Сегодня я проснулся невыспавшимся и злым. Конечно же, это не исключение, это явление постоянное, как желание вегана поделиться тем, что он веган, но вот причины невысыпания могут быть совершенно разные.

Ночь – отличное время для глупых мыслей и потрясающих идей.
Вот мне и не спалось. Всё крутился на кровати, находясь под впечатлением прочитанной накануне конкурсной поебени.

«Ну, почему!?», восклицал я в полудрёме, «почему нельзя придумать название своему говну?!».
«И уж если с названием не повезло, то почему нельзя проверить говнокреатив в грамматике хотя бы ворда?!».
«Почему нельзя вставить хотя бы слово ирония, если иронии хуй ночевал?»
«Почему не написать «испанский стыд» в том месте, где предположительно афтар испытывает его за главного героя? Или мы все – за афтара?»
Ночь не давала ответов.
Но она давала советы.
Советы хуёвые, как пенсия бывшей учительницы русского языка и литературы, но заманчивые, как предложение забрать нигерийское наследство.
Поддался на уговоры собственного «я» и я.
Решил поучаствовать в конкурсе, но кагбэ исподволь.

Расскажу-ка я поучительную историю, практически из жизни знакомых, с ̶й̶о̶б̶а̶н̶н̶ы̶м̶ испанским стыдом, иронией, самоиронией и оригинальным названием.

И так, «На конкурс!»

Коленька и Оленька были предназначены друг другу судьбой.
Так считали их родители, дружившие семьями ещё до рождения детей, и, будучи сами пуританских нравов, сумели привить таковые и детям.
Детки же, бывшие одноклассники, даже «односадники», закончив музыкальную и среднюю школы, и ВУЗ выбрали один, чтобы никогда не расставаться.

Оленька была красавицей, Коленька – ботаном, что не мешало их взаимному чувству глубокой привязанности. Оленька, несмотря на красоту и постоянные обхаживания всевозможных кавалеров, постоянно под ручку с Коленькой и только с ним.
В команде чирлидерш она была чуть ли ни единственной девочкой – «всё для Коленьки, всё на после свадьбы».

Коля, как мог, ценил такое отношение к себе (что-то было еврейско-щепетильное в его характере), посему взял на себя заботу о здоровье их будущей крепкой семьи: оплачивал медицинскую страховку в дорогой стоматологии для Оленьки, фитнес-клуб, солярий, ну и так, по мелочи.

После распределения Оленька устроилась в строительную компанию офис-менеджером, её в этой работе привлекало, как она сказала, «раскладывать всё по полочкам».
Она была незаменимым винтиком в большом механизме компании. Её ценили все начальники отделов и, самое главное, «БороВ» - их шеф, Борис Викторович (БэВэ), человек жесткий, хотя и толстый.

Часто, встречая Оленьку с работы, Коленька дарил ей цветы.
Романтика возвышенных чувств и отношений.
Молодость и счастье. Оптимизм и вера в будущее.

Ирония в том, что располагаем мы своим счастьем, здоровьем, да и жизнью в целом, очень и очень в незначительной мере.

Сначала у Оленьки появился устойчивый неприятный запах изо рта. Потом к этому прибавился не очень здоровый цвет лица. Коленька отмечал это и записывал Оленьку на очередные сложные анализы.
Анализы показывали, что молодой, цветущий организм в порядке.
Оленьке начали надоедать анализы, она пропускала их, не ходила на приёмы к врачам.
Коленька начинал сердиться.
До размолвок не доводила только Оленькина всепоглощающая доброта, исходившая от неё в сторону любимого. И Коленька очередной раз обнимал Оленьку, прощая её за строптивый нрав.

«Глупенькая она у меня», думал Коленька, «ведь самое главное в молодости, это здоровье, деньги – пыль, с собой на тот свет не заберёшь. Всё будет хорошо. Всё будет хорошо...».

А Оленька, как и всегда, испытывала жгучий стыд за БороВа, за этого ненасытного самца, обожающего минеты, но категорически отказывающегося перед соитием мыться.