…Первая тройка устремилась к распластанной на скамье девушке. Один подошёл спереди и резко развёл её ноги в стороны. Двое других встали подле её головы.
– ПЕРВЫЙ, НННАХ!! Ну, теперь насосёшься вдоволь, сучка! — процедил гладинахор, врезаясь в нежное, ещё не орошённое соками любви, лоно своей жертвы. Короткий вскрик, полный боли, отчаяния и обречённости; попытка сопротивления, хлёсткая пощёчина, всхлип. Второй грубо схватил её за волосы и притянул к своему паху:
– ВТАРОЙ, беспезды!! Открой рот! Вот так! Соси, шалава! Соси, я сказал!! Язычком, язычком работай, рыжая блядь!
Третий стоял наготове, яростно дрочил и щерился в предвкушении удовольствия…
…– Пусть эта сука сдохнет! Пусть сдохнет ЭТА ПОГАНАЯ СУЧКА!! Я ненавижу её! — орал невысокий толстый человечек, одетый в странную коричневую хламиду, больше всего напоминающую монашескую рясу.
– ДАААААА!!! Пусть шлюха сдохнет!! ДААААА!!!! Пусть выйдут НАХИ!! – дружно подхватила толпа. Жуткий по силе вопль почти одновременно исторгся из тысяч глоток пресыщенных зрелищами граждан Дисмоса, и, усиленный десятками динамиков, сотряс стены грандиозного Атриума.
– Тихо! Я СКАЗАЛ ТИХО!! — завопил человек, сидящий за столом в центре Ниши. Каким-то чудом его голос перекрыл несмолкаемый рёв толпы, и за секунды в Атриуме воцарилась гробовая тишина. Выждав ещё секунду, он продолжил:
– Порядок и дисциплина — вот основа благополучия Империи и счастья её граждан. Так что ведите себя хорошо!
Раздалось несколько неуверенных смешков. И тут решил выебнуться какой-то придурок. Он приподнялся и язвительно выкрикнул:
– Эй, Главный, а как же наше законное право на свободу слова? Ведь это единственное, до чего пока не дотянулись жадные лапы нашего продажного Сената!...
…Восторг трибун нарастал. Крики «Жжошь! Так её!! Давайте, ребята, хуярьте шлюху!!» слились в единый гул. На арене во всю буйствовала вторая тройка. Девицу поставили раком. Пятый агрессивно обрабатывал её пизду, в то время, как его напарники, Шестой и Четвёртый, — по очереди и вместе, — ебли её красивый ротик. Волосы девушки растрепались, всё её тело было в синяках и ссадинах; однако, несмотря на боль и унижение, она чувствовала волны набирающего силу возбуждения.
– Придержите девку, — сказал Пятый. — Щас отожгу, бля!
Пальцем, мокрым от смазки, гладинахор надавил на анус девушки. Преодолев некоторое сопротивление, две фаланги проскользнули внутрь. Один за другим были добавлены ещё два пальца. Затем Пятый взгромоздился на скамью так, чтобы его внушительный член оказался над задницей девушки, и, придерживая хуй рукой, начал вталкивать его между ягодиц. Войдя до половины, Пятый сделал паузу, а затем, под сопровождение её громких стонов, стал двигаться, совершая медленные вдумчивые фрикции…
…Прокуратор поднял глаза, мгновенно выцепил взглядом ряд, где находился возмутитель спокойствия, и спокойно ответил:
– Мне кажется, что некоторые граждане из сектора 3-Ю, собравшиеся на сегодняшнее зрелище, на самом деле страстно желают попасть в Баскет. Или получить пожизненный бан без права амнистии. Что же, я могу им в этом помочь.
Тишина. Полная и абсолютная. Страшная секунда длиной с вечность.
Между тем Главный успокоился и, откашлявшись, продолжил:
– Я хочу знать, в чём виновна эта женщина?
При этих словах ниггер в фиолетовом хитоне, сидевший по правую руку от прокуратора, открыл внушительных размеров книгу, лежавшую на столе. Пролистав несколько страниц до нужной, он встал и громко прочёл:
– Эта женщина обвиняется в отказе делать своему мужу миньет и пособничестве антигомофобам! Пункт 6 статьи 114 главы 3 Семейно-Уголовного Кодекса Айадар и подпункт 9 пункта 2 статьи 1 главы 1 Общей Воли Цивилизации Айадар.
Зал поражённо охнул и замер, ожидая реакции судей.
– Зачем же так официально, Магистрат? Здесь все свои! — прохрипел мерзкого вида старикашка в зелёном, сидевший слева от Главного.
Последовал громкий взрыв хохота.
– Да уж, Консул. Где же пострадавший? — спросил, усмехаясь, прокуратор.
– Я здесь, господин прокуг’атог’! Я здесь!! — причитал, поднимаясь со своего места, лысый толстячок, который своими воплями открыл церемонию.
– Ты? Как твоё имя?
– Густав, господин! Густав Меег’кг’анц-Батонов, господин! — заулыбался пострадавший толстяк, обнажив остатки гнилых зубов.
– Мда… Ну, бедняжку можно понять! — рассмеявшись, произнёс Главный.
Зал снова взорвался. Густав побагровел, но смолчал, и даже выдавил из себя ещё одну подобострастную улыбочку.
– И которая из них? — спросил прокуратор, развернувшись в сторону арены…
…Третья тройка действовала весьма динамично. Эти нахи-ветераны, отлично сработавшиеся за время прошлых церемоний, быстро сменяли отверстия, заставляя девушку принимать самые противоестественные позы. Насосавшаяся и наебавшаяся, она уже не пыталась сопротивляться, наоборот: происходящее начало доставлять ей настоящее блаженство. Под конец, овладев ей одновременно с трёх сторон, гладинахоры освободились от семени, переполнявшего их чресла. С арены они уходили под шум несмолкаемых аплодисментов трибун…
…Он указал на клетку с высокой, статной, большегрудой и огненно-рыжеволосой девушкой.
– Она?
– Да, милог’д, она! Это она, пг’оклятая сучка!! — снова взвился коротышка.
– Как её зовут, Густав?
– Ольга, милог’д! Именно так зовут эту паскуду! Пг’ошу вас, милог’д, казните эту паг’шивую блядину!! Чтоб не о пидог’ах всяких думала, а об г’одном муже!
– Успокойся, страдалец! Всему свой черёд. Ольга, ты действительно являешься женой этого плешивого ублюдка?
– Да, господин прокуратор, — тихо ответила девушка.
– И ты признаёшься в содеянном?
– Да, — ещё тише произнесла Ольга.
– Что ж, суду всё ясно, — сказал прокуратор. — Теперь черёд за свободными гражданами!
– Ну, — проговорил Главный, — вы всё слышали и всё видели. Так скажите нам, граждане Дисмоса, ГОДНА или СВОБОДНА?!!
Последние слова он проорал настолько громко, насколько это позволяли сделать лёгкие. Единый до этого момента Атриум разделился, как обычно, на три части: одни орали, что есть мочи «ГОДНА! ГОДНА!» и швыряли на арену зелёные подушки, другие вопили «СВОБОДНА!» и кидали красные; третьи молчали и берегли подушку для другой обвиняемой. Традиция с подушками — одна из старейших в имперских церемониях и соблюдается свято; говорят, что она уходит своими корнями в глубокую древность. Именно так наши далёкие предки выражали свою волю в прошлом.
Когда администраторы подсчитали результат, Главный встал за трибуну и огласил его:
– 277 за и 276 против! ДА БУДЕТ КАЗНЬ! — И, обращаясь к Густаву, добавил: –Тебе повезло, плешивый, иначе на её месте был бы ты!
На арене бурным ходом шли приготовления к шоу. В центр была помещена специальная скамья, на которой закрепили приговорённую. Она плакала, вырывалась, молила о пощаде, но всё было напрасно…
…Всего их было тринадцать. Один, обожаемый толпой Маркус, был кентавром.
Наконец, когда арену покинула последняя тройка напичканных стимуляторами гладинахоров, доведших девушку до предобморочного состояния, в сторону Ольги направился Маркус. Атриум скандировал: «Т-Е-М-У Е-Б-Л-И!!! Т-Е-М-У Е-Б-Л-И!!!». Кентавр встал над девушкой и засунул в её рот свой хуище. Затолкав его почти на треть, он начал двигаться всё быстрее и быстрее, издавая при этом тоненькое ржание. Чувствуя, как конская залупа, долбящая её маленький ротик, стремительно набирает в объёме, Ольга начала задыхаться. Маркус неожиданно отступил, вытащив хуй целиком (при этом девушка издала громкий вздох разочарования), но лишь затем, чтобы, похлопав им по лицу развратной сучки, всунуть его с силой обратно. «КОНЧАААЮЮЮЮ!!!» — возопил кентавр и всадил Оле по самые бронхи; его хуй, подобно насосу, начал мощными толчками вбрасывать сперму в глотку несчастной. Оля, испытав сильнейший в своей жизни оргазм, поняла, что сейчас захлебнётся. Кентавр всё спускал и спускал, заливая девушку до краев. Вот уже семя потекло изо рта, по щекам, и закапало на пол арены. Попытки Ольги ослабить напор могучего зверя и хотя бы немного высвободиться не удались; руки её безвольно опали, а тело сотрясали последние конвульсии…
– ЗАЕБАЛИТИ! — загробным голосом произнёс прокуратор. — ФЛОУЛЕСС ВИКТОРИ!!
Арену привели в порядок и церемонии продолжились…