Ее привел с собой Лешка Глухов (Глухой).
Его родительница, бросив сына на старуху, укатив с очередным ебарем в
неизвестном направлении, подогнала мамаше еще и подругу, с которой
вместе мотала срок. Вернее не саму подругу, а ее зачатую где-то дочь,
вскормленную ментовскими сучками в  доме малютки . Бабка  Глухого
распорядилась так, что выбора у Лехи не было. Девчонка,  примерно моих
лет, была оставлена на произвол судьбы и поручена  воспитанию улицы в
нашем лице. Сама бабка тихим образом гнала самогонку, чисто  для своих
нужд  и, проклиная все на свете вела домашнее хозяйство, впрочем,
успешно, так как недостатка в рабочей силе, там вскопать-прополоть, в
качестве местных алкашей не было, короче, не в тягость были ей эти два
рта.
Это было настоящее чучело. Маленькая ростом, подстриженная  под
мальчика , в коротком платьице или сарафане (не помню) постоянно
засаленном и грязном, которое она носила не снимая, да еще в сандалиях
на два размера больше, явно мальчишеских. Волосы у нее были соломенного
цвета и голубые глаза. Ко всему прочему ее морду украшал шрам во весь
подбородок, наверное полученный в младенческие годы. Вообще условия
свободы  Глухому , во время летних каникул, были поставлены таким
образом, что Леха должен был  за ней приглядывать , то есть везде
таскать с собой, иначе  сам с ней дома сиди .

В то время маленькая деревня близ Владимира, задворки богатого
колхоза, ничем не отличалась от других, куда родители, не  доставшие
(или не хотевшие) путевки в детские лагеря, отправляли  своих отпрысков
к бабкам и дедкам. Нас было четверо: Юра Лукин, Леха Монахов, Леха
Глухов и я. У Юрки, как у самого старшего, прозвища не было, далее шли
по возрасту я и  Монах , потом  Глухой .
А Дашка была немая. Нет. Не глухонемая. Просто была НЕМАЯ. Чего-то там
у нее не сработало в тщедушном организме и говорить она не могла, а
слышала нормально и понимала все. Говорить не могла только. Не буду тут
расписывать как влилась она в наш мужской коллектив, эта поебень
женского рода, но после того как  она  вместе с нами, напиздив ягод и
фруктов в садах  соседей, не стесняясь, справила при нас свою нужду, мы
ее однозначно приняли в банду. Вообще, влилась она в наше сообщество
легко, добив нас тем, что, не стесняясь, подражая нам, пыталась поссать
на мужской манер, отодвинув в сторону лямку трусов, при этом
горизонтально сплюснув ручками свои гениталии, изображая некое подобие
струи. Мы с интересом наблюдали, как она это выделывает, не осознав
приближающейся половой зрелости, которая однажды, своим любопытством
ошарашила нас всех.

В мелком, заболоченном пруду, за деревней мы купались голышом.
Купалась с нами и Дашка. Надо сказать, плавала она как рыба и в игре в
салочки  ей не было равных. Мы держали ее за собачку, которая на потеху
понимала человечий язык, и подолгу заставляли ее  вадить , чему
впрочем, она была рада. Смеялась она заразительно и неподдельно
радовалась каждой, казалось бы, обидной для нее нашей проказе. И вот
как-то продрогнув, выбравшись на берег, мы уселись в ряд на корточки,
для большего тепла обняв себя руками. Это был один из способов
согреться. Но Юрка, который был старше меня на два года, возвращаясь из
воды несколько позднее всей компании вдруг обратил внимание на Дашку.
Спустя какое-то время мы все с удивлением рассматривали подробности ее
промежности. Дашка, польщенная таким вниманием, радостно что-то мычала
и брала нас по очереди за руку, дотрагиваясь нашими дрожащими пальцами
своих половых губ. В 10 лет я уже знал почти все подробности строения
пизды.

Половину следующего лета я пропустил по болезни, вторую половину был
оставлен на дополнительные занятия, кроме того, шли дожди, и натянутые
отношения моих родителей не позволили мне побывать в деревне. За зиму
воспоминания как-то сгладились, казались придуманными и не вызывали
прошлого трепета.
А в следующем году грянула Олимпиада -80, моих родителей вызвали в
Москву на какую-то ответственную работу, а меня, окончившего 5-ый
класс, запихнули в подмосковный пионерлагерь на все лето по какой-то
профсоюзной договоренности. Однако в начале второй смены разразилась
эпидемия дизентерии и детей срочно эвакуировали из неволи. Естественно
разобрали по домам только тех, кто не успел обосраться. В том числе был
и я. Срочно вызванные из столицы родаки долго не думая, отправили меня
в деревню к прабабке.

Та же компания!
Оказалось, что Дашка была в городе в специальном интернате, но на лето
опять попала в деревню. Конечно, все мы выросли и это девичье чудо
тоже, если только не учитывать ее заторможенное развитие по поводу
речи, что в принципе накладывало свою печать отставания на остальные
процессы роста ребенка. Только в тот раз мы уже не ссали при ней, не
купались голышом, а хвастались купленными плавками, в то время как
Дашка оставалась на прежнем уровне развития, продолжая иногда нас
удивлять. Она не стала нам другом, она была, по-прежнему, объектом
насмешек, издевательств, а так же бессовестной эксплуатации, что,
впрочем, нисколько её не расстраивало, в то же время ее одобрительное
отношение к нашим забавам не давало нам шансов зайти далеко в своей
детской жестокости, как это иногда бывает в среде подростков.
Я уже не помню, кто из нас, думаю, что самый старший - Юрка, дал ей
потрогать свой хуй. А поскольку мы замечали время от времени у себя в
штанах непонятное нам по тому времени шевеление, то с интересом
наблюдали процесс познания нового. Она нам дрочила! Да. И видно было,
что делать это ей не доставляло особых хлопот. Всем по очереди дрочила,
кроме Глухого, я думаю, потому, что он свое добирал, оставаясь с ней
дома, в старой кровати на террасе, где им было отведено место, одно на
двоих. Научил и ввел во вкус всех, конечно же, Юрка, которому тогда
исполнилось целых 14 лет и он подробно инструктировал девченку как это
делать. Надо сказать, что она проявляла к этому действу неподдельный
интерес, старалась, уж не знаю, почему. На окраине деревни был
заброшенных дом с заколоченными крест-накрест окнами, но без задней
двери, в котором мы устроили свой  штаб  и в котором происходили
описанные события, где Дашке была отведена главная роль и надо сказать,
она эту роль исполняла не по годам грамотно.
Вот там, после дождя возвещавшего ближайшее начало осени, когда
однажды мои друзья разбежались по домам смотреть очередную серию  Ну,
погоди!  или чего-то подобного, я, впервые оставшись один, додрочился с
Дашкой до прозрачной, липкой капли, неожиданно выступившей из канала
моего члена. Я так испугался, что, убежав домой, срочно попросился  в
город  и в это лето больше не возвращался в деревню. Весь учебный год,
в своей комнате, забравшись по одеяло, я теребил свои гениталии со
страхом и истомой, вспоминая заброшенный деревенский дом и то, что
произошло там.

Летние каникулы следующего года я однозначно решил провести в деревне,
поскольку отношения с моими одноклассниками не складывались вообще, а
потому я нуждался в обществе старых друзей. Думаю, что я тогда уже
раскатал губу на Дашку. Однако по приезду в деревню, мое отношение к
Дашке изменилось. Дело в том, что в моих мыслях Дашка выросла вместе со
мной, а на самом деле- это было не так. Она даже росту не прибавила и
была по прежнему доброй и верной собачонкой, только этим летом в ее
глазах появилось выражение, которое принято называть  вселенской тоской
. Никто из нас самостоятельно не хотел вспоминать забавы прошлого лета,
хотя, думаю, мысли бродили у каждого  дрочуна , но Юрка, которому
родители купили мопед  Рига -11 , вечером возе водопроводной колонки,
вдруг оглядев нас снисходительным взором заявил:
Я уже ебался! . Мы, слегка прихуев, запросили подробностей, а он,
объявив нас сынками посадил Дашку на багажник мопеда и повез на конец
деревни. Мы, как собачки, наперегонки пытаясь успеть за чудом
прибалтийского мотостроения, спешили за ним.
На втором этаже двухэтажного деревянного дома, в огромном коридоре,
стоял диван на пружинах, с подлокотниками, напоминающими свернутые
палатки.
Деловито уложив Дашку на спину, Юрка снял с нее трусы и, спустив
штаны, забрался сверху. Мы стояли, не дыша, наблюдая за ним. Он
некоторое время повозился, потыкав членом ей между ног, постоянно
оборачиваясь на нас с довольной улыбкой, через минуту слез с Дашки и
усевшись рядом приказал  Давай . Бессловесная девочка взяла его жалкий
вялый хуек и начала делать известные движения, безразлично глядя в
сторону. Иногда я вижу подобный взгляд у отрешенных людей в
общественном транспорте, но тогда, спустя несколько минут, по Юркиной
инициативе мы наперебой совали ей в руки свои членики, возбужденно
зубоскаля при этом. Вечером мне было мерзко и хотелось помыться, но
прабабка топила баню раз в неделю, и я засыпал с этим чувством и рукою
в штанах, а на следующий день все повторялось. Днем, как и в прошлые
годы, Дашка ходила с нами купаться, за подсолнухами на колхозное поле,
в огороды соседей, но уже была не такая как раньше. Тихая какая-то
была. Мы уже давно не прикалывались над ней как в прошлые годы,
заставляя, к примеру, на потеху нам собирать овечьи шарики, убеждая ее
в том, что это земляные орехи. Она стала нам как бы другом, но каждый
день, мы заходили в заброшенный дом, а она удовлетворяла наши прихоти,
так, как будь-то это было ее обязанностью всегда. Она по-прежнему была
безмолвна, но уже достаточно осмысленным был ее, иногда прояснявшийся,
казавшийся нам укором взгляд.

За неделю перед отъездом в город, сидя у Юрки в сарае, возле только
что разобранного мопеда, прикуривая спизженный беломор, Монах уронил
спичку в ведро с бензином. Юрка не растерялся и, схватив пылающую
бадью, выплеснул содержимое в дверной проем в котором в тот миг, хуй
знает как, появилась маленькая фигура Дашки, ходившей к бабке за мылом
для нас.
Пока из Владимира приехала скорая, Дашка шептала единственное за всю
ее жизнь слово  пить . Пьяная бабка, утирая слезы и качая ее на руках
обернутую в одеяло повторяла:  вот милая, и заговорила .

Дашка умерла в Горьком, в ожоговом центре через три дня.
Юрка Лукин вскоре попал в колонию для несовершеннолетних  за
воровство. Потом еще раз, потом еще+В 30 лет был забит пьяными
малолетками насмерть.
Глухой  женился на непонятно как забеременевшей от него лесбиянке и,
вытаскивая из квартиры коляску с малышом споткнувшись, упал на
ступеньках подъезда. Умер от гематомы мозга, будучи без пяти минут
кандидатом медицинских наук в 28 лет.
Монах  живет в одном квартале от меня на соседней улице Нижняя
Дуброва. После случая с Дашкой я первый и последний раз встретился с
ним в деревне на похоронах прабабки 15 лет назад.
С теплом, сентябрь, Прынц