Каюсь, эту привычку я приобрел в нежном детском возрасте, еще задолго до того, как мне на шею повязали алый пионерский галстук. С некоторых пор я стал сторониться шумных компаний сверстников, избегать подвижных игр на воздухе и все чаще под любым предлогом искал уединения, чтобы всецело предаться любимому занятию. И это не замедлило сказаться на моих успехах в учебе и без того слабом здоровье.
Мой бледный вид и воспаленный взор обеспокоили родителей. И они пытались бороться. Они купили мне настоящий кожаный мяч и записали в футбольную секцию, старались контролировать и не спускать с меня глаз. Но напрасно. Ничто уже не могло меня остановить. Я стал заниматься этим с еще большим упорством, надолго запираясь в туалете, или по ночам, укрывшись с фонариком под одеялом, забывая про еду и сон.
Страсть к чтению - это была именно она, дорогой читатель - просто пожирала меня. Это была болезнь. В день я проглатывал минимум 5-6 книг. Я читал все, что попадалось на глаза - книги, журналы, листочки, из которых старушки-торговки сворачивали кульки для семечек, разрезанные аккуратными прямоугольниками остатки газет в сортирах, объявления на столбах, надписи на заборах. Всякое печатное и непечатное тоже слово влекло меня. Видел ли ты, читатель такого осла, который, спеша куда-либо, вдруг останавливался на улице, как вкопанный, заметив на земле какой-нибудь ничтожный обрывок старой газеты, и, забыв про то, кто он и на каком свете, застывал с открытым ртом, пока не прочитывал весь текст от первой до последней буквы?
Круг моего чтения был бессистемен и хаотичен. Тут были записки известных натуралистов и путешественников, энциклопедические словари, зарубежная фантастика, годовые подшивки журналов "Вокруг света" и "Техника молодежи", научные труды по сексопатологии, занимательные книги по физике и математике, биографии великих людей и была почему-то даже мемуарная серия "Записки подпольщика".
Долгие годы единственной конечной целью моих прогулок оставался центральный книжный магазин, где я из-за отсутствия денег прочитывал пару-тройку книг, не отходя от прилавка. Продавщицы всех отделов знали меня в лицо, и последним посетителем, которого выставляли за дверь перед закрытием магазина, был я.
Естественно, при такой страсти к чтению я не мог миновать библиотек. В каждой из четырех городских библиотек я был обладателем самого толстого формуляра. Как изголодавшийся наркоман жадно втягивает в себя горячий дым марихуаны, вдыхал я запах пыли книжных полок.
Вид подростка с кипой книг под мышкой ежедневно, как на работу, являвшегося в библиотеку, пугал библиотекарей, пожилых рассеянных клуш, и вносил ненужные хлопоты в их размеренное существование - пересказы последних сплетен и вязание крючком. И, не сговариваясь, она начали рассказывать мне истории, которые происходили с их наиболее активными посетителями.
- Один мальчик слишком много читал и типа ебанулся, за ним приехали санитары и увезли его в больницу…
- Один мальчик слишком много читал и пошел по кривой дорожке. Теперь он отбывает срок в бобруйской колонии для малолетних преступников…
- Один мальчик слишком много читал, и его разбил паралич…
Они бы очень не хотели, чтобы со мной приключилась какая-нибудь такая жуткая история, и поэтому искренне желали бы видеть меня пореже.
Видя, что никакие уговоры не помогают, библиотекари принялись действовать чисто тоталитарными методами и урезали мне количество книг, выдаваемых на руки за раз.
Но болезнь прогрессировала: в ответ я, блядь, стал красть, да простит мне читатель, книги в библиотеках (бобруйская колония была совсем рядом). Позже из книг с казенными штампами на первой и семнадцатой страницах я составил неплохую личную библиотеку.
Тысячи прочитанных книг не прошли даром для моего зрения: я стал катастрофически слепнуть. С каждым годом росло количество диоптрий в линзах моих очков. Даже сидя на первой парте, я перестал различать что-либо на доске, и окончательно потерял всякий интерес к учебе. Заделавшись хроническим двоечником, я с трудом переползал из класса в класс.
Чтобы как-то спасти ребенка, родители повезли меня к бабке-шептухе. Бабка резала книги ножницами, рвала страницы на клочки, плевала на них, жгла на свечке, топтала ногами и при этом отчаянно шевелила губами.
Думаю, что от полной погибели меня спасло только чудо, и пророчества фурий-библиотекарш не сбылись. Я не пошел по кривой дорожке, не сел в тюрьму и, слава Богу, пока не сошел с ума. Но, даже став взрослым, серьезным и обремененным семьей человеком, я так и не избавился от своего пагубного пристрастия окончательно. Я до сих пор не могу пройти спокойно мимо витрины букинистического магазина или развала книжных лотков и регулярно оставляю там значительную часть своей зарплаты. И куда бы я ни шел, по каким бы важным делам ни торопился, ноги сами несут меня к прилавку. Я беру в руки книгу, открываю ее и, поправив очки, забываю обо всем…