Они лелеют то, что держат в кулаке,
Что любится душой во внутреннем кармане,
И грязное пятно на личном пиджаке
Им много неприятней голода в Ботсване.

Им нравится пожрать в глухой забившись угол,
Чтоб брюхо упивалось вкусностью набитой,
И их тугой живот бы оставался кругл,
Но от пельменей кругл, не от рахита.

Как где-то, кто-то погибает на войне,
Они по телеку глядят на это смело,
Когда в желудке, плавая в вине,
Им греет изнутри шашлык родное тело.

Разлившуюся нефть лакает пусть Гринпис
И укрощает атом мать Тереза,
Им главное, чтоб член торчал их ввысь,
Как дуло вороненое бандитского обреза.

Чтоб тёлки им, без личностных вопросов,
Всегда давали, имя не спросив,
И хер их был обласкан и обсосан
Устами бодрыми раскрепощенных див.

Им наплевать на глас свободы слова,
Смеясь плюют они на Эверест,
Что не по ним - всё скука и полова,
Авторитет лишь тот, кто пьет ебёт и ест.

Кто не такой, - без рта, мошны и хуя,
Кто не такой, - тот шушера и мразь,
Тот не живет, а просто существует
А их же жизнь, бесспорно, удалась.