— Парочки не мало ли будет? — Хакурате спросил с целью хоть что-то сказать, с собственными толковыми идеями было не густо.

Он отчётливо понимал, что на опережение играет плохо и зачастую не понимает мотивации людей. Казалось бы, большевики победили тринадцать лет назад, страна выстояла в гражданской войне, преодолела разруху, НЭП в значительной степени реанимировал механизмы экономики, рубль стал твёрдой валютой, у населения появились деньги. Вроде бы небольшие, но в промтоварных магазинах всё с полок расхватывают как горячие пирожки. Образование обязательное, медицина бесплатная. Да, школ и больниц ещё не хватает, но они строятся. Всего сразу не бывает, страна огромная, не какая-то там Латвия или иная Чухня, которую за день на велосипеде насквозь проехать можно и где климат мягкий, а у нас сверху лёд сибирский, снизу пески азиатские. Поработать всем миром для себя надо. Владимир Ильич правильно же сказал об отхожих местах из золота, которые победивший мировой пролетариат поставит в центрах крупных городов как символ развенчания его определяющей значимости, а мерилом всего будет труд, добровольный и производительный...

Проснулся Шахан-Гирей Умарович от того, что больно ударился раненой головой о крышку стола, в испуге посмотрел на часы и обнаружил, что прошло всего десять минут. Убедившись, что в номере кроме него никого нет, он витиевато выругался по-черкесски и аккуратно закрыл глаза, пытаясь поймать остаток чудесного сна, в котором он, одетый в красную шёлковую цыганскую рубаху с царскими генеральскими эполетами на плечах и в белое балетное трико, заходит в гостиничный буфет.

— Saluton! Kion volas la kamarado Ĝenerala Sekretario de la monda proletaro? — приветствовала его буфетчица, чей рабочий костюм состоял из кружевного пояса, ажурных чулок и спектейторов на стройных, выбритых до синевы ногах.

Плечи молодой красивой женщины украшали звёзды с серпами и молотами, а ниже аристократически выпирающих ключиц тянулась через всё тело наколотая по трафарету надпись: Старший лейтенант гражданского Общепита Чурчхелова Тамара.

— Водка и ням-ням! — тоже на эсперанто ответил Шахан, немного удивившись своему знанию этого международного языка.

— Tio estos kvar hakuratoj! — всё также мило улыбаясь, проворковала Тамара и проглотила четыре больших расписных купюры с портретом человека в кубанке и золочёной надписью ОДИН ХАКУРАТЕ, которые первый секретарь достал из розовой лаковой сумочки с серебряными стразами. — La ordono estis akceptita, bonvolu atendi unu minuton! — Чурчхелова нажала на сосок левой груди, загоревшийся мигающим красным светом.

В ожидании заказа Генеральный Секретарь Мирового Пролетариата оглядел вроде бы знакомое помещение буфета и заметил на боковой стене фотографию в золотой рамке, которую раньше не видел или не замечал. На ней второй деревянный, оливкового цвета Мавзолей Ленина располагался на фоне величественных кирпичных труб майкопской пивоварни почему-то имени Иосифа Сталина.

На открытой трибуне Мавзолея невысокий человек со светлыми прилизанными волосами и часами на правой руке, вешал на грудь низенькому чернявому человеку с грустными тёмными глазами какой-то большой орден. Фотография висела под углом отсвечивала под лучами светильника, к тому же низ её частично закрывал огромный букет алых гвоздик, но часть подписи Шахан Умарович разглядеть смог: Генерал-губернатор Москвы и Санкт-Петербурга... вручает товарищу Хакурате Ш-Г.У. орден за победу в ........ с ..... 9 мая 2026 года.

— Однофамилец или родственник? — хотел подумать было оригинальный, как ему самому казалось, глава республики, но не успел.

Тамара издала какой-то странный скрежечущий звук, её левый красный сосок погас, зажёгся зелёным правый. Буфетчица нажала на него, живот её распахнулся от пупка до самой курчавой чёрной матушки, и оттуда бойко выскочил взлохмаченный рыжий пионер в cиней блузе, красных шортах и белой пилотке с надписью: Юнга Общепита первой статьи Гошнаг Талько.

Из бывшего места своего размещения пионер достал и поставил перед клиентом золотой поднос, на котором располагались гранёный стакан с водкой и большой желтоватый солёный огурец. Водка была тёплой, а огурец кривым. Хакурате сморщился, но отступать было некуда. Он поднёс стакан к носу, скривился ещё больше, сделал рукой разгонное движение и уже собрался замахнуть стакашок, как юнга общепита достал из благодатных недр Чурчхеловой длинную флейту-камыль, сделанную из ружейного ствола, и стал гундосо, но громко дудеть в ухо Шахану, причитая в промежутках: «Проснитесь, проснитесь, дядя Шахан! Звонить и ехать надо!»

— Отстань, юнга! Раз я четыре хакурате заплатил, то имею право! — Хакурате хлопнул ладонью по столешнице, задел блюдце c чашкой, разлил кофе и проснулся.

На столе перед ним, в лужице вкусно пахнущего кардамоном и мускатным орехом кофе, стоял телефонный аппарат, а блокнот с автоматическим карандашом были аккуратно сдвинуты на другой край стола, у которого стояла ядовито улыбающаяся Гошнаг с перекинутым через руку полотенцем и с камылем в другой руке.

— Нет от тебя покоя, Талько, ни днём ни ночью! Такой мне сон снился, будто я почти на сто лет вперёд в будущее попал, в две тысячи двадцать шестой год, а ты тут раздуделась...

— Вообще-то я не дудела, просто инструмент принесла. И как там в будущем, красиво? Коммунизм победил, или ещё в социализме живут?

— Если честно, то я толком не понял, потому что кроме буфета нигде и не был, но интересно, особенно эээ... тебе рано знать ещё, а вот водка и закуска там — дрянь настоящая, не дорабатывают товарищи. Ты чего опять мечешься, куда мне звонить? Зачем ты всё это в номер притащила?

— За надом, — Гошка подняла телефонный аппарат, вытерла полотенцем лужу кофе и придвинула начальству блокнот с карандашом. — В детдом звоните, пусть девочку готовят, скажите, что через час приедем, вещи чтоб до последней пуговки на месте были, тогда никто не пострадает. Может быть. Корепанова Галина Константиновна, двадцать первого года, уроженка Сарапула. Опекунство на брата оформляйте, Василия. — Талько красивым летящим почерком вписала данные в блокнот. — Приказным тоном говорите, Шахан Умарович, не развешивайте козявки по шторам. А я через пять минут прибегу, сейчас надо проверить исполнение поручений, вы извините, я их от вашего имени дала, не хотела вас будить, пока вы водку в будущем хлещете, — Гошка исчезла за дверью номера, а первый секретарь облисполкома снял тяжёлую карболитовую трубку аппарата.

Минут за двадцать до этого, когда Хакурате начал клевать носом за столом, а после и вовсе заснул в кресле, Талько на мягких лапах вышла из номера и, пройдя пару десятков метров по коридору, проверила несение караула четырьмя кавалеристами в подсобке, где, накрытые гостиничной простыней, стояли саквояжи с сокровищами. Откинув полотно, девушка проверила оставленные ею же маячки. Все ниточки и волосинки располагались на своих местах. Охраняющие красноармейцы были бодры, оружие держали скрытно, но наготове.

Дальше по курсу был буфет, где ещё четверо солдат не спеша пили или делали вид, что пьют остывший чай. Винтовки стояли рядом под рукой, застёжки кобур расстёгнуты, крышки приоткрыты. Убедившись, что служба несётся достойно, Гошнаг перегнулась через стойку и о чём-то с минуту пошепталась с Тамарой. Та рассмеялась, кивнула головой и подозвала сынишку.

Сколько бы мама ни одёргивала Гошнаг, что дама их рода должна передвигаться подобающе своему статусу, — всё об стенку горох... Вот и сейчас, занятая своими планами Талько, разогнавшись в коридоре, вылетела в центр зала столовой, напугав находящихся там и испугавшись сама, — все, независимо от рангов и чинов, вскочили со своих мест и замерли, повернувшись к девушке.

— Вы чего вскочили? Ничего не случилось, работаю я так, увлеклась немного. Вам тоже придётся поработать. Сразу предупреждаю, что Шахан Умарович в курсе всего, считайте, что это он отдаёт нам поручения, а я просто говорящая голова.

— Не прибедняйся, Платоновна, мы твою голову уже знаем и ценим, вываливай — мы в твоём распоряжении.

— Вот и славно, товарищ полковник! Сколько у нас всего кавалеристов?

— Сколько и было, слава Богу, — сто двадцать сабель, и мы здесь, с военным инженером. Два бойца легко ранены, ещё один ногу подвернул. Остальных хоть сейчас на Деникина выпускай.

— Отлично. Раненых в номер на второй этаж, пусть ведут наблюдение в окна, ещё трёх — на другую сторону, десять человек и два пулемёта — на чердак, ещё десять — в караул к буфету и к подсобке. Свет не зажигать, не шуметь, по гостинице не шляться.

— Будет сделано.

— Сорок человек с двумя тачанками — на охрану моста, по двадцать человек с каждой стороны. Придайте им по одному человеку из местных воинов, которые при бывшем участковом гусей у отделения пасли, они хоть немного контингент знают. Костры жечь, у огня мишенями не стоять. Под мост десяток поставьте, те скрытно пусть караулят.

— Есть.

— Теперь по засаде у отделения. Ведява, Устин! Надо у вас на хуторе тридцать конников разместить, поможете? Самое большее, на сутки.

— Ещё спрашиваешь! Да хоть навсегда пусть селятся, мы же теперь в одной упряжке все, и наши мужики помогут, если что.

— Спасибо, я знала, что поладим! Даже тогда, когда вы Касымова с Корепановым вешать собирались. Пётр Иванович! — Талько обратилась к майору, — где у вас оружие, которое от налётчиков сегодня осталось?

— В гардеробе за прилавком сложено. Тебе зачем? Я его переписать хотел и сдать, как вещественные...

— Мокшам надо, для самообороны, а то у них Ащеуловцы всё выгребли, от медведей с волками отбиться нечем, да и мало ли какие злодеи снова объявятся. Лошадей-то я им завтра пригоню, а вот мой оружейный завод накрылся медным тазом, у самой только наган на кармане и остался, пустой наполовину. Вы сактируйте, а Хакурате подпишет.

— Тогда возражений не имею, только пусть не балуются и детям в руки не дают.

— Не будут. Один решил побаловаться, так без куска мяса на ляжке остался. Хорошо, что я девочка добрая, всех жалею — птичек, собачек, кошечек, а то бы без наследства или без мозгов могла на раз оставить. Забирай, Устин, арсенал, а товарищ полковник вам патронов подкинет на первое время. Получишь и выдвигайся со своими и кавалеристами домой. Ведява, останься пожалуйста, у меня к тебе ещё дело есть. Отправляйте первые отряды, товарищ полковник! — очередь дошла и до лётчика: — Виктор Аполлинарьевич, вы кибиткой править умеете?

— Любым самодвижущим устройством. На ипподроме гонку колесниц не выиграю наверно, но когда в киевском политехе учился и лётные городки с площадками за городом летом строили из телеги не вылезал, даже ночевал на ней порой, чтобы в город не трюхать. Куда ехать-то, далеко? А то самолёт у меня здесь...

— Самолёт в любом случае с пощади убирать надо, за гостиницей дальше по улице проулок есть, там спрячем и караул поставим. Сейчас полковник бойцов приведёт, вместе на руках затолкаем, простыней набросим, чтобы туман с реки сырости не нагнал. В город и обратно прокатиться надо, человечка одного забрать. Выручите?

— Без проблем, только позволь полюбопытствовать, почему именно я? Мне не лень, я даже проветрюсь с удовольствием, но здесь почти половина конного полка с офицерами...

— Образ ваш очень для моей задачи подходит. Статный, красивый, усы закручены, куртка со штанами кожаные, шлем лётный с очками, краги — прямо герой с плаката!

— Не знаю, что ты затеяла, но после таких слов мне деваться некуда, — расхохотался Мондзолевский, — с тобой хоть к чёрту на рога!

— Я знала, что вы не откажете, Виктор Аполлинарьевич, спасибо! Оружие при себе есть?

— Никак нет, только ракетница на самолёте.

— Возьмите с собой. Вот и полковник пожаловал с бойцами, пойдёмте к нему. Когда с самолётом закончите, с моего фургона ткань с дуг пусть снимут, скатают и на дно бросят. Ждите там на облучке и ничего никому не рассказывайте. Мы быстро.

Наскоро переговорив с военачальником и помахав для наглядности руками, Гошка подхватила телефонный аппарат и понеслась обратно в номер, попутно забежав снова в буфет.

— Если б у меня бойцы так бегали, то им и лошади были не нужны, — Полковник увернулся от Талько, влетевшей снова в зал, но успел ухватить её за рукав. — Всё сделали, как ты сказала. Осталось четырнадцать человек незанятых, куда их?

— Это резерв. Когда отъедем, садитесь с майором в номер, на второй этаж, телефон с собой возьмите. На первом этаже окна все закройте, дверь из зала в коридор прикройте плотно и в притвор вот эту крышечку железную от ковшика вставьте сверху, она упадёт и загремит. Тогда караульные пусть и выскакивают, не зажигая света, из зала две лампы керосиновые в коридоре повесьте у двери зажжённые, чужие как на ладони будут.

— Так они сами от звона крышки назад побегут, где их ловить потом?

— Далеко не убегут. Вы заметили, что в гостиничном входном тамбуре тяжёлые дубовые двери внутрь открываются, да ещё и на девяносто градусов друг к другу? Трактирщику вход не разрешили вперёд выносить — на площади автомобили разворачиваются и автобусы. Я же в школу чуть не каждый день мимо проезжала, видела, как трактирщик с дорожными инженерами лаялся, но гостиница частная, не государственная, много не налаешь. Так вот эти двери тяжеленные на себя быстро не откроешь, сейчас под внутреннюю клин подложен не просто так, мы тудой-сюдой, как мой Васька рыжий говорит, ходим. Вы караульным накажите, пускай вхолостую пристреляются и потренируются из дверей буфета и дворницкой выскакивать, чтобы друг друга не затоптали и не перестреляли. У вас же учебный выезд? Так пусть и учатся. Ещё пятеро гражданских делегатов у нас тут осталось, загоните их тоже в номер на втором этаже, и чтобы сидели там, как мыши за веником. Инженер ваш лошадь пусть готовит, поедет в отделение телефонный аппарат подключать и проверять, сюдой пусть позвонит и доложит. Тьфу ты, привязалось словечко. Сделает и сюда прискачет сразу. Бойца с ним пошлите конного, поможет труп участкового погрузить в машину или через круп лучше перекинуть, хоть и в теньке на заднем дворе лежит, но его утром удавили, погода тёплая, надуваться уже начал. На просты пусть поднимут и в кабинете на диван положат. Не моим же артистам с некондицией обниматься? Приступайте, товарищ полковник, побегу своих отправлять и телефон отделенческий заодно принесу инженеру вашему, — Гошка развернулась на пятках и, даже не переводя дух, продолжила: — Бомбана, Равиль! Пора! Ты не передумала, подруга?

— Нет. Мы с Равилем Фердинандовичем многое обсудили уже, пока ты носилась, как пчелой дрэ бул укушенная. Мы друг другу подходим.

— Одно у тебя на уме! Я про задание спрашивала вообще-то.

— А что там сложного? У телефона посидеть, наврать про раненого капитана без сознания, в компании Равиля поболтать, массаж ему сделать...

— Компания у тебя другая будет. Мёртвый капитан на диване, а Касымов в КПЗ за решёткой будет сидеть, цыгана-конокрада изображать. Ключи трупу в карман от решётки. Ты ничего не знаешь, тебя как медсестру-сиделку на машине из города привезли вместе с врачом. Тот пьянствовать в гостиницу ушёл, а ты с раненым сидишь, который уже того, копыта отбросил. Назовёшься Саррой Яковлевной Оськиной, внучкой купца-керосинщика Иосифа Оськина, еврея-субботника, те ничего не скажут, так как их за организацию казачьего восстания их девять лет назад повесили, а остальной род разбежался кто куда. На вид еврейку от ухоженной цыганки не отличить, не перестарайся с самодеятельностью — ты молчаливая страдающая мстительница, а не Жанна д`Арк. С тобой проще, Равиль. Тебя цыгане мальцом на ярмарке подобрали, ты с ними вырос, но потом ни к какому табору не прибился. Я тебе Ащеулова описывала, ты к нему в банду просился, вы тоже на ярмарке познакомились, в Лабинске. Сам ты из-под Адыгейска, ты же там где-то служил, да? Из Говерды свёл коней, гнал на Чёртов Палец, а у моста кавалеристы тебя приняли. Всё бы ерунда, да племхоз в прошлом году Госплемхозом стал, а это значит, что тебе до вышака теперь светит, и ты на любой шухер согласный, лишь бы соскочить. Держи мой наган, у полковника патронов возьми и ракетницу, спрячьте там. Свой пистолет тоже прибери. Бомбана стрелять умеет, мы вместе пристреливали пистолет, что в пещере в тайнике нашли. Вы с ней друг друга не знаете, требуйте гарантий, денег, жильё — только не переигрывайте. Им сейчас люди позарез нужны, хотя бы драгоценности вывезти, а у вас с властью непримиримые разногласия. Так что убивать вас не будут, это точно. Разнюхайте что удастся, а потом в автомобиль, ракету в небо — и газу до отказу. Можно в гостиницу, можно к мокшам, Касымов тут уже всё знает. Я Корепановых в Шунтук отвезу, переночую там, отмоюсь, и завтра утром здесь как штык. Скорее всего, ничего и не случится, и за мои фантазии мне по шапке сильно достанется, но бережёного Бог бережёт, а небережёного конвой стережёт. Вот и вы друг друга берегите, мне без вас не управиться. Кавалеристов отправить не забудьте. Марш с глаз моих, интернационал недоделанный! — Гошка рассмеялась, но на душе у неё скребли кошки, — может ну это всё к чёртовой матери? Здесь руководства полно, у них головы большие, пусть и решают...

— Я знаю, о чём ты думаешь, подруга, — Бомбана обняла Талько. — Ты всё делаешь правильно. Нам здесь жить, детей растить, если эту плесень сейчас не выскрести, она так и будет лезть, как тесто из кастрюли. Обратной дороги нет, я для себя решила. Так что не бздэ, я за своим присмотрю, он мне тоже живым нужен, не только советской власти. Давай мне , милый, один пистолет и мотор заводи. Са авэла мишто! Дыкхасапэ, подруга!

— Дыкхасапэ, амала!

Пара отправилась на выход, а в зал выглянула Тамара, махнувшая Гошнаг рукой. Талько в ответ кивнула головой и позвала с собой Ведяву и Василия. Последнего она сразу заставила надеть пальто и легонько подтолкнула в сторону коридора, где его за руку ухватила буфетчица, а сама обратилась к предводительнице мокш:

— Мы едем забирать Васькину сестру из сиротского дома. Уже вечер, дорога может быть неспокойной, и я придумала замаскировать поездку под часть какого-то свадебного ритуала. У тебя наряд подходящий, а главное — должен пригодиться твой дар по воде видеть, он же и сумерках, и ночью работает? Поможешь нам? А я тебе пистолет подарю, маузер с прикладом. Знаешь такой, что рельс с десяти метров пробивает?

— Маловат посул, — мокша посмотрела на вытянувшееся от недоумения лицо Гошнаг и рассмеялась. — Это тебе за шишку на лбу от лопаты. Ладно, квиты, а то расплачешься ещё, я тебя уже распознала. У тебя если хорошая задумка не получается, то всего ожидать можно, а за тобой большие силы стоят, я сразу поняла. Не про советскую власть говорю сейчас. Что делать-то надо?

— Изображать веселье и беззаботность. Бричку помоги под свадебный тарантас лентами оформить. Пойдём к Тамаре, она там собрала что-то, у них в гостинице свадьбы играют и другие мероприятия устраивают — сельская новь догоняет городской быт.

В коридор, рядом с дверью в буфет, Тамара сложила всё необходимое для выездного представления — коробки с лентами, тканевые плакаты-растяжки, букеты бумажных цветов, барабан, размером побольше пионерского, гитару, большую плетёную корзину для пикника, полную всяческой снеди и посуды, ящик крымского игристого вина и пару небольших корзинок с разной мелочью.

— Вот что нашла из забытого и из постоянно хранящегося, — Тамара была в нарядной шёлковой блузе с бусами из крупного жемчуга и в пёстро расшитом головном платке. — Для Шахана Умаровича на столе всё лежит. Кафтан великоват будет, ну уж такой от этого... остался. Перепояшется — и нормально будет, это ведь чтоб издалека в глаза маскарад бросался, как я понимаю.

— Верно понимаешь. Отлично всё! — Гошка поковырялась в одной из корзин. — А это мне в самый раз придётся. — Талько выудила большой нос из папье-маше, прикреплённый к роговой оправе очков без стёкол и с приклеенными снизу чёрными усами. — Как я вам? — Гошка нацепила полумаску и напялила на голову шляпу, забытую в гостинице каким-то рассеянным или подвыпившим гостем.

— Бухгалтер из облкооперации!

— Шарло Чаплин в очках, только шляпу поменять!

— Да на самого Хакурате и похожа!

— Вот и чудненько, пойду его готовить в поход, а вы бричку украсьте и летучих мышей подвесьте на дуги пару штук, в зале снимете, Васька со стула достанет, он длинный. Тамара, отведи служащих и солдат по номерам и чердакам, я полковнику последние инструкции дам, а потом ждём тебя в кибитке. Василий Константинович, хватит пахлаву жрать на халяву, сестре лучше возьми с собой, жлоб!

— Тамара с собой для Галинки всё собрала, я крошки подъедаю, чтобы мухи не завелись, — Корепанов натянул пижонскую кепку-дисталкер с двумя козырьками и потрусил в зал снимать лампы.

Буфет провинциальной гостиницы, 2026 год


Второй мавзолей В. И. Ленина


1930-31 год


Майкопский пивоваренный завод


Магазин-автомат «Прогресс», Москва, 1962 год


Флейта камыль