая твоя дама, сударик ты мой, - прогудела нянька, - а Никифор
еще затемно укатил, уж поди обрат с деньгами едет.

Пушкин тотчас вскочил с кровати и, заложивши правую руку за вырез
халата, а левой, размахивая трубкой, как дирижер смычком,
продекламировал.

- Стишки любимца муз и граций мы вмиг рублями заменим и в пук наличных
ассигнаций листочки ваши обратим...

Чем стал весьма похож на собственную статую, если б таковая тогда
имела место быть.

- Так, звезда моя, нынче Вульф с Колей Языковым обещали подгрести к
обеду, давай, одна нога здесь, другая - там…! Чтоб филей, почки… и
бордо две… нет, три! Вобщем, сначала две, потом - три… и Клико на лед!
Живо!
- Ах ты, ети, - засуетилась Арина, сгребая все со столика на поднос и
дважды наткнувшись на бадью, унеслась прочь.

В комнатах забегала челядь. В двери сунулась девка Палашка с тряпкою в
руках и кинулась подбирать с пола пролитую воду. Саша проскользил к
дверям, прикрыв их, как можно плотнее. Палашка, не поднимая головы,
усердно ерзала задом.
Барин, заткнув полы халата за пояс, извлек на свет багровое орудие
неги и страсти, мгновенно восставшее при виде палашкиных округлостей.

-Кё дель амур, он сен ле фо*, - прошептал он и, откинув юбки, ловко
засадил своего живца  Палашке в устрицу, предварительно пальцем
опробовав её на предмет смазки.

Мог бы и не пробовать - девка уже текла. Продолжая вытирать пол, она
бешено задвигала ягодицами, стараясь, как можно глубже загнать в себя
член. Саша жарко дышал - Палашка коротко взвизгивала. Саша представил
себе томные прелести Аннушки Керн - Палашка почувствовала: барин
собрался кончать. Выскользнув из под него, она повернулась и опытной
рукой направила предмет вожделения окрестных баб в свой пухлый ротик.
Погасив извержение вулкана, и поглотив потоки раскаленной лавы,
Палашка поднялась с колен, обожающе глядя на баринов конец, зарделась,
хихикнула и убежала.

Саша рассеянно ополоснул поникший орган водой из вазы для цветов,
вытер его полою халата и стал собираться к обеду.