Этот сайт сделан для настоящих падонков.
Те, кому не нравяцца слова ХУЙ и ПИЗДА, могут идти нахуй.
Остальные пруцца!
Ее очаровательная фигурка и удалое чувство юмора всегда восхищали в последствии Филипа. А ее незабываемая внешность приводила Филипа в восторг.
Он обожал смотреть на ее стройненькие ножки, красивые ручки и аккуратное маленькое личико, словно выточенное из камня. Филип любил разглядывать ее волевой подбородок, ее неожиданное мужественные скулы, ее аккуратный маленький носик. Но каждый раз когда он наслаждался этим прекрасным лицом он не мог понять одной незначительной детали, немного портившей общее впечатление. Филип никак не мог понять каким образом на этом маленьком уютном личике смогло поместиться такое огромное количество задорных прыщичков. Прыщи были похожи на пики, с с заостренными вершинками, от чего создавалось впечатление маленького забавного ежика. И улыбка умиления не покидала счастливой физиономии влюбленного Филипа.
Безсовестные друзья и знакомые так и называли Олечку ежиком, и часто при этом смеялись. Олечка, уже привыкшая к насмешкам саратников, вовсе не обижалась, а просто мило улыбалась, как-будто одобряя всеобщее веселье.
С Олечкой у Филипа все шло хорошо. Они кружились в танце счастья, а счастье в ответ задорно им подмигивало. Так длилось до трагедии, чуть было не оборвавшей их безудержное блаженство.
Однажды Филип увидел Олечку идущую радостно по улице в игривых лучах весеннего солнца под ручку с каким-то кучерявым, веснушчатым кавалером. Надо сказать, что кавалер этот являлся Олечкиным братиком, приехавшим навестить ее из деревни.
Но Филипу это было неизвестно. Мир потемнел в его несчастных глазах, дал трещину и рухнул, закопав в обломках его счастье и молодецкий задор. Филип был подавлен.
После этого случая Филип запил и время от времени прибегал к помощи галлюциногенных припаратов, возвращаясь в видениях к дням своего счастья и снова переживая радость влюбленного Ромео.
Как-то раз, возвращаясь на машине с празднования дня рождения друга, Филип был сильно пьян, что, впрочем, не помешало ему сесть за руль. Вдруг он увидел Олечку, переходящую дорогу на светофоре. Она была как лучик солнца среди пасмурного неба и, в то же самое время, как предательский удар в сердце. Она снова была с этим веснушчатым парнем!!!
Слепая ярость охватила Филипа. Он не хотел больше жить. Он не хотел что бы они жили. Он надавил на газ...
Олечка отлетела на тратуар, ударившись головой о поребрик и выбив себе левый глаз осколком бутылки, валявшимся на мокром асфальте.
...По решению суда Филип должен был жениться на покалеченной Олечке и развестись с ней мог только лишь с ее согласия. Но Филип был этому только рад. К тому времени он уже знал что кучерявый веснушчатый кавалер является братом его будущей жены и сожалел о том, что ушел от Олечки не дав ей возможности объясниться.
Но теперь он был счастлив. Он снова был в объятиях своего любимого ежика и ничто не могло омрачить их счастья. Теперь Филип познал истинную любовь. Любовь мужа, а не беззаботного юнца. Он все чаще и чаще обнимал Олечку, вдыхая аромат ее мягких волос, аромат ее нежной кожи и запах "Клерасила". Они были счастливы вместе.
Время от времени радость Филипа омрачалась воспоминаниями о его попытке убийства Олечки. Иногда ему казалось, что Олечка всетаки погибла в аварии, но Филип гнал от себя эти мысли прочь. Он очень переживал из-за этого и чувствовал себя виноватым.
Еще хуже он себя чувствовал из-за того, что Олечка совершенно не обижалась на него. Он чувствовал себя виноватым в том, что она его простила. Филип постоянно пытался спрятаться от самого страшного суда - суда совести, снова и снова прося прощение за свое сумасбродство. Когда же это не помогало Филип уходил от ответственности в мир своих беспристрастных грез.
В минуты слабости же Филип обнимал Олечку, пытаясь согреть ее теплом своей любви и заботы. Но в то же время, это выглядело как просьба о помощи. Он просил Олечку помочь ему остаться в этом мире. Просил ее помешать ему окончательно сорваться в свой уютный, безмятежный мирок.
В один прекрасный день Олечка исчезла. Ни прощальной записки, ни какого-либо объяснения. Она словно растворилась в воздухе не захватив с собой ни одной своей вещи, которые так сильно напоминали о ней. Можно было подумать, что Олечка никогда и не существовала, что воспоминания о ней навеяны Филипу его бурной фантазией...
... Спустя ровно три года после исчезновения Олечки, Филип стоял в ее комнате и плакл. Плакал, вспоминая дни проведенные с ней. Плакал, вспоминая ее саму. Плакал, свпоминая свое растворившееся в воздухе счастье. Плакал просто потому, что хотелось плакать.
Временами, когда Филип плакал, ему прорисовывалась картина реальности, будто причудливо раскрашенная рукой художника, создававшего самые безумные пейзажи, способные поразить своей жестокостью даже палача.
Он видел поросшую густой травой могилку на надгробной плите которой было ЕЕ имя. Ее незабываемое имя. Имя той которую ему больше не суждено было увидеть.
Слезы катились огромными каплями по его щекам вкупе с душившим его бессилием.
После таких видений Филип мог проспать несколько дней, но чаще он бредил. Бредил Олечкой. Он звал ее, постоянно повторяя ее имя.
Сестра-сиделка в такие минуты просто сидела на краю его кровати и гладила его по голове, успокаивая. Филип полюбился ей с того самого дня когда три года назад он поступил в лечебницу, признанный невминяемым после убийства Олечки. После убийства единственного человека ради которого стоило жить. После убийства единственного человека, способного удержать его от бегства в свой маленький уютный мир, одним лишь фактом своего существования...
... Маленький мир Филипа казался уютным и безмятежным лишь на первый взгляд. На самом деле он был ужасен. И страшнее всего прочего было то, что у этого мирка существовал лишь вход. И однажды войдя туда, покинуть его было невозмодно.