Внимание!
Этот текст не несет никаких призывов к насилию и развратным действиям. Это всего лишь оформленные письменно мысли автора. Но беременным женщинам, психически неуравновешенным людям, детям до 16 и просто мудакам читать не рекомендуется.

"Милая, милая Наташа. Пишу Вам, и руки мои дрожат от волнения и бешеного стука сердца. Сердца, которое навеки поразили стрелы амура. Подлеца амура. Но я не жалею, не жалею об этом. Эти минуты, часы, дни сладкого томления, которые он мне подарил, они открыли мне глаза на мир. На этот прекрасный мир, полный таких чудесных людей, вещей, событий. Боже мой, Наташенька, как же я Вам благодарен за то, что Вы просто есть на свете. Как я благодарен судьбе, что я знаю теперь о Вашем существовании. Даже не знаю, как бы я жил теперь, если бы мы с Вами не повстречались таким волшебным образом.

Пишу эти слова и понимаю, вдруг, насколько они убоги по сравнению с тем, что я чувствую. О, если б Вы только могли, милая Наташенька, заглянуть мне в душу. Я уверен, Вы бы обожглись. Пламя, которое горит там беспощадно. Оно подогревает меня и холодной ночью и студеным утром, когда мы не успеваем добраться до постоялого двора и ночуем в пути. Приходиться спать на довольно жестких подушках кареты. Но меня это только радует. Мне все равно не заснуть из-за пожара в груди, зато я имею возможность размышлять и курить сигары без каких либо неудобств. Я сижу и думаю о жизни, о любви, о Вас, Наташа. Наташа. Наташенька. Я готов повторить это имя миллион раз. Нет, даже больше. Потому что всякий раз, когда я его повторяю, мир изменяется вокруг. Ничего не остается таким, каким было прежде. На снегу расцветают цветы, среди туч начинает сиять солнце, и птицы так поют, так поют. И везде Вы Наташенька. Везде Ваш образ. Он, как смысл бытия для меня. Хотя почему же как, Наташенька? Я уверен, да уверен, что Вы мой смысл жизни. Вы единственное мое предназначение.

Да, пускай Вы улыбнетесь этим строкам. Может, засмеетесь. Но мне уже все равно. Я не могу так жить больше. Жить этой неясностью и неизвестностью. Да пускай Вы скажете, что я тороплю события. Пусть Ваши уважаемые родственники будут недовольны поспешностью. Но я люблю Вас, Наташенька! Люблю Вас и не могу больше ждать и держать свою злодейку-любовь в себе. Я люблю Вас, Наташенька, люблю! И я кричу всему миру и Вам, Наташенька, об этом. Я ВАС ЛЮБЛЮ!

Боже мой, вот я и сделал это. Теперь моя судьба в Ваших нежных руках…"

Прошка оторвал, наконец, взгляд от ровных строчек письма. Подчерк барина был убористым, но все же с некоторыми вывертами в написании букв, присущими пылким натурам. Прошке довольно тяжело давалось чтение его письма. Но благодаря тому, что именно барин научил его грамоте, когда обоим было нечем заняться во время одного из своих бесконечных путешествий, Прохор смог, хоть и по слогам прочитать недописанное письмо, оставленное на столе. Он всегда старался прочесть все, что ему попадалось на глаза. Этому его тоже научил барин.

Обычно, от чтения Прошка не испытывал никакого удовольствия, от этого письма взгляд его было не оторвать. Прошка снова и снова перечитывал строки, шевеля губами. Наконец, очнувшись, он отправился на кухню.

"Я люблю Вас! Ишь ты!" - подумал Прошка и усмехнулся беззубым ртом. Зубов он лишился, когда подковывал жеребца Абрека. С тех пор прошло уже пять лет, и он привык к их отсутствию.

"Коней надо б напоить, - вспомнил, кстати, Прошка, - а то, небось, барин велит ехать уже".

Он шел с двумя полными ведрами на конюшню, а мысли его все возвращались и возвращались к письму. Что-то в письме задело жесткую душу простого крестьянского парня. Даже растрогало. Что-то медленно переворачивалось у него внутри, и от этого его было так тревожно и приятно одновременно.

В конюшне под навесом было тепло и пахло прелым сеном. Кони фыркали и лениво жевали овес. Прошка прошел с ведрами в дальнюю теплушку. Там стояла их кобыла. Поставив перед ней ведра, Прошка смотрел, как она жадно припала к воде, как крупные ноздри ее производят мощным дыханием круги на воде. Смотрел, а перед глазами всплывали строчки письма.

"Я люблю Вас, Наташенька!" - эти слова Прошка словно пережевывал в голове. Глаза его блуждали по теплушке. Взгляд был рассеян и отрешен. Он остановился, вдруг, на лошади. Прошка смотрел теперь уже не на то, как она пьет воду. Нет. Вода в ведре уже заканчивалась, и кобыла была вынуждена опускать голову все ниже. Он обратил внимание на то, что круп лошади немного оттопырился вверх, а мощные ляжки раздвинулись в стороны, обнажая нежную кожу между ними.

Прошка почти ощутил, как кровь начала отливать от мозга. Сердце бешено застучало, а руки начали дрожать. Он судорожно окинул взглядом теплушку. Вот. Пустое ведро валялось на боку.

Прошка перевернул ведро дном вверх и тут же взгромоздился на него позади кобылы. Уровень совпадал. Когда он всовывал свой налитый дурной кровью член кобыле в нижнее отверстие, она лишь вопросительно оглянулась, но не предприняла никаких попыток к сопротивлению. Более того, казалось, что ей это нравиться.

Прошке же было не очень. Хуй его хоть и был довольно немаленьких размеров, но все же недостаточно большим для лошади и ходил там слишком свободно. Прошка решил увеличить темп. Раздалось едва слышное хлюпанье, но приятных ощущений не добавилось.

Решение возникло само собой. Анальное отверстие кобылы было совсем узким. Ввести туда член оказалось довольно затруднительно. Но, когда Прошка все-таки ввел его туда, ощущения стали просто волшебные. Мышцы лошадиного ануса плотно обхватывали его член, а с каждой фрикцией вместе с ним из анального отверстия выворачивался небольшое количество нежнейшей внутренней плоти кобылы.

Кобыла, вдруг, фыркнула и отскочила от ведра. Хуй Прохора с нелепым хлопком выскочил из ее ануса, а сам Прохор упал в навоз, потеряв равновесие. Кобыла косила на него свой большой лошадиный глаз, а он лежал на боку и скрипел зубами от бешенства.

Подвернувшиеся под руку вилы были как нельзя кстати. Прошка подскочил к ней сбоку и нанес сразу два удара. Второй был слишком сильным, и вилы застряли в круглом боку лошади. Та шарахнулась в сторону и налетела на стену. Кровь из восьми отверстий хлестанула тоненькими фонтанчиками. Прошка вновь подобрал вилы и захуярил ими в другой бок кобыле. Воткнув их до упора, он повернул вилы по часовой стрелке. Шкура лопнула, и на пол вывалились кишки животного. Вскоре вслед за своими внутренностями упало и само животное.

Кобыла была еще в агонии, когда Прошка пристраивался к ней сзади. Жалобное ржание и хрипы раздавались каждую секунду. Под эти звуки Прохор продолжил ебать животное. Однако, в таком положении этот процесс был не столь приятным. Прохор лег на судорожно подергивающееся тело лошади ввел член в горячие и липкие внутренние органы животного. Новые ощущения породили в нем адское возбуждение и он, выкрикивая матерные слова, бурно кончил в кишки все еще живой лошади.

***

Кухарка Наташка шла в дом, когда услышала жалобное ржание лошади и чьи то злобные выкрики. Она очень любила лошадей и не могла спокойно реагировать на любое насилие по отношению к этим чудесным животным. Наташка направилась в конюшню.

Войдя в дальнюю теплушку, Наталья еще довольно долго всматривалась в полумрак и вслушивалась в стоны и хрипы. Наконец глаза ее привыкли к темноте и одновременно с тем, как она смогла различить фигуры на полу, ее уши обжег отборнейший мат и похотливые стоны. От происходящего тут Наталье стало невыносимо жарко, а ноги ее начали подкашиваться…

***

Когда Прошка поднялся с лошади, она уже издохла. Большой черный глаз ее смотрел печально страшил своей замутненностью. Прошка перекрестился и направился к выходу. Там его ждал сюрприз…

Прошка вновь окинул взглядом теплушку в поисках. Вот они. Вилы торчали из под трупа животного.

Оставлять свидетеля было нельзя. Этому Прошку научил тоже барин. Прошка глубоко и чуть с судорогой втянул в легкие воздух, когда заносил над головой свое страшное оружие. Четыре зубца со скрипом о кость вошли глубоко в лицо девушке. Та было дернулась, но после второго сокрушающего удара затихла. А Прошка все продолжал бить и бить. Кровь, мозг, крошево из костей и фрагменты мягких тканей - все это очень скоро перемешалось в том месте, где была когда-то голова Наташи. А Прошка все еще не устал. Очень скоро вилы начали втыкаться в пол.

Прошка скинул тулуп. Со спины его валил густой пар. Девушка лежала, раскинув руки и ноги. Особенно ноги. Прошка подцепил вилами подол длинного платья и задрал его, в полумраке отчетливо забелела нежно молочная плоть бедер Наташи. Под подолом больше ничего не было. Прошка встал на колени перед трупом, приблизил лицо к промежности и с каким то остервенением втянул ноздрями воздух. Так сильно, что волосики на черном треугольнике затрепетали, словно живые. Прошка жадно ткнулся между ног Наташи и начал там увлеченно лизать. Очень скоро он почувствовал в штанах стеснение. Это хуй Прохора просился на свободу.

Прошка проковырял зубцом вил довольно просторное отверстие на внешней стороне голени левой ноги девушки и без особых усилий вставил туда свой член, чтобы доставлять удовольствие не только ей, но и себе. Кровь в ноге Наташеньки хлюпала от каждого движения Прошки. Через несколько минут эта кровь разбавилась белыми выделениями Прохора…

Спустя час, Прохор, как и все, тушил пожар. Адским пламенем горела конюшня. Спасти коней и, как позже выяснилось, нескольких людей не удалось.

2004г.
Специально для www.padonki.org