Больше всего меня бесило то, что мой сын живет с этой стриптизершей, с этой проституткой! Она работала в этом паскудном ночном клубе, а Леша просаживал там деньги. Видела я эту Наташу на фотографии: челка взбита наверх, куртка с огромными плечами, фуражка какая-то. И демонстрирует из-под этой куртки свои груди. А отцу наплевать. У него жена молодая, эта скобарка. Журналистка называется. Говорит «тубаретка», «ееный», «евоный». Ударения в половине слов не знает. Журналистка! Пятидесятилетний мужик, юрист сюсюкает с этой дурой и целуется с ее догом, хотя собак терпеть не может. Так ему и надо, получил, что хотел. Не жалко. А лично я люблю кошек, и чем они пушистее, тем лучше. Так о чем я?
Я поговорила о сыне с Валерием, и он помог. Все было так, как он сказал. Наташа эта звонит, а Леша трубку не берет, в клуб этот сатанинский больше не ходит. Мельком вижу, как он идет на лекции, у меня на юридическом тоже есть часы в этом семестре. Стал со мной разговаривать, а раньше смотрел, как на пустое место. Спасибо Валерию. Вы не подумайте, он у меня никаких денег не взял, это один из моих студентов, учит арабский. Серьезный такой, лет тридцати, высокий, стройный, черноволосый. Интересный мальчик. Арабский ему нужен, чтобы изучать источники в оригинале. Я даже иногда перевожу для него – это пустяки, мне не трудно. У него такой пристальный взгляд, проникает прямо в душу. Иногда становится даже страшно – он всё видит. Распознал, что у меня киста левого яичника, — вовремя пошла на обследование, врачи прооперировали, и теперь всё в порядке. Смотрите!
Хорошо сохранившаяся белокурая женщина лет пятидесяти немного оттянула резинку купальных трусиков. Действительно, белый почти незаметный шрам. Ее пожилая собеседница скептически зевнула и предложила пойти окунуться еще раз. Солнце садилось за внутреннюю гряду крымских гор и не слепило глаза женщинам, плывущим к буйку. Спокойное море приобрело свинцовый оттенок, и под поверхностью воды угадывались их белые руки, спины и ноги. Обе знали, что загорать – вредно, они не хотели умереть от рака. Они берегли свое здоровье и увядающую кожу.
Блондинка прекрасно держалась в воде, и дышала ровно, как спортсменка. Она пользовалась этим и продолжала развлекать свою новую знакомую. На этот раз – рассказом о том, как подруга-стоматолог по блату покрыла ей зубы жидким фарфором, и рот был, как будто она жевала творог, а потом этот фарфор покрасился от чая и было ужас что.
— И Валерий вам помог отскрести этот фарфор? — Невинным голосом спросила та, что постарше.
Блондинка пропустила мимо ушей эту шпильку и рассказала, как приводила зубы в порядок пилочкой для ногтей.
Пожилая чуть не утонула, потому что нельзя много смеяться в воде, от этого, как известно, сбивается дыхание.
— Тамара Михайловна, держитесь за мою спину. Вы, наверное, устали. — Сказала блондинка. Она мощно выгребала руками, пока обе не встали на крупную гальку дна.
Солнце совсем скрылось за горами, подул пронизывающий ветер. Из воды вылезать было холодно, и женщины, стуча зубами, поскорее обернулись полотенцами и переоделись под ними, благо на санаторном пляже уже почти никого не было. Тамара Михайловна попыталась сбежать от своей спутницы в ресторан. Был 1991 год, и только там можно было нормально поесть. Блондинка не отставала, и они сели за одним столиком.
— Галина Алексеевна, по шашлычку или мясо в горшочке?
— Черт его разберет, что там в горшочке. И который раз оно в этом горшочке. — Блондинка развернула салфетку. — Лучше шашлык. Или цыпленка табака. Что у них там на рашпере?
Они сидели на бетонной террасе, совсем рядом свечками темнели кипарисы, увитые дикими розами. В этом курортном поселке были только два кинотеатра, где показывали всем известные фильмы шестидесятых годов, видеосалон на пляже для любителей Брюса Ли и библиотека, где отдыхающим книг не выдавали (вдруг сопрут?). Тамара Михайловна тоскливо взглянула на бордюрные кусты лавровишни и приготовилась слушать. Завтра надо смыться в Ялту, пока она не встала. От блондинки приторно пахло духами «Черная магия». Даже духи у нее под стать ее дурацким увлечениям. Блондинка рассказывала, как напугала цыганку зеркальцем. Обычная история: цыгане ходили по купе в поезде, вроде как погадать или просто денег попросить. Эта отказалась давать, лежит, красится, цыганка ее проклинает, а у отважной Галины Алексеевны зеркальце прямо на цыганку направлено. Цыганка перепугалась, что проклятие на ней отразится, прощения просила, привела даже беременную подругу, так как беременным, по мнению цыган, всегда уступают. Очень умно, нечего сказать.
— И что, Галина, вы им не дали денег?
— Нет, почему… Дала. И пачку сигарет. А что? Знаете, цыганские проклятия всегда действуют. В проклятии – огромная психическая энергия. Как в слове Божьем. Помните: «Да будет свет!».
— Да, да, конечно… — Шашлык был жестким и недожаренным. — Божественный Логос…
— А знаете, Тамарочка, — блондинка мечтательно уставилась на крупные звезды, — мне все-таки кажется, что мы не одни во Вселенной. Иногда так хочется, чтобы меня похитили инопланетяне… Чтобы явились в сиянии. Я бы с ними улетела…
— Да неужели?
— Так хочется, чтобы они за мной прилетели… Кошки – как инопланетяне, они никого не слушаются. И глаза у них такие загадочные, светятся в темноте. Иногда беру Мусю на колени, смотрю ей в глаза и говорю: «Передай своим, что я готова». И она смотрит так серьезно, как будто всё понимает.
— Галина, вы что, серьезно во всё это верите?
— Ну, очень возможно, что кошки – не инопланетяне, даже скорее всего. А в вещие сны я верю. Когда мы со вторым мужем жили в Сирии, у меня сон повторялся три раза. Узкая улочка, как в старом Таллине, мощеная булыжником, и по ней на меня скачет отряд рыцарей в черных доспехах. Перья черные, и копья наставили на меня. Я бегу, бегу и вижу: муж копает руками грядку. А через три дня его привезли с инфарктом. — Блондинка погрустнела и допила вино, которое оставалось на дне стакана.
Тамара Михайловна очень хорошо знала таких экзальтированных дамочек, и они ее мало интересовали даже с профессиональной точки зрения. Специалисты шлют к ней таких пачками: они уверены, что больны ужасным неизлечимым заболеванием, и когда врач выставляет их за дверь, бегут к бабке-целительнице или к очередному экстрасенсу. А потом рассказывают: народная медицина способна сделать то, что не под силу нашим зазнавшимся медикам. Последняя ее пациентка считала, что у нее должны рассыпаться кости. А у этой шрам действительно после полостной операции. Занятно…
— Вы мне не верите, я же вижу… Есть, есть такая психическая энергия. Я в детстве…
* * *
Пыльный московский двор, ей восемь лет, пьяный муж матери орет:
— Домой, мерзавка! Я тя научу слушаться! Домой, тебе сказано!
Страшно идти домой, пока мама с Верой не пришли из магазина. Верка – его родная дочь, он бы с ней такого никогда не сделал, никогда! Мерзкий красномордый мужик с пивным брюхом, в пропотевшей майке, лоснящихся штанах и подтяжках. Ненавижу!
— Ремня захотела? Домой, тебе говорят!
Он выбегает из подъезда и гоняется за ней, ловит за локоть и тащит вверх, на третий этаж. Сверху спускается бабка с палочкой:
— Правильно, Василий, совсем дети от рук отбились. Моего вот тоже не дозовешься. Старших ни во что не ставят…
Глупая старуха! Галя изворачивается и кусает жирную волосатую руку отчима, вонючую и соленую поганую руку.
— Ах ты сучка малолетняя… В прохладной квартире нет соседей – уехали на дачу. Василий запирает дверь и кладет ключи в карман. Галя бежит в туалет и накидывает крючок на петлю, отчим толкает дверь, и крючок взлетает вверх, как по волшебству. Он тащит девочку на кухню, переворачивает табуретку и впихивает ребенка между занозистых ножек, так, чтобы нельзя было шевелить ни руками, ни ногами. Уму непостижимо, как он додумался до этого. Соседка говорит, что все хохлы очень хитрые.
— Посиди так, дрянь паршивая, посиди.
Уже через несколько минут начинают болеть коленки, потом руки. Сволочь! Сволочь! Сволочь! Сволочь! Подонок! Чтоб ты сдох! Чтоб ты сдох! Чтоб ты сдох!
Если повторить это тысячу раз, он сдохнет, только Галя сбивается со счета, начинает снова:
— Чтоб ты сдох, сволочь! Чтоб ты сдох, сволочь! Чтоб ты сдох, сволочь!
— Ты что там бормочешь? — Он вынимает из пасти вонючую папиросу. А ну, повтори вслух!
— Ничего! — На глаза наворачиваются слезы. Лучше не плакать, тогда она не сможет высморкаться, как в прошлый раз.
— Я слышал твое «ничего». — Он идет в комнату, слышно, как звякает пряжка солдатского ремня. Этот звук ни с чем не спутать. — Я тебе покажу «ничего», дрянь. И не смей рассказывать матери! Я тебя убью, если расскажешь, поняла?
Он вернулся. Давит окурок о блюдечко на окне. Из прихожей слышно, как ключ проворачивается в замке. Отчим выдергивает Галю из табуретки и поспешно уносит ремень.
— Вася, ты опять? — Усталый голос, кладет тяжелые сумки на кухонный столик.
— Маша, мы по маленькой. Вся бригада пошла, неудобно было отказываться. Я чуть-чуть, ты же понимаешь… Ну, Машенька, ну улыбнись! Погоди, я тебе три метра крепдешина купил, как ты хотела. Пошли, посмотрим. Шел мимо магазина тканей… Да оставь ты эти продукты, никуда они не убегут. А вы идите, погуляйте. Верочка, купи папе «Казбек». Слушайся Галю.
Он протягивает девочкам по большому кульку леденцов, сует Гале деньги и ведет мать в комнату.
Гале пятнадцать лет. Она болеет гриппом, мать на работе, а Вера ушла в кино с подругой. Эта сволочь опять за свое. Чтоб ты сдох, чтоб ты сдох, чтоб ты сдох, чтоб ты сдох, чтоб ты сдох! Мерзкое, вонючее, поганое животное, сволочь, скотина, ублюдок, мразь, подонок, выродок, свинья, выродок, подонок, мразь, ублюдок, скотина, сволочь, поганое, вонючее, мерзкое животное! Чтоб ты сдох, чтоб ты сдох, чтоб ты сдох, чтоб ты сдох, чтоб ты сдох! Чтоб ты сдох, чтоб ты сдох, чтоб ты сдох, чтоб ты сдох, чтоб ты сдох! Чтоб ты сдох, чтоб ты сдох, чтоб ты сдох, чтоб ты сдох, чтоб ты сдох! Чтоб ты сдох, чтоб ты сдох, чтоб ты сдох, чтоб ты сдох, чтоб ты сдох!
Чтоб ты сдох, чтоб ты сдох, чтоб ты сдох, чтоб ты сдох, чтоб ты сдох!
Пьяный мужик не услышал, как провернулся ключ в замке. Его родная дочь стояла в дверях и сначала не поняла, что он делает со старшей сестрой, ей было всего тринадцать, и она никогда такого не видела – родители всегда отсылали их на прогулку или в магазин. Старшая сестра кричала, а отец зажимал ей рот. Вера постояла немного, опомнилась, схватила тяжелый дубовый стул, размахнулась и с лёту ударила Василия по затылку. Сам по себе удар не был смертельным, но Василий потерял сознание, как будто наконец сдох, как будто Бог услышал Галю и послал ему смерть. Вера уронила стул, Галя поднялась с кровати, надела туфли и изо всех сил пнула неподвижное тело в ребра. Потом взяла табуретку за две ножки и ударила отчима краем сиденья по зубам, еще раз, еще, во рту что-то хрустнуло. Старшая сестра надела пальто и повела Веру на улицу.
Пока он лежал в больнице, мать увезла их в Одессу к бабушке и вернулась, чтобы оформить развод.
* * *
— Галина, с вами всё в порядке? Вы отключились на некоторое время.
— Всё, всё…
— Вам точно не плохо? У меня валидол с собой.
— Спасибо, не нужно.
—Так что вы делали в детстве, Галина? — Тамара Михайловна встала из-за столика и распрямила уставший от полуторачасового сидения позвоночник. Собственно, ей было совершенно не интересно, что случилось с этой дамочкой в детстве
— Ничего интересного, Тамарочка. Вы правы, всё это ерунда, вся эта мистика. Но, знаете, иногда так хочется верить во что-то. Во что-то сверхъестественное.
— Аааа… Конечно, иногда хочется верить. В Бога, например. Это мощная психотерапия в некоторых случаях. Некоторые мои подруги благодаря вере избавлялись от тяжелейших неврозов… Пойду я, пожалуй, спать.
Две немолодые женщины обменялись обычными в таких случаях фразами, договорились встретиться в пять на пляже и отправились каждая к своему корпусу.