Глава-2 (Зимовье)

Балаган в корнях седого вяза,
Костерок струится в неба синь.
Наш беглец его приметил сразу,
Видимо не зря по чащам лазал,
Зарыдал Семён. Дошёл, аминь!

У костра старик суров обличьем,
Взгляд таков, что пронимает жар.
Вроде сух, согбенен, кости птичьи,
Но во взоре столько зверя, дичи,
Словно тать из сказа - Кудеяр.

Несколько мгновений, словно туры,
Взглядами ломали визави.
Наш Семён геракловской фактуры,
Старец неприветливый и хмурый,
Резко бросил: «Бога не гневи.
Не кажи мне тут гнилые дёсны,
Вижу беглый, стало быть, варнак.
И не делай харю шибко грозной,
Положу, как голубя, под сосны,
Ну, мели. Куда, пошто и как?!»

Здесь беглец откашлялся и молвил,
Вежеству обучен с малых лет:
- Я, отец, бреду к старушке Колве,
Не брани, поверь на честном слове,
Отдохну, погреюсь и привет.

Не ищи, старик, во мне жигана,
Я не пёс и знаю берега…
Он поплыл от вязкого дурмана
И сомлел как девка с полстакана,
Доканали голод и тайга.

МЫСЛИ ВСЛУХ

Тайга она, ребяты, не изюм, когда твой дух воспитан по столицам.
Ей нужен навык, а не вёрткий ум, чтоб выжить, с голодухи не свалиться.
И коли ты откормлен среди бонн, и думаешь, что хлеб растёт на ёлках,
Забудь тайгу, как морок, страшный сон, иди домой, где всё лежит на полках.

Глава-3 (Поживём)

Он долго плыл, угрюмая река
Несла его по бесконечным долам.
И часто видел рожу старика,
С чеплажкой и каким-то горьким пойлом.
Язык во рту от горечи распух,
Но жизнь вернулась псиною побитой.
А в ноздри пробирался травный дух
И самый лучший запах. Запах …Жита!

На третий дён он выпал из оков
своей болячки, начал улыбаться.
Ушли из сердца происки тисков,
Семён подумал и решил остаться.
А старый аскет, намолчавшись впрок,
Поил его домашнею зубровкой.
Болтал о том, что милостив был рок,
И не пришла «костлявая» с литовкой.

А как-то утром, сбросив шлейф невзгод,
Наш беглый встал, долой тугу и беды.
Поскольку утром, братцы, всё встаёт,
И человек, и солнце, и рассветы.
Он осмотрелся. Да уж, не чертог,
Обычный чум лежанка, пара полок.
И тут бы, к слову, спеть десяток строк:
Мой персонаж по жизни суть, геолог.

За двадцать лет пешком, на лошадях,
Он побывал в Сибири, на Урале.
Тонул в Катуни, мок в косых дождях,
Влюблён в тайгу. Бродяга без регалий.
Он рассмеялся, что ж, терпи, злодей,
И поклонись за избавленье Богу.
Скажи на милость, бегал от людей,
А приблудился к Лешему в берлогу.

МЫСЛИ ВСЛУХ

Порой бывает так, что жизни воз упрется дышлом в стену лихолетья,
У нас не золотуха, так понос, разрухи, голод - кладбище комедий.
Рисует циркуль персональный круг, к той самой точке с миной погребальной.
И хорошо, когда есть рядом друг, надёжный, как стальная наковальня.

Глава-4 (Лешак)

Жизнь брела неспешно, словно лошадь,
Выпившая чашу до конца.
Старец, что назвался дядей Гошей,
Цельный день мудохался с мерёжей,
Полевал подуста и ельца.

Проверял силки на труса-зайца,
Клал кресты двуперстьем, как кержак.
Но не гнал приблудного скитальца,
Чуял волк такого же - Уральца,
В общем, обаятельный лешак.

А Семен, дорвавшись до покоя,
Всюду лез, отмаливая долг.
Балаган обкладывал корою,
Жрать варил (теперь их было двое)
И оттаял, отогрелся волк.

Дед к нему с допросом не совался,
Мол, споёт, когда придёт пора.
Май в тайге кружил весенним вальсом,
А беглец, нагуливая мясо,
Жил свободой с ночи до утра.

Вечерами долгие беседы
Украшали скромный быт мужчин.
О народах, войнах и планетах,
О стране, где правили Советы,
Проникаясь в суть первопричин.

Старый Гоша, собирая травы,
Объяснял - которая к чему:
Девясил, вот лекарь от отравы,
Дикий хмель, когда болят суставы,
И полынь, когда порвёт «корму».

МЫСЛИ ВСЛУХ

Помню я подростком из предместий жил у Деда в кондовом лесу.
И ловил в прицела перекрестье росомаху, вепря и лису.
Слушал байки старого изгоя, про тайгу великую, как мать.
Проникаясь силой и красою той земли, где лягу «отдыхать».

ту би континюед