«Эх, яблочко, куды котишьси, в ГубЧК попадёшь – не воротишьси…» - народное творчество

Система сбоила. Система захлебывалась. Некогда твёрдые челюсти системы МВД не успевали перемалывать возросшую преступность и людские судьбы, скорее прожевывали, словно беззубый человек - хлебный мякиш, а потом сплевывали, так и не проглотив.
Престиж службы в «органах» пробил очередное днище – не выплата и без того нищенских «зряплат» вышвыривала за забор последних профессионалов – работников ещё советской милиции.
В милицию набирали даже из «обезьянника» - служба - дело добровольное, не хочешь – езжай на «сутки» в бомжатник, а хочешь - добро пожаловать в «органы», сынок.
Шутка про - "Попал за пьянку в ментовку и дослужился до майора" - это не совсем шутка.
Объявления – в вагонах метро, на рынках, бегущей строкой по телевизору – требуются, требуются, требуются - милиционеры ППС, ГАИ, участковые, оперуполномоченные.

«Эх, наберут по объявлению – с тоской вздыхали «старики», глядя на «новобранцев», пришедших с сокращаемых Вооруженных Сил или рухнувших предприятий, - и хватались за голову.
Вместо того, чтобы начать своевременно платить хотя бы эти гроши и удержать кадровый костяк, Система пошла ва-банк, открыв во множестве «ликбез» - двухгодичные курсы по подготовке девятнадцатилетних лейтенантов, со средне–специальным образованием, прельщая кандидатов отмазкой от армии/
“Экстернат” и “ликбез” тут же окрестили в народе «либягой» или «мудышкой».

Следующим после Вадима в уголовный розыск прибыл из «мудышки» двухгодичник Димка, - высокий, худой с модной тогда стрижкой «ёжик», со сломаным в драке носом и большими красными ушами, больше похожий на «гопаря» с городской окраины, чем на работника рабоче-крестьянской милиции.
Да, милиция в молодой России, восставшей из страшного тоталитарного прошлого, так и осталась рабочие-крестьянской.

Дима завалился к Вадиму в кабинет. С вещами.
«Он будет жить на моих аршинах», - догадался опер, глядя на вновь прибывшего.
- А чо тут делать надо? – вместо «здрасьте» спросил новенький у Вадима.
- Жуликов ловить, – скорчив серьёзную мину ответил Вадим. Он проработал уже целый месяц, поэтому был суров, словно «дед» перед «духом».
- Диман, – протянул руку новичок.
- Вадим, – протянул руку в ответ опер.
- Ты как сюда попал?
-… по «распреду»… - вздохнул Дима, - двухгодичку закончил.
-… я тоже… по «распреду»… располагайся, – Вадим показал на пустующий стол Писи, - хозяин увольняется на пенсию.
- чего он так?
- Денег не платят, да и в историю влип…
- В какую?
- Хозяину этого стола, Саньку - опер ткнул пальцем в столешницу, - Пися ноги прострелил. Обе.
- Как?
- Задерживали автомобильных воров в гаражном кооперативе. Санек спортсмен, начал жуликов «паковать». Вот Пися решил ему подсобить, пострелять немного. "Помог" – обе ноги на вылет. Инвалид теперь Санек… а ведь хороший опер… был… - чуть не сказал Вадим.
Как он уже успел понять – бывших – не бывает…
- Весело…
- Угу, - хмыкнул опер, а про себя подумал, - постреливают, да…
Обмен впечатлениями о службе прервал влетевший в кабинет Хохол.
– Товарищи офицеры! - скомандовал Вадим. Опера вскочили.
- Ты кто? – глядя между операми спросил Николав.
- Оперуполномоченный Пятницкий, - на всякий случай сказал Вадим.
-… да тебя я уже знаю… все знают… а это кто? – показал он глазами на Диму.
- Оперуполномоченный Берестнев…
- Что то ты молодой какой-то? Двухгодичник?
- Да… - Дима потупил глаза в пол, будто бы извиняясь.
- В армии служил?
- Нет…
- Что мне с тобой делать? – погрустнел Хохол, - тут милиция, а не детский сад… ладно, сейчас бежишь в ГУВД, там в кабинете номер 99 получаешь матпомощь – два оклада, два звания. Тебе положено, как молодому специалисту.
- А мне? – хотел спросить Вадим. Деньги ему были нужны. Если едой и кровом его обеспечивали дед и бабушка, то Ирочка так и осталась не выгуленой… Но – промолчал.
-… а ты, - работай – кивнул ему Хохол, - придут деньги, - и ты получишь. Жди. А пока занеси на проверку оперативно-поисковые дела…
- Есть, – с досадой ответил Вадим, - в ОПД давным-давно конь не валялся…

****

Заместитель начальника Управления собственной безопасности, полковник Толстой откровенно скучал. Заняв вышестоящую должность после работы в «бандитском» отделе РУБОП, сажать своих он так и не научился – морально не смог перейти на другую сторону баррикад.
Нужно было сломать себя, но в предпенсионном возрасте это получалось плохо.
Прекрасно понимая, что УСБ создано совсем не для уничтожения оборотней в погонах, и тем более не для защиты честных сотрудников от негодяев, а для устранения неугодных и наказания непричастных – он тяготился своей работой.
Неопределённость, неуверенность в своей правоте мучала его – «Мента сажаю, - плачу…» - жаловался он коллегам.
Мыши плакали, кололись, но продолжали жрать кактус – как говорится…
Стук в дверь прервал его размышления о бренности бытия и неизбежности пенсии.
- Разрешите? – в дверях нарисовался незнакомец.
«Жаловаться гопник какой-то пришёл, наверное, опера его «прессанули», – оценил внешний вид посетителя полковник, - украдут, ограбят, убьют, от оперов огребут – а потом бегают жаловаться. И не западло честному бродяге мусорам на мусоров стучать?»
- Да, проходите, присаживайтесь – указал на стул «гопнику» полковник, - слушаю вас.
- Я за «подъёмными» пришёл, – заявил гопник.
- За чем? – удивился «гестаповец».
- Ну, за материальной помощью, - замялся гопник, - два оклада и два звания. Мне положено. Как выпускнику.
Полковник посмотрел на просителя, как смотрит молодая доярка Клавдия на Филиппа Киркорова – с восхищением и удивлением.
- А вы где трудитесь, молодой человек? – стараясь не выдать своих чувств, поинтересовался Толстой.
- Во Фрунзенском ОВД, в уголовном розыске, оперуполномоченный Берестнев – гордо заявил Диман.
«Хохол, его приколы, ууу, юморист, - подумал старый опер, - ну я ему…»
- А чем вы можете быть полезны нашей организации? – стараясь не выдать смех, спросил гестаповец.
- Службой, наверное, - немного растерялся выпускник.
- Службой?
- Ну да…
-…а… ну тогда, - пишите – полковник протянул выпускнику лист бумаги и ручку.
- Что писать?
- Пишите, я диктую…
- Я, фамилия, имя отчество,
- Я, Берестнев Дмитрий Владимирович – бубнил выпускник, старательно выводя буквы.
-… обязуюсь оказывать содействие на негласной основе органам собственной безопасности в выявлении, пересечении и раскрытии преступлений...
Дима писал, старательно дублируя сказанное, - что происходит он толком не понимал, но перспектива получить материальную помощь манила его.
-… добровольно избираю себе псевдоним… - «особист» на секунду задумался, - «Берестнев… прилип, как клей, дурачок…» - «Клейстер», – продиктовал он оперу, - подпись, дата. Написал?
- Написал, - выдохнул Димон. Писать он не любил, и был рад, что писанина закончилась.
Толстой вырвал у него подписку, - можете идти, молодой человек…
- А деньги?
«От мёртвого осла уши, получишь у Пушкина, дефективный», – подумал Толстой глядя на красные уши новообретенного агента «Клейстера», - вам позвонят, идите.
Клейстер озадаченный отсутствием денег вышел из кабинета.

Толстой впал в истерику. Он смеялся, нет, ржал, долго не мог прийти в себя от смеха.
Немного очухавшись, трясущимися руками набрал номер кабинета Хохла.
-Але, Игорь? – вцепившись в трубку спросил особист,
- Привет, Толик. Чего это мне гестапо звонит? – поинтересовался Хохол, - я с утра взяток не брал!
- Факс прими, Игорь Николаевич, - сказал Толстой, запихивая подписку в факсимильный аппарат, - ну ты и клоун, бля...
Так оперуполномоченный-гопник Дима Берестнев стал «Клейстером».
Факс с подпиской Хохол подарил Диме на память, - думай что пишешь, и тем более, что подписываешь. Ну а если написал и подписал – то не удивляйся…

****

Проснувшись вечером, Вадим привёл себя в порядок и набрал номер домашнего телефона Ирочки.
- Алло, - прощебетали в трубке, как Вадиму показалось, весело.
- Привет, - это я... - выдохнул в трубку опер. Он боялся ее реакции на звонок - да, он не ошибся, - она обрадовалась.
- Ты знаешь, - я прическу поменяла, - похвасталась Дюймовочка, - волосы остригла, у меня теперь -”каре”.
- Зачем?
- У них карма плохая, - то за них Ваня хватается, то вот, стрельба...
- Хотелось бы увидеть…
- Завтра увидишь… - затараторила Ирочка.
Нет, она не была железной леди, нет, просто умела менять маски. На другом конце провода висела обычная девчонка со своими волнениями, переживаниями, страхами, тоской, весельем.
В городе она была одна – приехала с Дальнего Востока, где служила два года после окончания Академии ФСБ где-то на границе.
О своей службе не сказала не слова - служила и всё.
Опер и не настаивал – понимал, что есть вещи, о которых вслух не говорят. Его это не интересовало, - страшных историй хватало и здесь, в райотделе.

Да, в город позвала тётя, да, с перспективой в суд. Нет, не блатная – место в следствии нашла сама, почти по объявлению.
Коллектив хороший, весёлый – жаль, зарплату не платят – родители помочь ничем не могут – обычные люди.
Встретиться? – только после работы.
Вадим не настаивал – денег даже на букет цветов не было.
В конце весёлого трёпа Ирочка послала ему поцелуй через трубку – оперу стало приятно.
- Пока? – До завтра, чмоки.

****

Завтра наступило быстро – Ирочка моментально превратилась из принцессы в жабу – холодно смотрела на него, не выделяя из общей массы сотрудников – мужчин.
«Каре» было действительно прекрасным – оно превратило Ирочку в молоденькую парижанку - да, именно так Вадим представлял француженок, - маленькие, со короткой стрижкой и игривыми глазами.
К себе в кабинет на чай Дюймовочка не звала… ну и ладно… - сплетни ей были не нужны.
Пусть сама ест дорогие конфеты, - с улыбкой, тепло думал опер, - ОБЭП ещё принесёт.
Понятно, дело было не только в её красоте – она выставляла «бэхам» «палки» в виде дополнительных преступных эпизодов.
Через пять – семь лет такие «палки» у следователей опера будут покупать за наличные деньги – голодные «лихие 90-е» сменит коррупционная «стабильность», а потом любительскую милицию сменит профессиональная полиция – ментовка «не вписалась в рынок».

О милиции будет приказано забыть, будто её и не было…

****

Дюймовочка нуждалась в деньгах и не в «пайковых», и не в одном окладе…
Ирочка попросила Крупскую, - товарищ начальник, мне нечего есть и нужно снять квартиру. Начальник следствия подписала рапорт, согласовала у Хохла и вручила Ирочке – мол, получай, как знаешь, намекая на тётку – судью.
Тётка была бабой понимающей - позвонила начальнику ФИНО ГУВД, после чего он выписал матпомощь бедной девочке – в сумме трех тысяч рублей – чуть меньше, чем две её месячных зряплаты.

Довольная Дюймовочка выписала «расходник» и заняла очередь в кассу.
Как и подобает следователю, она была одета в строгую синюю кофту и юбку ниже колен – никто в очереди на неё особого внимания не обратил – сидит себе ребёнок и сидит, - мало ли, может, в командировку нужно.
Вместе с Ирочкой в очереди в кассу сидели два полковника – один в зелёной форме внутренней службы, а второй – в милицейской.
Полковники весело шутили, смеялись и поглядывали на Ирочку – красавицу, даже пытались немного заигрывать с ней, таинственно подмигивая.
- Блин, дом дострою – говорил зелёный «полкан» серому.
- Сыну «десятку» возьму – хвастался второй.
Ирочка не обращала внимания на их разговоры – мало ли, о чём треплются мужики. В райотделе все мужчины – трепачи - менты потому что. Мелят злым языком, а правды не говорят.
Когда открылась касса Ирочка встала следом за страждущими денег «полканами».
При ней, в кассе «зелёный» получил матпомощь – 150 тысяч рублей, а «серый» – 140…
Полканы скинули наличность в заранее припасенные пакеты – и, довольные, ушли.
У Ирки от увиденного отнялся язык, она молча получила свои три тысячи и побрела в РОВД.
- Получила деньги? – спросила у неё Крупская.
- Получила, - выдохнула Ирочка.
- Не займешь 500 рублей, у нас дома есть нечего, а нам только за март пайковые обещают...

- А вы знаете, Татьяна Владимировна, - Ирочка молча положила перед начальником 500 рублей, - вы знаете?
- Что?
- я в кассу стояла… передо мной два полковника… - Ирочка рассказала грустную историю про двух счастливых людей, достраивавших дома и покупавших машины…
Без того выпученные глаза Крупской вылезли из орбит…
- Ах они твари, - всплеснула она руками, - у нас 200 человек не могут еду купить… ну хватит с меня, сейчас я им устрою… - подскочила с кресла жена отца русской революции с места, - с меня хватит!

****

- А ну, дай сюда, - Крупская схватила дежурного за руку, пытаясь вырвать тангенту «громкой» связи.
- Не дам… - по-бабьи завизжал Иваныч, - ты бунт решила поднять?
- А ты как думаешь? Хочу – вы мужики не можете, языки в жопу засунули, а моим следователям есть нечего! – казалось, Татьяна сейчас плюнет майору в глаза, - объявляй сбор личного состава! Я, как заместитель начальника отдела – имею право!
- Следствие ты имеешь право собирать!
- Я на всё имею право, я – человек, в конце концов, а не рабыня, – а ну, объявляй сбор!
- Не буду! – сказал Алексей Иванович, бросив тангенту на стол
- Сама объявлю, - Татьяна схватила тангенту со стола, - Внимание, личному составу Отдела собраться в классе службы! Повторяю, личному составу Отдела собраться в классе службы! – вот, - кинула она тангентой в дежурного, - а ты дальше сиди, трясись за свою жирную жопу, тьфу – не мужик, а баба в штанах.
- Я за Хохлом дежурную машину направляю, - заорал майор, - пусть сюда едет, с вами разбирается.
- Пусть едет, - Крупская посмотрела на дежурного, как на говно, - может он руководству УВД лично сообщит, что отдел на бунт пошёл! Он начальник – пусть отвечает!
- 269 - Прут! – схватил рацию дежурный.
Тишина в эфире.
- 269 – Пруту ответь – проорал дежурный в старую советскую рацию.
- 269 – Пруту ответь – прогремела « громкая».

Из комнаты отдыха суточного наряда вышел заспанный дежурный водитель Толик.
- На связи, Алексей Иванович, - зевая, пробурчал он, - чего разорался?
- Тьфу, бля, – перепутал «громкую» с рацией, - осекся майор, езжай за Хохлом домой, - в отделе кипишь, на бунт пошли…
- Кто?
- Дед Пихто, езжай за Хохлом, кому сказано!
- Что передать?
- Пусть сюда едет. Забастовка в райотделе!
- Чо?
- Ничо, езжай, кому сказано!
- Так забастовка если, то я тоже бастую… Не поеду! – с улыбкой догадался Толик.
Рука дежурного потянулась к кобуре.
- Еду, Леха, еду… - заржал Толик

****

В разгар рабочего дня собрать личный состав трудно, но можно – следствие было на месте почти в полном составе, розыск и участковые – немного, но были…
- Я вас чего собрала, уважаемые коллеги, - Крупская поправила на себе очки в роговой оправе с огромными линзами, - все мы уже пол года не получаем денежное довольствие. Сейчас нам обещают пайковые за март. Уже месяц обещают, - у всех семьи, дети… Ситуация критическая, - кашлянула она, - Ира, расскажи коллегам, что ты сегодня видела?
- Я сегодня получала материальную помощь, три тысячи рублей, все знаете, что я в городе чужая, родственников нет. Мне помогла Татьяна Владимировна получить деньги, что бы снять квартиру – Ирочка, будто извиняясь, кивнула на Крупскую…
Личный состав закивал головами, мол, понимаем.
- Ну, в общем, в кассе передо мной два полковника стояли, один в зелёной форме, другой в серой. В общем, они почти триста тысяч получили… Всё… - Дюймовочка осеклась и без разрешения села на своё место.
- Кто это был? – закричали из зала.
- Откуда я знаю, я же не местная… - Ирочка покраснела и замолчала.
- Я понял о ком речь, но не скажу, – зло усмехнулся Розенбаум.
Все согласно закивали головами, мол, тоже догадались.
О ком шла речь, - Вадим не понимал, - в ГУВД он никого не знал, с полковниками и генералами знаком не был.
Внезапно дверь распахнулась, в двери показался опоздавший Ваня Ваня.
- Разрешите, товарищ начальник? – участковый расплылся перед Крупской в реверансе.
- Лужецкий, мне иногда кажется, что ты на собственные похороны опоздаешь, - проворчала главный следователь.
- Я о друге заботился, Татьяна Владимировна…- честно и откровенно признался Ваня.
- Что ты несёшь, Лужецкий… о каком друге?
- О своём, о Митяе… - показал он пальцем на Трутнева.
- Иван Иванович, хватит паясничать уже…
- Я христианин, товарищ начальник, живот положивший за други своя… о коллеге забочусь…
- Ну и как ты заботишься?
- Вот!!! – участковый торжественно вытащил из кармана кителя две бутылочки детского кефира, - товарищ сержант у нас росточком не вышел… на тебе, Митя, «Растишку» от «Данон», расти большой – протянул он бутылочки Трутневу.
- Ну ты и клоун, - закивала головой Крупская.
Зал утонул в хохоте.

- Я предлагаю забастовку, - резанула воздух Крупская, жестом призвав коллег к тишине.
- Товарищи офицеры! – прозвучала команда, - в зал забежал запыхавшийся начальник КМ Дьяченко.
- Товарищи офицеры, - скомандовал он и прошёл в президиум. Хохол был невозмутим и спокоен – и не такое видали, мол…
- По закону мы не имеем права на забастовку! – заявил Николав без вступительных речей.
- А мы и не будем бастовать… мы сядем по кабинетам и ни хрена делать не будем… - заявила начальник дознания, одинокая дама бальзаковского возраста.
- А вы и так сидите и ни хрена не делаете! Вы, Анна Юрьевна, можете только языком работать! – ответил Дьяченко, - зал опять взорвался смехом, глядя залившуюся краской «дознавашку», - кто по направлению дел в суд второй квартал завалил?
Капитан замолчала, уткнувшись в ежедневник.
- А я молчать не буду, - пробубнил пьяный Бубнов с заднего ряда, - желаю, чтобы все!
- Я не знаю, кто такая эта ваша Анжела Дэвис, - но я завтра на работу не выйду, - спародировал его Ваня, цитируя старый советский анекдот.
- Ваши предложения? – прервал дебаты Дьяченко.
- Сообщить дежурному по ГУВД о приостановке работы до выплаты денежного довольствия в полном объёме, - за исключением дежурной смены, – заявила Крупская. Все остаются на рабочих местах, уходят по распорядку дня – в 18.00 все свободны, без переработок. Совещание считаем собранием трудового коллектива.
- Тогда, Татьяна Владимировна, - каждый голосует открыто, - заметил Дьяченко, - каждый осознает, что нарушает Закон и пусть каждый ответит за свои поступки персонально. Кто за – встать!

Первой вскочила Крупская, второй – Ирочка, - каша заварилась из-за неё...
Как ни странно, третьим встал вечный пофигист Розенбаум – он встал спокойно, уверенно глядя чёрными глазами на начальство.
- Василич, а ты чего? – удивился Хохол, - у тебя жена не бедная, магазины со шмотьём…
Жена Василича «челночила» женскими шмотками, мотаясь в Италию, и перепродавая их на городском рынке.
- А потому, что я - не быдло, - пожал плечами Розенбаум, - мы не рабы – рабы - немы, - так меня в школе учили…
Вслед за вожаком потянулась стая товарищей – оперативный состав. Выронив из трясущихся рук ежедневник, встал и Бубнов - но его схватил за брючный ремень сидящий сзади Ваня, – Сядь, Серёга, ты алкаш, а значит - недееспособный, не имеешь право голосовать! – шутливо закричал на него участковый.
- А ты чего бунтуешь? - заорал в ответ Бубнов, - тебя участок кормит!
Вадим понимал, чем лично для него может обернуться участие в саботаже, тем более фактически он не получил всего одну зарплату… но встал вместе со всеми.

Розенбаум внимательно глянул на молодого, как тому показалось – с одобрением…
Последним из ОУР встал Клейстер, - судя по помятому лицу, он где-то всю ночь куролесил, и встал за компанию – ему, как новичку, было бунтовать бессмысленно – зарплату он ещё не заслужил.
«Гуртом и батьку бить легче» - глядя на Клейстера вспомнилась поговорка.
Участковые встали все – видимо, околотки не кормили...
Встал весь ОБЭП, во главе с начальником, немногословным старым подполковником – Михалыч был очень уважаемым человеком в городе, ещё со времен ОБХСС.

Команду свою держал в кулаке – встали почти одновременно, не розыскная вольница – дисциплина.
Вопреки сложившемуся о службе мнению, там тоже далеко не шиковали.
ГАИшники щерились друг на друга и прикидывались ветошью, не вставая – мент гаишнику не кент, воистину.
«Роботы» из ППС ждали команды – но ротного не было – сидели молча.

Следствие, дознание - встали все, - в основном женщины - юстиция держится на хрупких женских плечах.
- Кворум есть, можете дальше не вставать, – сообщил Дьяченко.
- Пайковые привезли! – в зал вломился дежурный.
- За март? – усмехнулась Крупская.
- Все, - сообщил Алексей Иванович.
- Быстро в ГУВД сориентировались, испугались скандала, – съязвил начальник ОБЭП.
- Я не буду получать одни «пайковые», – заявила Крупская, - только всю задолженность полностью.
- Я тоже. Поддержу родное следствие, - Иваныч, передай в ГУВД, - нам деньги не нужны. Мы душой богаты, русской, – ухмыльнулся Розенбаум.

… на бунт сатрапов и держиморд, как и положено в России - бессмысленный и беспощадный, с удивлением и радостью смотрел гипсовый муж Крупской.