На день рождения вина бутылку?...
Когда мне стукнет sixty-four?
Paul McC
Дыр-дыр. Тыр-пыр.
Масло брызжет из всех дыр.
На первом же километре загородного шоссе наш пепелац модификации “буханка” встал в раскоряку, как старый козёл в школьном спортивном зале, пустив под себя жирную чёрную лужу.
Тут поможет только звонок другу.
Через час прибыл завгар, и нас на усах утащили обратно в гараж.
Через сутки.
Дыр-дыр. Тыр-пыр.
Дым клубами со всех дыр.
Практически в том же месте наш perpetuum mobile, испустив зловонный дух, встал у осины и дал дуба.
Активировали опцию “звонок другу”.
Завгар, буксир, гараж.
Будь проклят тот день, когда я сел за баранку этого пылесоса!
Ещё через сутки. Те же и там же.
С криками “накося! выкуси!” под переливы клаксона миновали это гиблое место.
Горланя песню юных пионеров “Взвейтесь кострами, синие ночи”, вырвались на простор местного автобана и получили камнем по лобовому стеклу из-под встречного авто. Хрусть - и пополам.
Словно пробитое боевое знамя, заколыхалось оно на ветру, покрытое мельчайшей сеткой трещин.
Согласно выписанному документу, шёл уже третий день командировки нашего полевого геофизического отряда.
“Да и хрен с ним, со стеклом”, - сказал водила, когда выбросили эту лишившуюся своих потребительских качеств часть автомобиля.
“Да и хрен с тобой”, - согласились остальные, перекурив это дело и одевая ветрозащитные очки.
Ударим разгильдяйством по подорожью и бездорожью!
Я не верю в гороскопы и прочую восточную астрологию, но у меня лично вся эта хиромантия каким-то лженаучным образом проявилась, опровергая теорию вероятности и постановления партии и правительства о борьбе с генетикой и космополитизмом.
Рак в водной стихии десятилетия проходил в морях. И даже несколько лет работы на суше неизменно приходилось проводить на морском побережье Черноморья.
Да и сейчас в ночное окно доносится шум прибоя.
Вот и нынешнее многодневное путешествие предполагает финиш на морском берегу, если, конечно, наш холстомер осилит эти несколько сот километров.
Нефтяная труба от Каспия до Чёрного ещё в проекте, а нам предстоит проехать по трассе и выполнить кучу инженерно-геофизических изысканий.
Тополиный пух, жара, июль. Ночи такие...пьяные.
И вот наш не первой свежести уазик с дыркой в башке рванул по шоссе на восток, на край земли. А там - найти точку рестарта в обратном направлении, и уже без дорог, но по карте двинуть к финишу с шампанским в Абрау, а может, даже в Дюрсо.
Хотя у нас в трюме имелась масса необходимых для путешественников вещей, включая палатку, спальники и даже котелок на треноге для костра, закончить марш-бросок первого дня хотелось в каком-нибудь мотеле с горячей водой и буфетом.
Уже затемно наш экипаж въехал в крайний на нашем маршруте станичный городок. Пышногрудая Мисс Плодородие 90-60-90 с караваем и сводный духовой оркестр ветеранов культпросвета нас так и не дождались. Ну хоть тусклый красный фонарь на гостиничном крыльце - и на том спасибо.
Мотель звёзд с неба не хватал, но у нас с собой было, по три звёздочки местного разлива на каждого.
Правда, намечавшийся вечерней раут по поводу первого ходового дня неожиданно оказался под угрозой.
В номерах имелось только две свободные плацкарты, то есть кому-то придётся ночевать в авто.
Этот казус моих коллег по цеху совсем не смутил, так как дежурная селянка забальзаковского возраста согласилась принять участие в нашем grand party и распахнула для гостей свои служебные апартаменты.
Уже за полночь, когда звёзды весело брызнули по стаканам, радушная хозяйка, растекаясь по нашим плечам своей кустодиевской сдобой, предложила для совместного использования и казённый дежурный диван.
- Мальчики! Мальчики!
Неужели в этих проходных дворах ещё есть девочки?
В очередь, сукины дети, в очередь!
Этой всеобщей коллективизации я не принимаю и поэтому, хлебнув на посошок, отбыл на выделенную мне коммунальную жилплощадь.
Кстати, очередь для меня настолько сложносочинённая вещь в себе, что каждый нерв моего организма при приближении к этому явлению природы начинает бунтовать и выносить мне мозг.
Как-то раз даже в армию не пошёл, потому как в очереди стоять сил не было.
Вызвали повесткой, пора, говорят, тебе в армию сходить за новой звёздочкой, только медкомиссию пройди сначала.
Военкомат, как улей, гудит, допризывники в труселях по коридорам снуют из кабинета в кабинет, под каждой дверью человек двадцать.
Даю полный назад. Предлагаю дежурному капитану отложить мой поход на недельку, пока этот вавилон в коридорах не рассосётся. Ну тот взял моё дело и убрал куда подальше. Не быть мне майором.
После первой ночёвки выехали за околицу, и прощай, асфальт, - встречай, пылюка!
На пароходе хорошо: вырулил из порта, задал координаты, включил автопилот и кури бамбук, пока уши не опухнут. И пока вахтенный штурман подбивает бабки и харчи в судовой артелке, матрос-рулевой вообще где-нибудь на баке на палубе старую краску отбивает. Ни тебе гаишников, ни ямочного ремонта на дороге - тишь да гладь.
А тут выдали карту с прямыми линиями с небольшими изломами от моря до моря , типа давайте, рулите посуху аки по морю.
Но поперёк маршрута чего только не напихано: реки и каналы, балки и курганы, виноградники и непроходимые заросли держидерева.
И, главное, бескрайние поля амброзии, основной агротехнической культуры времён перестройки. Если бы её экспортировать, мы бы завалили всю планету этой заразой от полюса до полюса.
Хотя в предгорье в кавказских лесах, что на армейском сленге называются зелёнкой, тоже встречались поля с буйной растительностью. Были они намного меньше, да и трава там была другая. Но в советские времена наказывали и за ту, и за другую.
Короче, там, где по карте от точки до точки десять километров, нам с объездами-переездами все двадцать. А то и вообще не подъехать - пешком со своими железяками на горбу.
Жара, пылюка, амброзия!
Нахера я слез с парохода - кондишин, ватерклозет, дежурный холодильник на камбузе!
Но!
Но воля и простор!
Оно того стоило, честное пионерское! (pionnier - первопроходец)
Нонешние менеджеры и всякие там мерчандайзеры в стеклянных офисах, как девки на улице красных фонарей, этим чувствам не подвержены.
...по аллеям тенистого парка
с пионэром гуляла вдова,
пионэра вдове стало жалко,
и вдова пионэру дала...
Мне повезло. С первых же дней работы после бурсы попал в лихую ватагу бродяг от геофизики, что бороздили по просторам наших северо-восточных морей, закрывая белые пятна на тектонических картах.
Рейсовое задание часто звучало весьма своеобразно: “Проходите Берингов пролив - и на север, сколько сможете”, или “Проливом между Кунаширом и Итурупом - и тысячу миль на восток”.
Отсутствие дорог - это шанс проложить свою.
Но об этом как-нибудь в следующий раз.
Сейчас же мы колесим по равнине, истоптанной когда-то вдоль и поперёк резвыми лошадками казаков-черкасс и татар Золотой орды. Где скоро с вершины древнего кургана можно будет увидеть современный новодел промышленных дизайнеров - железяку от горизонта до горизонта.
Черкассы с Терека, кстати, сходили на Днепр, заложили там запорожскую Сечь и вернулись на Кубань.
Русоволосые, сероглазые, говорящие на славянском прикаспийские татары после исхода волжских булгар с венграми поднялись вверх по Волге и, приняв ислам, понастроили в Казани мечетей.
А вот монголов ни в мелкоскоп, ни в дальнозоркую трубу как не было, так и нет. Они сами там в своей пустыне Гоби ржут, как кони, над этим историческим анекдотом.
Вообще-то, когда заходит речь о нашей истории, надо всегда помнить, что по крайне мере три раза она была радикально порезана и почищена с безвозвратным уничтожением первоисточников.
Сначала монастырская братия в попытке доказать, что только с приходом христианства на Руси появились письменность, культура и государственность, не только выбросила буквы из нашего алфавита, но и переписала в своей редакции все древние летописи. Первоисточников нет.
Затем через окно, что прорубил Пётр Первый, со щепой и стружкой набилась целая академия папских засланцев и европейских прохиндеев с безапелляционным утверждением, что вся культура, наука и ремесло в Россию пришли от них.
Научные труды, книги и исторические документы с иной точкой зрения просто уничтожались. И библиотека Ивана Грозного подозрительно куда-то пропала.
Ну и, наконец, большевики из немецкого пломбированного вагона, вошедшие в раж в своём атеизме и борьбе с царским наследием, порушили и уничтожили то немногое, что ещё оставалось. Весь мир насилья мы разрушим до основанья.
Вот такая у нас история покоцанная.
А Батый и Чингисхан - это Прогрессоры под прикрытием: так Всеволод Большое Гнездо и внук его Александр Невский сколачивали славян в единое царство-государство!
Я так считаю. “ И, если я неправильно считаю, пусть старшие товарищи меня поправят”.
Хотя, “к науке, которую я в данный момент представляю, это не имеет никакого отношения”.
Прямо какой-то цитатник Мао получается, а не ироническая проза.
Теперь немного физики.
Батарею Василий Алибабаевич на ногу уронил - действует сила тяжести. Чем тяжелее батарея и чем выше её подняли, тем больше пальцев на ноге пришивать хирургу-травматологу.
Шурик своей машиной времени весь дом обесточил - короткое замыкание в анодно-катодной цепи. Чем выше сила тока, тем, согласно закону Джоуля-Ленца, сильнее обуглятся тапочки на ногах естествоиспытателя.
Инженер-геофизик с дояркой за колхозным амбаром - смычка города с деревней с применением резинотехнических изделий при действии силы трения-скольжения. Величина которой зависит от азарта участников и качества смазочных материалов.
Движуха в природе постоянная и повсеместная. И всё можно пустить на пользу, если только с умом.
Наш передвижной дырявый балаганчик тоже битком забит всякой физикой, только уже сугубо прикладной.
Ведь, чтобы небоскрёб в центре города не превратился в Пизанскую башню, а горный отель не съехал вслед за сноубордистами вниз по склону, надо всего лишь вовремя и правильно изучить место будущего рукоприкладства.
Тут как нельзя кстати инженерная геофизика с её прибамбасами и заморочками, а если глянуть в глубь веков - штука мутная, но весьма полезная.
Вот попов работник, повар, конюх и плотник, кошмарил чертей в море, закинув им туда какую-то хрень - ясен пень, это морская геофизика.
Кидаешь в воду провода, пускаешь электричество и замеряешь напряжение то тут, то там. Песок, глина или гранит в толще морского дна сопротивляются по-разному - на этом и строится принцип электроразведки и на море, и на суше.
Молодой специалист колледжей не кончал и с электричеством слегка переборщил. Поэтому вылезли не только черти, но и водолазы. И за баловство с электроприборами надавали ему по балде. С тех пор и прозывался он работник Балда.
Илья Муромец и Соловей-разбойник геофизиками, кажется, не были и уравнений Джеймса Максвелла в глаза не видели. Но волновую теорию распространения всего и везде применяли на практике.
Записной свистун, меняя частоту и длину волны при звукоизвлечении, резонировал с округой, наводя ужас на слабонервных. Пока ему кляпом громкоговоритель не заткнули.
Это почти акустический каротаж.
Молчун Илюха, напротив, чуть какой шухер - ухом к земле. С какой стороны гул по земле идёт, оттуда, стало быть, и Идолище поганое топает.
Это сейсморазведка. Упругие колебания земли, как волны на воде, передаются на огромные расстояния. Всё зависит от силы топота и чувствительности уха. И, понятное дело, от твёрдости горных пород: песка, глины, гранита.
А потом своей палицей молодецкой вгоняет супостата то по колена, то по пояс, а то и по самую тюбетейку в землю. Вызывая тем упругие колебания различной длины волны, расходящиеся по округе, чтоб поганцы чужестранные чуяли, как земля у них из-под ног уходит.
Ну а Баба Яга на своей ступе - это вообще перелёт на экраноплане из позабытого прошлого в непознанное будущее.
Принцип её передвижения явно основан на использовании гравитационного поля земли.
Секрет производства материалов, экранирующих силу притяжения земли - тайна на конце иглы в яйце в кованом сундуке, то есть нано- и биотехнологии плюс металлургия.
Скорее всего, Баба Яга - это мужик, мудрец и йог, производивший аэрогравиметрическую съёмку набортным гравиметром.
Вот и мы, как три дервиша в поисках философского камня, то загоняем под земную кору постоянный ток, то, расставив по округе электромагнитные уши, колотим по ней пудовой кувалдой, то перемежаем всё это чачей и каберне.
Избавляя себя от скуки и хандры этими ритуальными танцами и бодрящими снадобьями, брели мы в сторону моря с мечтами о прохладном бризе на ночном пляже с синеокой Ундиной в придачу.
Пыльная дневная жара и занудные ночные комары провоцировали при каждом удобном случае менять ночное звёздное небо и костёр у реки на ночлежку с горячим душем и сосисками в микроволновке.
Правда, и в этих хилтонах для колхозников и сельской интеллигенции часто отсутствовали то свет, то вода, то всё сразу. Особый облом был получить такой расклад поздно вечером после длинного перехода.
Как-то раз, уткнувшись в темноте в такую навозную кучу посреди степного миниполиса, вспомнили о придорожной харчевне-ночлежке, мимо которой проехали полчаса назад.
На деле это вполне тянуло на казачью засеку Стеньки где-нибудь в южных степях или Ермака в вековой тайге.
П-образная череда построек с железными воротами только что не была обнесена бревенчатым частоколом, так что в ней вполне можно было отбиться от налёта ирокезов на западе или хунхузов на востоке.
Кстати, вспомнился эпизод из моих морских геофизических шатаний по окраинам земли русской.
Шла на нерест горбуша, ну мы и решили прервать свою работу и слегка пополнить судовую артелку морепродуктами.
Окинув взором пустынные окрестности, нашли ближайшую речку и сыграли учебную шлюпочную тревогу, чтоб было что записать в вахтенном журнале.
Рыбалкой это называть нельзя. Промысел. Рыба пёрла вверх по течению так, что просто мешками начерпали за десять минут потребное количество.
Зато потом, когда разошлись побродить по морскому берегу, увидели удивительные вещи.
Пара сотен метров морского берега от устья реки была буквально завалена останками. Кораблей и китов.
Кораблики небольшие, старые, ржавые, развалившиеся на куски. Между ними попадалось много деревянных баркасов, сгнивших зачастую до самого остова.
Эти останки человеческой цивилизации густо перемежались скелетами китообразных, также сильно разрушенных стихиями и временем. Особенно удивили небольшие чурбаки, валявшиеся по берегу, оказавшиеся при ближайшем рассмотрении китовыми позвонками.
Самая поразительная находка ждала нас в метрах тридцати от береговой линии.
Деревянный столб с прибитой к нему железной табличкой.
Дословно не помню - сорок лет прошло, - но суть такова:
“ В этом месте в 1639 году казак Иван Москвитин с товарищами первым из русских людей вышел к Охотскому морю”.
Найти следы казачьей засеки спустя триста пятьдесят лет в краю тайфунов и ураганов было нереально.
Речка, кстати, называется Улья.
Вот такой вот пикник на обочине.
В нашей жаркой южной ночи под звёздным июльским небом затихарившийся на перекрёстке степных дорог полумрачный мотель наводил на мысли о марсианских хрониках Рэя Брэдбери.
Когда марсоход заполз вовнутрь подковы постоялого двора, включились дополнительные фонари и показались его обитатели.
Расположившиеся полукругом ночлежка, харчевня, баня, каретный сарай с мойкой, очевидно, желали взять в охапку заглянувших сюда путников и держать их как можно дольше.
Станционный смотритель средних лет, явно разбойник с большой дороги, ознакомил с прейскурантом и показал спальные места.
Аппетитного вида стряпуха приняла нашу заявку на ужин для полуночников: главное, чтобы погорячее.
Первым делом рванули в баню.
Когда, смыв дорожную пыль, вернулись в харчевню, то даже слегка опешили от представшего перед нами изобилия.
На длинном деревянном столе дымили тарелки с аппетитным ужином, посредине блестела явно из ледника бутылка водки.
На скамейке за столом сидели две почти марсианки в кожаной униформе, едва справляющейся с шикарными полусферами и недвусмысленно говорящей об их роде занятий.
Не тормози - сникерсни!
Я поклонником такого heavy metaller ни когда не был. Предпочитаю цветастосарафанный folk-rock или jazz маленького красного коктейльного платья.
И в ночное не собирался. Пары рюмок водки под жаренную на сале картошку мне вполне хватило. Бюджетный вариант.
Коллеги по цеху после ревизии своих лопатников решили это дело усугубить и вернулись в баню, прихватив с собой бутылку и эту пару придворовых цыпочек для прожарки.
Мой личный редактор, “my sleeping dictionary”, сея доброе и вечное в своей телеграмме, вывалила на меня сентенцию, что “жареная картошка” можно писать и с одной, и с двумя “н” в зависимости от того, как она пожарена!
Вечный русский вопрос: а какой же картошкой я, дурень, закусывал со сковороды всю свою сознательную жизнь - с одной “н” или с двумя? (t.me/wordmyword - если кому интересно)
(- Это любовь?
- Ничего личного, просто реклама)
Выделенные мне апартаменты своим неброским дизайном в стиле минимализма вызвали у меня ностальгические воспоминания о временах бурной молодости, когда шарахался я по морям и океанам вокруг нашего шарика по девять месяцев в году.
Тот же деревянный топчан вместо кровати, та же дерюжная подстилка вместо матраса и железный крюк на стене из будуара маркиза де Сада вместо гардероба.
Густо пряные припортовые кварталы Бомбея, звенящие искрящие набережные Карибов, зелёный полтинник, как лепесток цветика-семицветика, исполняющий все желания.
Утром проснулся с чувством зубной боли.
Это со двора доносилась удалённая мной со всех плейлистов
Welcome to the Hotel California
Южное солнце и лента степной дороги звали нас вслед за собой на запад к самому синему морю.
Неспешный ритм от забора до обеда между тем позволил нам перевалить за середину маршрутного задания. Масса накопившихся полевых материалов требовала заезда в контору для сдачи рабочих журналов в камеральную обработку.
Но мы, как марафонцы на дистанции, всё никак не могли сойти с дорожки, ждали какого-нибудь знака свыше.
И дождались. Только сниже.
Какой русский не любит быстрой езды. По встречной полосе.
На левом повороте при движении по двухполосному шоссе из пункта А в пункт Б наш серенький козлик получил под зад от бурого мерина, который, игнорируя сплошную разделительную, летел в том же направлении - в пункт Б из пункта А.
Секундный калейдоскоп перед глазами, и я выползаю из авто через разбитое окно на асфальт.
Ты помнишь, как всё начиналось!
Наш многострадальный терпила, сделав пару кульбитов, лежал посреди дороги пузом в небо.
Мерс влип носом в бетонные столбики на повороте.
Народ отделался лёгким испугом. У немца, как и положено, сработала подушка безопасности. В уазике, как водится, сработала иконка на панели у водителя.
Пока наша железяка на колёсиках вертелась по шоссе, как барабан лохотрона, нам в окошко выкатился призовой шар.
Ведь, кроме трёх членов экипажа, в этом акробатическом аттракционе внутри ещё кувыркались:
- кувалда шестнадцатикилограммовая
- кувалда десятикилограммовая
- наковальня шестикилограммовая
- лом обыкновенный
- кирка геологическая
- лопата штыковая
- лопата совковая
- батарея аккумуляторная сборная сорокакилограммовая
- батарея аккумуляторная двенадцатикилограммовая
- станция сейсмическая портативная, дюралий-люминий
- ящики вьючные с железной окантовкой три штуки
- ящик инструментальный слесарный
- куча всякой хрени, провода и железяки, короче барахлам.
По какой-то теории невероятности в броуновском движении весь этот металлолом чудным образом разминулся с нашими черепками, более того, даже царапины никто не получил.
“Ну ни хрена себе аксель в три оборота...” - присев в кювете, закурил наш водила.
“Это флип в каскаде с тулупом,” - примостившись рядом, мы тоже потянулись за цигарками.
Выбравшийся из мерса Гамлет Серёжевич с выпирающей из-под рубашки персональной подушкой безопасности орал, как боров на кастрации.
Напоровшись на наше холодное “фэ”, распалённый истошник звука направил свою энергию в сотовый, с каждым новым звонком набирая обороты, словно Антон Семёнович Шпак.
Мы активировали опцию “звонок завгару”.
Пока ждали автоинспекцию, на обочине сгрудилась целая толпа вызванных нашим оппонентом брюнетов, превративших место ДТП в филиал Гайд-парка.
- Кто свидетель?
- Я свидетель! А что случилось?
Прибывший через полчаса старший лейтенант, с трудом пробившись сквозь всё увеличивающуюся толпу свидетелей, взглянул на километровый тормозной путь мерседеса и, не вступая в дискуссию, закрылся в своём авто.
Пока составили протокол, пока поставили на колёса наш скособоченный уазик, подъехал завгар на таком же, только абсолютно новом.
- Ну и что тут у нас за здрасте? - сказал Михаил Соломонович, и все поняли, что ихние тут не пляшут.
Гамлет Серёжевич потащился на автосервис со своим мерсом и нашим уазом, обещая вернуть его через пару недель в наилучшем виде.
Мы загрузились в новый авто и двинули на базу.
Если Вас всё это улыбнуло, я только рад.
Ну а нет, так нет.
Я не писатель. Я притворяюсь. Я бытоописатель.
Акын южных степей и северных морей.
Что вижу, то и пою.
Слегка разукрасив, смешав во времени и пространстве.
Конечно же, я славянофил. Но своими считаю всех русскоговорящих, живущих от моря до моря, от Чёрного до Берингова, от Белого до Каспийского.
Я вырос в городе, заложенном по приказу фельдмаршала Суворова и бурно разросшемся в девятнадцатом веке после открытия там нефтяных промыслов.
Город рабочих и работающих.
В соседях русские, казаки, украинцы, евреи, армяне, татары, чеченцы, ингуши.
Заводчане и промысловики, портные и сапожники, зубные техники и торговки семечками - все при деле, большом или маленьком.
Новый год, Пасха, Ураза, свадьбы, похороны - всей улицей, все вместе.
Родная Индюшка. Соседние Бароновка и Башировка. Трек и Зеленстрой.
Как-нибудь соберусь с силами и напишу эту историю: город, которого нет.
Из памяти не стереть: сосед дядя Яша, в потёртом брезентовом плаще с капюшоном, на телеге, запряжённой смирной гнедой лошадкой.
На его утренний свисток высыпает ребятня со всех подворотен нашей улицы.
Меняем старые газеты, бутылки, всякое тряпьё на глиняные свистульки, переводные картинки, ленточки пистонов.
Закончив свой гешефт, немногословный дядя Яша неспешно скрывается за поворотом на своей поскрипывающей колымаге под мерный цокот подков.
Где-то это уже было. Туман. Ёжик. Лошадка.
Следующие два дня провели в конторе.
Шофёр получал новую машину в гараже, я сдавал полевые материалы в камеральную обработку, электронщик под ритмичное мерцание осциллографа изводил олово с канифолью.
Мы получаем деньги не за труд, а за трудности, с которыми их получаем.
И снова на запад.
Никаких дыр-дыр.
Новый зелёненький авто, больше ста тридцати лошадей под капотом, на корме багажный отсек.
На горизонте северо-западные отроги Большого Кавказского хребта, а за ними точно будет море.
Всё больше виноградников на холмах, будто полосатые тельняшки на фигуристых бабёнках plus-size.
Опять эти беспорядочные ночёвки где придётся.
Подтрибунное помещение небольшого стадиончика. Слесарный цех полевой машинно-тракторной станции. Хата тётки самогонщицы, или, как говорили у нас в студенчестве, на фонтане.
Этимология этого выражения уходит в глубины институтской жизни, в которой пять лет все сентябри были посвящены сбору винограда на винсовхозных полях.
Но самый смак был вечером, после работы, когда гонцы шли в станицу на фонтаны - дворы, где хозяева продавали на розлив вино. Когда авторское, а когда с винзавода.
Определить точную причину употребления этого слова в данном контексте не могу, так как оно досталось нам от старшекурсников.
Возможно, оно пришло из знаменитой песенки про чижика-пыжика, который на Фонтанке водку пил. Тем более что чижик-пыжик - это не птичка, как многие думают, а студент какого-то училища, носивший зелёный мундир с жёлтыми петлицами.
Может быть, эти винные дворы-фонтаны ассоциируются с популярными в то время в парках отдыха питьевыми фонтанчиками, где можно было утолить жажду без применения стакана или кружки.
Хотя, пожалуй, это всё фонтаны чувств и эмоций, ниспадающих на почитателей Бахуса после посещения этих благодатных мест.
Точно сказать могу лишь одно.
Групповой катарсис приходил утром на виноградниках у остывших за ночь бочек с холодной питьевой водой. Которую поглощали в огромных количествах вечерние почитатели фонтанов.
Хочу заметить, что между испитием в огромных количествах холодной воды по утрам и вина и спирта вечерами успевали собирать по сотне вёдер винограда в день.
В первый свой сентябрь в середине семидесятых я умудрился заработать сто двадцать рублей, на которые купил у фарцовщика свои первые Wrangler с какой-то крутой плотностью материала, чуть ли не двадцать унций.
Теперь, двигаясь между виноградниками по своему маршруту, по мере приближения к берегам Чёрного и Азовского морей мы встречали фонтаны всё солидней и богаче.
Иногда в этих турлучных времянках и шлакоблочных гаражах можно было обнаружить до двух десятков огромных стеклянных бутылей с вином на любой вкус. От традиционных рислинга и совиньона до каких-нибудь навороченных чёрных глаз и чёрного лекаря.
Конечно, везде бонусом шёл виноградный самогон - чача. Но я, не будучи почитателем этого химического соединения, не возьмусь давать ему территориальную классификацию.
Физическую химию проходил, но не Д.И.Менделеев.
Хотя на кухне в буфете и сейчас стоит графинчик с чачей последнего урожая, презентованный мне соседом для дегустации.
А вот вкусного вина довелось откушать всласть. А как же иначе, если на протяжении нескольких лет приходилось работать по нескольку месяцев в году в окрестностях Абрау и Тамани.
Магистральные трубопроводы, нефтехимические предприятия, береговые портовые сооружения и ещё много чего по мелочи практически посреди виноградников.
Обжигающая летняя жара, запредельный зимний норд-ост, убогие постоялые дворы. Всё прошло, но послевкусие осталось только от шикарного каберне, бутылка которого скрашивала практически каждый вечер трудового дня.
Сенной и Тамань, Саук-Дере и Абрау-Дюрсо.
Каберне, Каберне, чуть-чуть Саперави и снова Каберне.
Фанат, каюсь.
Вот и сейчас наш дружный коллектив на новом автомобиле слегка проскочил по маршруту вперёд, желая заночевать в Абрау. И привлекали нас не пейзаж и, уж конечно, не гостиница, а в первую очередь небольшой базарчик у винзавода.
Именно там у местных торговок мы и приобретали на вечер свои любимые напитки.
Часть предлагаемого товара продавалась почти официально, как полученная работниками винзавода в счёт зарплаты.
Из-под прилавка продавали то, что выносили через проходную нелегально.
Нас, как завсегдатаев, уже привечали и потому предлагали товар только высшего качества. Тем более что мы за ценой не стояли.
До сих пор помню вкус каберне, купленного по случаю на этом рынке, из партии, по словам торговки, отправляемой из запасников чуть ли не в Португалию. Выкупив у неё все имеющиеся в наличии двадцать литров этого нектара, я недели две по вечерам общался с самим Бахусом без переводчиков.
Каким-то мистическим образом у меня из колонок в музыкальном потоке сейчас зазвучала “A Hard Day's Night”.
А ведь вечера в гостинице в Абрау - это была та ещё жесть.
Если кто не знает, ведь именно на ступенях её лестницы снимались эпизоды из первой советской комедии “Весёлые ребята”.
Это сейчас её привели в первозданный вид и даже памятник Леониду Утёсову поставили.
Мы застали там полную разруху и убожество.
Покрытая плесенью и осыпающаяся штукатурка в номерах. Ржавые трубы отопления и батареи. Холод. Хлипкая электропроводка вечно замыкала, не позволяя использовать для обогрева калориферы.
По коридору вечерами бродили дамы неопределяемого возраста и состояния с бутылками местного шампанского за полцены.
То ли шампанское, то ли дамы - как сторгуешься.
Я под каберне читаю Виктора Шкловского. Остальное - это заблуждение.
Коллеги жрут портвейн под Вилли Токарева. Этим валетам дамы с шампанским как раз в масть.
Но долго париться под таким соусом вряд ли возможно.
Одно дело по два три дня наездами.
А ведь бывали командировки по месяцу безвылазно на одном месте.
Да если ещё в расширенном составе. Когда к геофизикам добавляются геологи и буровики. Водка и никаких политесов.
Тогда тонкая душевная организация заставляет искать выход из этого потерявшего комфорт и равновесие бытия, и ты делаешь шаг налево.
Практическая сторона этого действия, я думаю, ясна всякому.
Теоретическую же подоплёку этого выражения недавно пыталась разъяснить своим почитателям мой редактор. Я, конечно, в меру сил поучаствовал в этой дискуссии, но моя практика и её теория не сразу нашли точки соприкосновения. Cognac и кофе с лимоном и Baileys и кофе с молоком примирили только глубокая ночь и тёплое одеяло.
На деле всё весьма незатейливо. Озираешь округу и делаешь заявление. Как в старой песенке: “...но лично я для рандеву ищу весёлую вдову семнадцати годов!”
Конечно, семнадцать - это фантазия поэта, уголовный кодекс надо чтить, но в целом посыл правильный.
Приватная беседа с администратором отеля о страждущей тепла и покоя душе, мечущейся в этом вертепе страстей и соблазнов, - и вот уже череда её подружек, возможно даже не вдов, проплывает в полумраке вестибюля.
Кто-то направо, но всегда найдётся и кто-то налево.
Но сейчас не тот случай. Покрутились несколько дней по окрестностям, и можно отваливать домой.
Отходную решили всё-таки устроить на морском берегу, зря, что ли, ехали, поэтому перебрались из отеля в Абрау на воздух в Дюрсо.
Свежий южный моряк сбивал дневную жару.
Пока расположились, пока колдовали над шашлыками, стемнело.
Что может быть лучше: жёлтая луна и синее море, красное вино и белый сыр, сочное мясо и постная водка.
И приятная усталость после хорошо сделанной работы.
После пары бутылок потянуло заспивать чего-нибудь долгое, скребучее, и вспомнили про баб.
Истинные бродяги земли русской, раздолбаи и матерщинники, в тельниках и кирзачах, лысые и бородатые, хоть на море, хоть в тайге всегда доходят до той черты, когда в отблесках костра или топовых огней молчаливый взгляд устремляется по млечному пути в звёздное небо, а вслед за ним и думы непроговорённые.
И оттуда непременно заметят, оценят и пошлют весточку.
“Мне отмщение и Аз воздам”.
В лунно-звёздной темноте к берегу подкатил автобус, из которого со смехом и задорными станичными припевками вывалился разнаряженный девичий хоровод.
Звонкая балачка разогнала уютную тишину.
Наше трио изыскателей: казак, русак и хохол - конечно, водку с шампанским не мешали, но пляску с коленцами ноги ещё помнят.
Мечта в начале рейса о прохладном бризе на ночном пляже с синеокой Ундиной в придачу почти сбылась.
Только она оказалась кареглазой, а мощный накат не давал возможности разнообразить гулянку ночным морским купанием.
За которым, кстати, и приехала сюда эта разудалая компания после своего концерта где-то неподалёку.
Дошедший уже до нужной кондиции Василич взялся решить этот вопрос и попёрся к морю на разборки.
Стоя у кромки воды с раскинутыми в стороны руками, практик от геофизики погружался своим воспалённым разумом в пучины метафизики.
Словно Крис Кельвин в океан Соляриса.
Морские волны можно потрогать руками.
Но вокруг бушует ещё столько штормов.
Волны магнитные и гравитационные, сейсмические и электрические, волны звука и света и волны времени.
Скорее всего, есть ещё какие-нибудь, пока человеком не обнаруженные.
А посредине этих штормов наш мозг. В котором тоже штормит.
Вполне вероятно, что в какой-то момент этот индивидуальный шторм, один из восьми миллиардов, попадает в резонанс с этими внешними. И происходит что-то сказочное или фантастическое.
В древние времена, когда информационное поле ещё так не замусорило планету, такие совпадения случались намного чаще и воспринимались как само собой разумеющееся.
Наши древнерусские дохристианские волхвы, наверное, и были сталкерами в этих слабо осязаемых человеком морях и океанах.
Возможно, прогресс земной цивилизации на самом деле является регрессом человека как частицы мироздания, всё отдаляя и отдаляя его от первоисточника.
Вот и мечутся вокруг нас такие чудики, в которых природой были заложены какие-то конденсаторы и катушки для связи с этим большим всемирным океаном. Но цивилизационные скрепы не дают им вырваться из нашего информационного пузыря.
Всё пробито и закорочено.
Доводилось мне несколько раз пить водку с контактёром по прозвищу Мудрый. Тихий человек, с высшим техническим образованием и каким-то неуловимым взглядом. Утверждал, что неоднократно вступал в контакты с инопланетянами. Даже вёл вахтенный журнал посещений. Мог встать из-за стола и пропасть на сутки. Вернувшись, накатить стакан и сделать отметку в своей тетрадке.
У нашего Василича, конечно, всё в более лёгкой форме. И даже научную базу при желании можно подвести.Но самое смешное , что с рассветом море затихло. Как, впрочем, и хорошо перебравший естествоиспытатель.
С первыми лучами перевалившего через прибрежные горы солнца, махнув на прощание расписными подолами, смуглянки-хуторянки оставили нас в сухом остатке.
Докемарив до обеда, наш летучий отряд мальчишей-кибальчишей по дороге домой заехал на фонтан восполнить утраченные минувшей ночью горюче-смазочные материалы для наших пересохших организмов внутреннего сгорания.
Ночь продержались, ещё бы день простоять.
Контрольный созвон с конторой принёс хорошие новости.
Сдаём наработанные нынче материалы, а там нас уже ждёт-не дождётся новая труба на юг. Железный поток.
Чёрное море. 2022г