В дальнем углу сарая, на даче лежит ржавый утюг. Когда-то у него открывалась крышка, внутрь забрасывались угли, и можно было, намахавшись вдоволь, гладить, если не угоришь, конечно. Когда-то он был предметом добротным - гордостью любого обывателя, сейчас это абсолютно никчемная вещь, которой можно делать все: колоть орехи, огреть кого-нибудь по лбу, накачивать бицепсы и трицепсы, нельзя делать одного – использовать по назначению.

Пару лет назад его купила при выходе из музея свекровь в одном старинном, провинциальном русском городке. Утюг стоял на лотке рядом с сувенирами, то есть всякой дребеденью, которой торгуют во всех маломальских туристических центрах. Всем этим, так называемым национальным колоритом: колокольчиками, деревянными ложками, берестяными картинками, соломенными шляпами и прочей ерундой торговал вконец проспиртованный, но веселый мужичок. Моя свекровь, заприметив этот шедевр отечественного быта, сделала стойку как сеттер на утку.

- Скажите, а это действительно старая вещь? – с придыханием спросила она.
- Да, женщина, берите, вещь редкая, с 20-х годов сохранимшись, еще Ленин гладил, - лукаво ответил продавец, - и всего-то две тысячи рублей - антикварият, даром отдаю!

Не сомневаясь ни секунды, свекровь отдала две голубовато-зеленые бумажки и схватила ржавое железо в руки. Мы с мужем многозначительно переглянулись, но промолчали. Не успели погрузить покупки в машину, как дядька сгреб все свои погремушки в замусоленный мешок и на нетвердых ногах посеменил по дорожке вкладывать наличность в развитие отечественного производства алкогольной продукции. На даче монстр был водружен на стол с грохотом и словами: «Когда мой сын построит баню, мы украсим ее этим предметом старины». Я не стала спорить, а когда свекровь ушла, сняла раритет на пол, подальше задвинула ногой в угол, и стряхнула со стола ржавчину.

О семейной реликвии мы забыли в разводном пылу дележа, совместно нажитого барахла. Давно надо было метнуть эту рухлядь в ближайший мусорный контейнер, но все как-то не решаюсь. Вдруг, в один прекрасный день, бывшая родственница вспомнит об антикварной ценности и спросит меня строгим голосом: «Детка, а где мой утюг, ты его случайно не потеряла?» И я, потупившись, как застуканная за курением в школьном туалете хорошистка, буду мямлить что-то невразумительное. А может быть, и денег жалко, две тысячи все-таки, да и Ленин опять же…