Я заметил её в автобусе.
Была осень, вечер, уже темно.
Я возвращался с занятий домой, предсонным глазом окидывая салон, и тут я заметил её.
Сон как рукой сняло.
Это была девица лет шестнадцати, почти женственная, но несколько угловатая в движениях,
ломкая, и с почти по-детски пухлым лицом. Впрочем, это она изо всех сил скрывала обильным
макияжем: красная помада - лучшая подруга девушки, которая хочет считать себя женщиной.
Разве это не символично? красные губы - красная кровь... Ты боишься этого или хочешь?
Белые, снежные волосы, интересно, там у неё тоже волосы белые? Или их там нет вовсе -
кому-то это нравится больше, она об этом тоже слышала. А как она одета - поди ж ты! - не
холодно ли ей так? - что греет её малое тельце? Всё такое прозрачное, короткое,
обтягивающее... Грудь у неё, кстати, совсем не большая, зато изящная и, кажется, плотная; и
соски... почему продавливающие ткань соски выглядят так эротично? кто бы мне объяснил. Да,
главное правильно подать, а что подаёшь - не так уж важно. Вот опять же - юбка такая
короткая, что ещё немного и видны были бы трусики... а они вообще там есть? Ну-ка,
нагнёмся... да, есть - белеют. Это правильно, а то совсем всё застудить можно. Что за
презрительные взгляды? Человек, может, шнурки поправить хотел, а если даже и не хотел, то -
какая разница? Куда ты тянешь юбку, смешная, сколько ни тяни, всё равно ничего не
скроешь... Носила бы юбку подлиннее, а то... Нет, положительно, она напрашивается. К чему
это облизывание губ - что, пересохли? волнуешься? я чувствую твоё волнение, запах
адреналина будит во мне зверя. Вот как акула чует запах единственной капли крови за
километр от поранившегося несчастливца-тюленя, так и я чувствую страх в капле пота на твоём
виске, и я сам возбуждён, и сердце бьётся, стучит бум-бум-бум, обостряется зрение, слух и
обоняние: я слышу твоё дыхание, я внимаю твой запах, я вижу твой расширившийся зрачок...
Эй, ты куда побежала? Мне тоже здесь сходить, разве ты не знала? Теперь узнаешь. Она
торопливо стучит каблуками по асфальту, я глухо следую за ней. Она быстрее, я быстрее - от
меня не убежишь - в кроссовках, может быть, - если бы была олимпийской чемпионкой по бегу,
но не так. А что, красивый изгиб силуэта сзади... Хватит интересоваться красивостями, не до
того уже - другое возабладает, всё кипит, мозги набекрень, забыть всё, помнить одно... Она
останавливается, поворачивается в пол-оборота: кончик носа белый в отблеске далёкого фонаря
- толчок и на тропинке не остаётся никого.
Я опрокинул тебя в какие-то кусты - здесь темно и ничего не видно, всё на ощупь, только
трещат сломанные ветки и шуршат палые листья, и ты сквозь мою ладонь пытаешься кричать. Не
надо, не кричи - умоляю. Будет хуже. Вот так, хорошая девочка, спи спокойно... б-р-р-р, не
то говорю - всё будет нормально, только не вздумай выкинуть какой-нибудь номер. Никто не
услышит, никто не увидит, никто не найдёт. Если так, то всё будет по-цивильному, ничего не
заметишь, а может, тебе даже понравится? :) Но, ничего не поделаешь, трусы придётся порвать
- закон жанра, знаешь ли. Ничего, это же не единственные твои трусики? Хрясь, и нет трусов,
не такие уж они были и крепкие - да, это не пояс верности, ничему не мешают. Ну и что там?
- рукой по лобку - нет, кое-что там всё же есть - узенькая полоска волосков - фильмов много
смотрела нехороших? Сейчас буду наказывать. Только юбку немного задеру, благо, на это много
сил не надо. Ну вот, теперь член в, разтесняю стенки. Что-то рвётся, потом легче. Ну вот,
теперь ты женщина, осталось закрепить и отметить. Ты чего плачешь? больно? это ещё не
больно, больно будет потом. Сейчас. Я бьюсь членом в её узкое влагалище, а у неё на глазах
слёзы и на губах слова - не надо! не надо! - тихо, словно скуля обиженным щенком. Не плачь
девчонка, ты же сама этого хотела, разве не так? Я не мог ошибиться, я никогда не ошибаюсь.
Может, ты этого не понимаешь сейчас, ничего, - поймёшь потом. Или не поймёшь, какая
разница? Поздно уже, я здесь, с тобой, в тебе и на тебе - радуйся, не радуйся, ешь
сардельки, запивай фантой, жизнь продолжается, даже если для кого-то она кончается.
Чувык-чувык-чувык - член в твоём влагалище, ты уже не плачешь, слёзы засохли на глазах, они
сухие как лёд и холодные как он же, ты уже не скулишь, только дышишь, слабо-слабо, будто не
хочешь дышать, лежишь камнем, я на на тебе другим камнем, это даже неинтересно - что толку
от камня - веселее! будь весёлым камнем! - молчишь. Я больше не могу так, всё кончается.
Я начинаю сокращаться, но не в тебе, а на тебе - я же не изверг - к чему это? - пусть
липкие пятна белёсого цвета клейстером сохнут на юбке твоей, этакий род аппликации... ты
будешь вспоминать обо мне, стирая юбку. Вспоминай, я отираю последнюю каплю о ткань твоей
юбки и встаю, погладив тебя по щеке - она мрачная как страшный сон, холодом жжёт мои
пальцы, ну нельзя же так, в самом деле - вставай, не замерзай. Беру за плечи, поднимаю,
встряхиваю... Иди домой, слышишь? Иди. Кажется, пошла.
Я стою и смотрю, как она заплетающимися шагами идёт куда-то. Надеюсь, домой.
Я поворачиваюсь к ней спиной и иду в противоположном направлении - тоже домой.
Всё хорошо, тепло в душе, только немного холодно.
Не знаю, почему так холодно?
Я быстрее иду домой.
Я иду.
Иди.