Ветер.
...колючий к тому же…
запутывается в волосах, ехидно шепчет на ухо милые пошлости и пытается закрасться под полы одежда. Я захожу в «Военторг», кидаю на прилавок горсть мелочи, среди которой аномальной опухолью возвышается смятый шарик потертого червонца.
-Черный бородинский и две пачки «Астры».
Продавщица- свиноподобное существо с отвисшими щеками, покрытыми красной сеточкой лопнувших капилляров молчаливо отпускает товар.
Хлеб и сигареты кладу в карман плаща и выхожу к автобусной остановке. Мимо проезжающие лохматки чавкают колесами, выплевывая на обочину сгустки липкой грязи.
Воробьи, осатанело плещутся в луже, молчаливо смакуя семечную шелуху, плавающую на поверхности.
Автобус шипит ужом и распахивает перед о мной двери. Сажусь на уже измятое чьей то жопой сиденье и упираюсь лбом в окно.
-Пробейте билетик, - девушка в вязанном берете, протягивает мне пожелтевший талончик. Тонкий шелковый шарф прикрывает ее бледную шею, за шарфом замечаю мелкую красную сыпь брусникой осыпавшую ее кожу.
Я не вольно морщась, просовываю билет в пасть компостера.
-Спасибо.
Я снова упираюсь лбом в стекло и, стиснув зубы, уныло пялюсь в даль.
Сидящие впереди старухи в явном подпитии поют: «Ой, то не вечер».
-Вы, не могли бы потише, - улыбаясь, прости худенькая девушка, обнимающая закатанного в байковое одеяло младенца, - у меня дочка спит.
-Что?
-По тише… не могли бы?
Одна из старух (та, что по бойче) встает, наклоняясь над мамашей, так что ее распухшие груди упираются девушке в подбородок.
-Ты, пигалица, я всю войну прошла, - кряхтит старая, выпячивая вперед планки орденов, - за вас, дармоедов, между прочим, кровь проливала. Ты мне теперь не иначе как в ножки должна кланяться. А вот она (указывает перстом на соседку) Нинка, между прочим два ранения имеет, и муж у нее в финскую погиб.
Девушка отворачивается, крепче прижав к себе чадо.
-Что стыдно стало? Ты нос то не вороти, - старуха сжимает пальцами ее изящный подбородок, - кожа гладенькая, белая… А у нас на передовой хлеб да каша перловая, капнешь глубже а там червей- то, червей. Так на день по три раза просеивали, а что червяк в чашку попадет – так ерунда, за милую душу вместе с кашей. Постыдилась бы. Пенсия у меня - тебе попудриться не хватит, а все учите нас, молодежь. Ворье, наркоманы. В наше то время, таких сразу на Колыму, да не орешки щелкать уж поверь. Что куксишься, золотце, небось не нравится? А, как мы все тяготы- заботы с улыбкой сносили? Ни шагу назад. Все для фронта, все для победы.
-Но… я же невиновата... я…- шепчет девушка, тщетно ища поддержки у пассажиров автобуса.
-А Олежка Кравцов который двух дней до победы не дожил, на мину наступил он виноват что ли? А Даня Ермолаев, а Смирнов? Ему пол башки снесло, а он живой еще, лежит глазами в небо пялиться, меня за пуговку пальками лапает. «Кать, - говорит, - жить я больно хочу. Ведь семья у меня, дочка». А я смотрю на него и: «Поживешь еще, родной»… Не виновата она...Ха... А кто мне 10 тысяч, что на книжке лежали вернет, кто внучка мне вернет, что в первую чеченскую копанию без вести пропал. Кто...?
***
Вышел месяц из тумана
Вынул ножик из кармана
Буду резать, буду бить
Все равно тебе ….
***
Старуха не дождалась ответа, вместо оного ощутив на зубах мой мало поношенный кастет, который молниеносно вторгся в нее.
-Господи.
Она постно рухнула на сиденье, сплевывая под ноги кровавую кашу.
-Господи.
Следующий удар пришелся в переносицу, которая глухо хрустнула под напором свинца.
Старуха подняла на меня свои пьяные очи, комично искривив изуродованный рот.
-Сыыы-нооо-ккккк.
Я методично взбивал ее дряблое тело, короткими ударами.
-Сыыыыыы...
"...нок",- додумал я за старуху,
Два прямых в район темечка и она, дрогнув, прыснула на подол измельченными в мел зубами.
-Святые угодники, - я перехватил искаженную в крестном знамении руку второй старухи и уже приготовился нанести удар в ее сторону.
-А можно и мне.
Я обернулся, увидев ясно - солнышко лицо молодой мамаши.
-Только ребенка подержите.
Я послушно взял на руки дитятю и протянул ей заляпанный кровью кастет.
Она смущенно улыбнулась в ответ.
-Не стоит, у меня с собой.
С этими словами она вытащила из сумочки велосипедную цепь и мастерски намотав ее на кулак, полоснула по лицу старуху.
Кожа на ее морщинистых щеках лопнула, словно не спелая виноградина. Старуха и не пыталась сопротивляться, только отрывисто выдыхала, получая очередную порцию ударов.
-У вас кровь на лбу, - прервав свое занятие, сообщила мамаша.
Я потрогал пальцами вспотевший лоб.
И верно, несколько капель жертвы ненароком брызнули на мою кожу, растекаясь по ней словно подтаявшее желе.
-Спасибо, - я промокнул лоб платком.
В ответ девушка все так же мило улыбнулась.
Крепко стянув старушечью шею цепью, мамаша опершись коленом о ее вздутый живот, что есть мочи стянула ее стальным узлом и дождавшись пока из ее пасти хлынут рвотные массы вперемешку с кровью, блаженно расслабилась.
-Вот и ладушки.
Я передал ей ребенка.
***
Пассажиры лениво повставали с мест услышав объявленную водителем "конечную".
... за окном верещало обеденное солнце, больше похожее на пережаренный круг докторской колбасы.
На входе я взял мамашу под руку.
-Меня к стати Иваном зовут.
-Саша.
Я посмотрел на ребенка, крутившего в пухлых ручках обмусоленную соску.
-Погода нынче хорошая.
-Ага, - она утопила в сумочке цепь, - весна...
-Да, - я вздохнул полной грудью, чувствуя, как свежий воздух наполняет мои легкие.
мои плезиры в сторону Симона Молофьи (за идеи) и Чебурашке (за конструктивную критику)