- Что-то я не соображу по номеру. Вы до «Старого Мозино» едете или как?
Водитель маршрутки, не оборачиваясь, неопределенно пошевелил плечами.
- Так едете или нет? – уже с раздражением спросила женщина.
- Да едет, едет, - улыбнувшись, прокряхтел Василий Кузьмич. –
Садитесь, к самому поселку и доставит.
Женщина с трудом взгромоздила массивную ногу на подножку и с видимым
усилием влезла в салон.
- Давайте-ка, я вам помогу, - Василий Кузьмич, вытянув жилистые руки,
взял тяжеленные сумки и пристроил их на свободное сиденье.
- Побыстрее на посадочке, – напомнил о себе водитель. – Дверцу за
собой закрываем, не в лифте.
Женщина фыркнула и сильным движением захлопнула дверцу, пробормотав:
«Идиот какой-то!». Она демонстративно уселась спиной к водителю, лицом
в пустому салону, единственным пассажиром которого был Василий Кузьмич.
«С характером бабешка» - подумал он, не без удовольствия рассматривая
попутчицу.
Василий Кузьмич любил крупных женщин. Как он говорил, таких, чтобы
было за что подержаться. Жена у него была подстать его идеалу – не
обхватишь. Бывало, проснется ночью, посмотрит на ее крутой бок,
погладит любовно, как добрый шмат сала – душа запоет.  
- Проезд, между прочим, не забываем оплачивать, - объявил водитель и
со значением добавил. – Не персональная, чай, машина.
Женщина сжала пухлые губы и запустила полную белую руку в сумку.
Покопавшись в ней, она вытащила мятую десятку и через плечо протянула
водителю.
- Это что? – спросил тот.
- Что, что – деньги!  
- Проезд между прочим стоит четырнадцать рублей ноль ноль копеек. С 15
августа. Надо знать, если ездите!
- Вы мне тут не указывайте! – побагровела пассажирка. -  Ваше дело
обслуживать население, а не нотации читать! - Она протянула вторую
десятку.
Водитель после минутного молчания, торжественно произнес:
- Получите сдачу – шесть рублей. Я, между прочим, чаевые не принимаю.
Женщина резко обернулась на водителя, пытаясь разглядеть его лицо.
Потом обратилась к Василию Кузьмичу:
- Какой-то ненормальный. И таких за руль сажают, представляете?
Доверяют человеческую судьбу.
- Устал он, наверное, - миролюбиво ответил Василий Кузьмич. – Целый
день за баранкой.
Не найдя сочувствия, женщина отвернулась и начала яростно обмахивать
себя газетой. Ее тело под легким летним платьем заходило гигантскими
волнами.
Василий Кузьмич опять вспомнил о жене. До чего же хороша была Любушка,
царство ей небесное. Сегодня помянуть надо ее, голубицу. По улице,
бывало, шла, парни молодые и то шеями крутили, да свистели. За полгода
сгорела вся красота… Ох, мать…
Его размышления прервал звонок мобильного телефона.
- Да, доченька, как ты там? - ласково произнесла женщина в «трубку». –
А температура? Да что ты… Господи… Никаких телевизоров, марш в постель!
Нет, я еще только еду, солнышко. Доча, не плачь, сделаю тебе укол и все
пройдет. Я тебе самое лучшее лекарство купила. Не плачь, скоро приеду.
Все, зая, пока.
Василий Кузьмич украдкой смахнул слезу. Дети… Двоих они с Любушкой
детков нажили. Хорошие вышли, послушные, справные, что дочь, что сын
младший. Помощники оба.
Глаза Василия Кузьмича затуманились. Много они пережили в последние
три года. Любушка болела и все как-то прахом пошло. Скотина околела,
землю под покос сосед прибрал, муж Юлькин – зять, стало быть, -
захворал. Еле на хлеб-то набирали по крошкам.
Скотина полегла, что делать? Сын, Вовка, из города агрегат притащил
консервы закатывать. Порубили мясо-то, наварили тушенки. Зять в город
свез на рынок, вернулся с копейкой, живем.
Купили телка на последние. Подморозило в ночь – издох телок. Юлька,
дочь, плачет, зять в запой. Любушка говорит – ничего, мол, это нас бог
испытывает. Вовка порубил теля, наварил тушенки. Помолился, поехал в
город, вернулся с копейкой.
К осени подкопили деньжат. Вовка хозяйственный стал, все, бывало,
считает: купим кабанчика, тушенку продадим, двух откормим. Сказано
сделано. Купили двух кобанчиков. Ночью покрали их, кто - неведомо…
Вовка на постели у матери орет благим матом: не могу, мол, больше, где
он бог твой? А Любушка шепнула ему что-то, да тут же преставилась…
Спасибо ей, матушке. Выжили…
- Никак проехали?– голос женщины вернул его к реальности. – Да, точно
проехали!! Что ж такое?! Уже Иванкино сейчас будет! Не водитель, а
баран какой-то! Остановите машину, ну вас к…
Женщина ожесточенно зашумела сумками.
- Ты что там, старый, мышей не ловишь? – раздался недовольный голос
водителя.
Василий Кузьмич очнулся и привычным движением засунул руку за пазуху.
В следующий миг женщина увидела перед глазами яркую вспышку.
«Доченька.. - успела подумать она, и тьма поглотила ее.
…Василий Кузьмич аккуратно вытер монтировку ветошью.
- На голову-то пакет нацепи, затрухает все кровью.
- А то без тебя никак… - ответил зятю Василий Кузьмич, путаясь в
крашеных волосах. Зятя он не любил. Трепло он и пустобрех. Но теперь уж
куда его девать? Породнились. Своя кровь.
- Ну, чего там? – спросил зять.
- Думаю я, кило на сто не меньше, - ответил Василий Кузьмич и,
прищурив глаз, привычно подсчитал что-то.  Мысленно освежевал тело,
нарезал, наварил, разложил по банкам, закатал. – Ежели «нетто», то
восемь десятков кило, 30 рублей за банку, долларов на 300, однако.
Василий Кузьмич любил слово «нетто» и никогда не упускал случая его
ввернуть.
- Ладно, ты со своим «нетто». В кошельке-то что?
Василий Кузьмич послюнявил купюры.
- Ты за дорогой следи… Еще полчаса ехать… Кошелек ему подавай.
- Учти, телефон, я Юльке подарю, - не унимался зять. – Обещал уж.
- Да у вас этих телефонов целый ящик, сороки! – Василий Кузьмич
хлопнул себя по ляжке. – Ж…. их вам есть?!
- Что ты понимаешь, старый? У этой бабы телефон с этим… как его … с
полинфонией.
Василий Кузьмич в сердцах сплюнул. Ну, до чего молодежь глупая пошла.
Как обезьяны, что ни найдут ,все в хайло тащут.
Его душу охватило беспокойство. Как бы не загреметь с этими
полинфониями куда не следует. Жили скромно, тихо. Дела наладили,
деньжатами обросли. Дом новый купили. Машину, «Рафик». Раз в день
выедут на ней в город за «мясом» и в подвальчик… Тушенку закатывать…
Не ценит молодежь тихого счастья. Вот они с Любушкой знали его цену.
Он вспомнил снова о жене и прослезился. Крупная была женщина… А
сгорела за полгода… Щепка-щепкой стала… Нетто – 40 килограмм. Не более
того.