Я зарабатываю с помощью Пони. Пони – это такая обиженная природой лошадь. Не знаю, что думает по этому поводу она, мне всё равно, сравнивать ей не с чем. Почему ей? Затрудняюсь ответить, наверное, это глаза пони, большие, челка; на первичные половые признаки я уже давно не обращаю внимания, тем более у этого уродца со свалявшейся на пегих боках щетиной ничего не выделяется там, где это должно выделяться. От этой твари попахивает, но не так сильно, чтобы тошнило ещё сильнее, да я и привык уже.
Две толстых недоразвитых девки в заношенных, пропахших навозом свитерах и дешевых ласинах, хозяйки, я их так про себя зову, доверяют мне каждый день довести пони до конюшни, или как там это называется. Услуга не бесплатная. Денег, выпрошенных у прохожих на корм животному, хватает и на мой корм.
Идти не так уж и близко. Приходится срезать. Можно пройти вдоль асфальтовой дороги, но значительно ближе небольшой тропинкой, пересекающей промзону.
Я иду, низко повесив голову, но внимательно глядя под ноги. В моем состоянии упасть и покалечиться очень легко и равносильно списанию на пенсию (чит. сдохну). Проходя мимо высокого деревянного забора, я постоянно слышу это. Цыканье, приглушенный свист и какие-то гортанные звуки. Я знаю, кого держат в неказистых постройках за забором. Как-то по малой нужде я пролез между раздвинутых досок, дабы облегчиться (ошметки воспитания) и сразу наткнулся на них. Подернутый пеленой, мутный, затравленный взгляд, вот что запомнилось. Трое за бараком сидели на корточках и справляли свои потребности. Я отвернулся, сделав вид, что не заметил, и занялся собой. Сзади послышалось не то блеяние, не то какое-то мычание, я, быстро закончив свои дела, чуть ли не вылетел через дыру в заборе, расцарапав скулу и разодрав рукав пальто.
Сегодня хозяйки задержались. Старый азербайджанец с соседнего рынка охаживал их всю вторую половину дня, девушки неумело кокетничали и стояли до последнего. Уже темнело, когда поклонник хозяек, звеня чем-то в двух пакетах, наконец-то довел свой торг до конца. Я стоял рядом, готовый приняться за свою работу, тем более, что в желудке за целый день не побывало ничего кроме двух недоеденных кем-то беляшей. Непонятно откуда, после ухода хозяек, рассовав по карманам горсть мелочи и несколько скомканных бумажек, я обнаружил на парапете около себя ещё и непочатую бутылку водки, относительно неплохой, судя по этикетке с золотым тиснением. Вероятно, мне она досталась в виде какой-то поощрительной премии за терпеливо выстоянные лишних полтора часа. Быстро спрятав бутылку в большой внутренний карман, я огляделся, взял под уздцы пони и направился в сторону ближайших лотков, где после дневной торговли можно было что-нибудь найти из съестного. Набрав в очень кстати подвернувшийся пакет несколько совсем немного битых помидоров  и пару луковиц, купил в хлебной палатке черствую буханку, её продавщица отдавала почти бесплатно, всё равно выбрасывать.
Отойдя до ближайшего угла, я открыл водку и сделал большой двойной глоток, меня сразу замутило, но, закусив помидором и жадно оторвав кусок хлеба ещё вполне здоровыми зубами, почувствовал через минуту, как тошнота отступила, и в голове мягко зашумело. Закрепив успех ещё одним глотком, я тронулся в путь.
Минут десять спустя меня уже хорошо повело, но дорогу я держал, ноги сами вели меня. Настроение моё улучшилось, и я даже что-то напевал себе под нос, когда, пройдя участок с бараками, я услышал позади себя скрип досок. Оборачиваться совсем не хотелось. Немного ускорив шаг, мне показалось как будто кто-то окликнул меня, но не по имени а просто крикнул. Откуда-то сразу появилось смутное ощущение опасности. Хмель улетучился. Я побежал. Пони безропотно следовал за мной, перебирая своими короткими ногами. Я знал, что неподалеку находится старая заброшенная автостоянка. Но тогда придется свернуть с пути к конюшне. Не раздумывая, я свернул в проход между гаражами, за мной протиснулся громко фыркающий пони. Позади явно кто-то бежал, причём не один, оклики, всё такие же негромкие, продолжались, только теперь я уже понимал, что кричат мне, вокруг никого не было. Здесь и днем то народа не бывает. Я пробежал ещё два пролета и очутился рядом с будкой сторожа. Окна были зарешечены и на двери не было замка. Привязав пони недалеко от входа в эту хибару,  я поспешно заперся изнутри и оказался в унылой темной каморке. Тут давно никто не жил, по углам валялись обрывки каких-то тряпок, ржавые обрезки труб, не было даже табуретки. Я подпер дверь доской, забился в угол и замер, едва сдерживая дыхание.
Наступила непонятная тишина, прерываемая только ударами сердца, гулко отдававшихся в ушах, и фырканьем лошади. Так прошло ещё полчаса, хотя я могу ошибаться, за это время я допил свою водку несколькими судорожными глотками, не закусывая, еда не лезла в горло. Меня уже вырубало конкретно, когда сквозь подступающую темноту я слышал как кто-то лениво дергал дверь. Какое-то экание, непонятный говор, не по-русски что-то. Потом голоса переместились в сторону пони. Помню ещё звуки, исходящие от лошади, похожие на стоны. Я слышал как пони перебирает копытами на месте и рвется с привязи. Голоса рядом с ней напоминали небольшое стадо гогочущих гусей. На краю сонного бреда мне казалось, что пони кричит. Дальше не помню.
Ночью ударили заморозки, и проснулся я с совсем нехорошим кашлем. Лошади не было. Мне даже думать не хотелось, что с ней случилось и куда она пропала. И что сказать хозяйкам.  У метро выяснилось что они тоже куда-то исчезли.
Мне ничего не оставалось. Завернувшись в пальто поплотнее, я медленно побрел в сторону больницы.