Туман пробрался в комнату сквозь окно, растворяя в себе серый свет непонятно какого времени суток. Я лежал на полу. Я провёл таким образом довольно много времени, и чувствовал, что мои конечности затекли, и все моё тело уже окончательно онемело. Некоторое время я лежал без сознания, а потом мне становилось все холоднее и холоднее. Скорее всего я был в доме моих родителей. Скорее всего я решил пробыть здесь некоторое время до того, как ситуация прояснится. Я всегда так поступаю когда опускаюсь слишком низко, хотя мне и не следовало бы этого делать, особенно если в итоге оказывается, что я не у родителей, а в какой-то трущобе на кап ремонте, которая только со стороны похожа на их дом. Хотя, по правде говоря, в какой-то момент стёкол в окнах дома где жили и живут мои родители тоже не было. Вот и в доме где я лежал тоже не было окон, и проваливались полы.

Моё нынешнее падение началось с того, что я бродил по сомнительным барам, предварительно накачавшись Рогипнолом (Rhohypnol), и ждал, когда кто-нибудь, воспользовавшись моим бесчувственным состоянием, попытается меня ограбить. В одном из баров, посмотрев на экран телевизора над стойкой, я увидел там себя, в каком-то порно фильме, занимавшимся сексом с какой-то барышней со знакомым мне лицом. Зрелище всецело поглотило меня, и я очнулся лишь в тот момент, когда я - на экране - посмотрел мне в глаза и сказал: "Если бы это происходило на самом деле, чтобы ты подумал?". Я конечно же не был на сто процентов уверен в том что таблетки которые я принял были на самом деле Рогипнол; это с тем же успехом мог быть и Валиум, или что угодно, но что бы это ни было, эффект стал постепенно проходить, и я проверил карманы чтобы удостоверится в том, ограбил ли меня кто либо за истекший период. В этот момент кто-то постучал по одной из досок, которыми была заколочена дверь.

Я просунул голову в разбитое окно. У двери стоял довольно юный курьер, который улыбнулся и вручил мне серебристый конверт. "Это приглашение на Олину свадьбу" - сказал он. Я ответил ему что с моей точки зрения Оля выбрала довольно странный путь принятия моего предложения руки и сердца. Он засмеялся одним "ха". Я рассказал ему про то, как мы с Олей целовались, и как вскоре после этого я сделал ей предложение в письменном виде, запечатав листок в морского окуня. Она ничего не ответила мне, но она отпустила окуня в море, что скорее всего означало "да". Курьер погладел на меня с сомнением.

"Богатые люди не похожи на нас, - сказал ему я, - они всё делают по-другому". Он посоветовал мне открыть конверт. Внутри конверта было приглашение, на котором было выгравированно что-то, что я не смог разобрать, красная бархатная открытка с двумя алюминевыми голубками, и записка, на которой от руки было написано:

"Немедленно приходи. Я должна с тобой немедленно поговорить. Целую, Оля"

Олин дом был суматохой икры, шампанского и десятка незнакомок со знакомыми лицами. Мы расцеловалсь, Оля проворковала "ты всех тут знаешь!", и оставила меня стоящим лицом к стене. Я так и остался стоять потому что таким образом чувствовал себя спокойнее. Я слышал как Оля за моей спиной принимала поздравления и поцелуи, "Мы всегда знали что это будет именно он!", - говорили они. "Это потому, что Оля меня понимает" - сказал я. "А ты, мой дорогой, меня выдаёшь". - проскользнул Олин голос за моими плечами, и она ущипнула меня. Я обернулся в сторону шума. Оля выглядела напряжённой. "Ты знаешь как я любила папу, и сейчас, когда его больше нет с нами, мне нужен кто-то особенный, и я подумала, что может быть это будешь ты". "К тому же, - добавила она, - ты выглядешь старше всех кого я знаю", она снова улыбнулась, и в её глазах появились искорки. "Так ты выходишь за меня замуж?" - спросил я.

"В какой-то мере"

"А разве я не должен был бы подарить тебе кольцо?"

Олино выражение лица в этот момент стало нежно-милым, и её улыбка была добрее, чем улыбка продавщицы в кондитерской. Она поцеловала меня в лоб. "Тебе нужно будет просто постоять рядом со мной" - сказала она "Просто постоять рядом со мной некоторое время, не переживай" Когда она отошла, я возобновил общение со стеной, а комната вокруг меня гудела и трещала общением мужчин. В особенности одним из них, которого звали Алексей, и разбитое воспоминание о чём-то ужасном и почти забытом, порывом ветра появилось на поверхности моего сознания. Грубое, облучающее лицо, голова, которая слишком часто кивает, и смеющаяся Оля, подталкивающая меня локтём: "Почему ты не улыбаешься\не ведёшь себя\не так весел как Алёша?" . И медленно-медленно, не совсем понимая тому причины, мне стало очень очень грустно и тоскливо, настолько, насколько можно ощущать это чувство, глядя на стену в комнате полной дам.

В течение следующих шести месяцев, я довольно часто бывал у Оли в гостях, обычно на ужин. Люди были как-то необычно приветливы и милы, особенно по отношению ко мне и особенно Алексей, который когда появился в поле моего зрения, выглядел старше, чем лицо в моей памяти, но всё так же хлопал меня по плечу когда только мог. В остальном моя жизнь текла в обычном туманном русле хмурых взглядов, докторов, лежания на полу и тротуарах, и людей, кричащих "Пошёл нахуй из моего подьезда!", как вдруг я осознал что я в церкви, перед алтарем, рядом со мной стоят Алексей и Оля, позади нас варево лиц, перед нами - два священика, оба одетые в нечто почти штатское, напоминающее кимоно.

Оба священика были стройны, высоки и с босыми лицами, и оба, как я узнал чуть позже, болели СПИДом. Отец Димитрий был гомосексуалистом, а Отца Сергия заразили в больнице при переливании крови, - что называется, несчастный случай. Ещё немного позже я узнал, что дело было не в несчастном случае. Отец Сергий специально попросил перелить ему зараженную кровь, поскольку считал что глубоко внутри он "паталогический педераст волею случая", и чувствовал себя глубоко виноватым в том, что из малодушия никогда не предпринял никаких действий для того, чтобы реализовать свою гомосексуальность, и тем самым избежал лишений, которым подвергаются другие гомосексуалисты.

В начале церемонии говорил в основном отец Дмитрий, при этом он много улыбался и мало соблюдал формальности; он вел себя так, как будто болтал с друзьями за чашкой кофе. Я плохо слышал содержание его речи, потому что у меня звенело в ушах, это бывает со мной когда я попадаю на меропрятия с большим количеством людей, поэтому всякий раз когда отец Дмитрий повышал голос, я чувствовал себя обязанным отвечать ему "спасибо, у меня все в порядке, а у вас?". Когда я это произносил, он по доброму улыбался мне. Когда заговорил отец Сергий, он вел себя более торжественно и обращался больше к Оле и Алексею. В какойто момент он попросил их взяться за руки. И в этот момент я застонал. Потом я застонал чуть громче, и Оля злобно и незаметно для присутствующих ударила меня локтем под дых. Я начал задыхаться, и мои стоны, пойманные в тиски моих плотно сжатых губ, временно прекратились.

Церемония тем временем продолжалась. Я перевел дыхание и снова застонал, при этом ударив себя по лицу дабы придать моим стонам больше значимости. Отец Сергий прервал свою речь и посмотрел на меня, "Что с Вами? Вас что-то тревожит?" - прошептал он. Алтарь за его спиной начал вращаться. К слову сказать, алтарь был изготовлен по Олиному заказу, и представлял собой картину "Тайная Вчеря" на которой четырьмя из двенадцати апостолов были изображены Keith Richards, Ronny Wood, Mick Jagger и Charlie Watts из Роллинг Стоунз. Я услышал как мой голос сказал "Да", и я согласился с ним. "Меня тревожит эта свадьба, вот что меня тревожит" - продолжил мой голос и я снова был с ним согласен. "В каком смысле?" спросили оба священника хором и чуть нараспев. Лицо Алексея стало похоже на штормовое предупреждение, Оля тоже попыталась придасть своему лицу столь же суровое выражение, но у нее этого не вышло, поскольку в глазах ее была усмешка, заметная только мне.

"Я против этой свадьбы. Все дело в Алексее" - сказал я. На галерке ктото зааплодировал. Со стороны родственников послышались вздохи и возгласы негодования. Алексей издал в мой адрес угрожающее рычание, и в этот момент я все вспомнил. Я вспомнил Алексея и себя в более юном возрасте, и еще четырех молодых людей, которые так же как и мы ухаживали за Олей. Я вспомнил, как нас обзывали "Олиным выводком" и "Олиными хвостами", я вспомнил, что Оля всегда говорила, что из всех шестерых она видела своего будущего мужа именно во мне. Еще я вспомнил о том, как в какой-то момент моя жизнь разрушилась и я пал; пал настолько низко, что был не в состоянии осознать насколько низко я пал. И тогда я наконец осознал, почему сейчас я стою и смотрю именно на Алексея, почему это оказался именно он, почему я смотрю на именно на этого идиота, на надежное и по праву заслуживающее доверие ничтожество, чья посредственная и средних способностей, таких же как и он сам, судьба и удача теперь поставила его выше всех его когда-то соперников, и кто самое главное был настолько предан и лоялен, что даже не позволил бы себе подозревать Олю в каких-либо пригрешениях и неверности. Конечно же логика вещей не допускала иного хода событий.

"Все дело в Алексее," - сказал я, почувствовав под ногами почву, "Я против этой свадьбы, потому что Алексей мудофлон". Тишина. Три или четыре мужских смешка, прерванные суровыми взглядами их спутниц, и один женский, не прерванный никем. Снова возгласы негодования. Отец Сергий качающий головой и произносящий "Ебануться вообще". Крепкие руки волочащие меня вон. Неожиданная вспышка дневного света на улице, и я лежу на асфальте, надомной три темных на фоне солнца мужских силуэта, застлавшие собой свет, обсуждающие как именно проломить мне череп. Потом три дамы останавливающие их словами "Не надо его бить, он больной"... В конце концов они сошлись на идее накормить меня транквилизаторами

Я ничего не помню о застолье. По словам очевидцев, меня связали и заточили в одной из комнат в Олином доме. Еще говорят что пока я там лежал ко мне зашел Алексей и сказал что не держит ко мне зла и я попытался вытолкнуть его в окно (я предоставлю вам самим представить себе насколько жалко выглядела эта моя попытка). По словам Оли в какой-то момент ко мне с визитом вежливости зашла ее бабушка, и я рассказал ей о том, как однажды, когда они были в шестом классе, Оля и ее подруга использовали колбасу для того чтобы заставить бабушкиного добермана лизать им влагалища.

XZ

© XZ 2003

Soundtrack:

Suede "Two of Us"
Nada Surf "Where is my mind"
Paul Oakenfold "Zoo York"
Cure "Love song"