То яхонты, то аметисты сверкают и гаснут в волнах,
И берег темнеет скалистый, где спит на песке первонах.
Заплыв совершая то брассом, то кролем, то вдруг на спине,
Он всем показал, пидарасам, кто Главный при мелкой волне.

С усталой барменшей жопастой, подняв ледяные сто грамм,
Я пью за военные астры, как некогда пил Мандельштам.
Среди первонахов счастливых и мне побывать суждено,
Но не принимаю в заплывах участие я всё равно.

И как мне из века не выпасть? И, выпав, в него же не впасть?!
Пускай это будет как припездь, как неразделенная страсть,
Как будто в тоске и печали увидеть случайно пришлось,
Как жмет под луной на причале российскую девку пиндос.

Захочется крикнуть: “Зараза!” – и выпить, Отчизну кляня,
За розы в кабине КАМАZа, за всё, чем корили меня;
За ложь панибратских и свойских всеобъединяющих пут;
За музыку сосен савойских, которые здесь не растут.

А после поспать бы хоть часик, заняв под навесом топчан;
Но слышу над пляжем: «Пивасик! Рыбасик! Креветка! Рапан!»
Не важно, в гавайской рубахе иль в хаки под цвет конопли
Пиндос угодит в первонахи, а мы с первонахом в нули.

Когда это с нами случится? Не стоит наморщивать мозг.
К барменше зайдёт продавщица, закрыв по соседству киоск;
Хоть южная кровь не водица, но перебродило вино;
Я сам не любитель трудиться и с ними бухну заодно.

Итак: НАШИ БЕДЫ УЖАСНЫ! Нам их не дано превозмочь!
Мы пьём за военные астры (барменша полковничья дочь),
За слёзы, что льёт продавщица, о тех золотых временах,
В которые нам возвратиться не в силах помочь первонах.

Так не задавайте вопросы тому, кто полжизни проспал;
Когда выгружались пиндосы на феодосийский причал:
Смелы, белозубы, плечисты, в погонах и новых ремнях…
Сверкали для них аметисты и яхонты гасли в волнах.